Романтический стиль в повести Куприна "Суламифь"

По мнению Н.Н. Старыгиной, темабольшой любви всегда привлекала внимание Куприна, но в данном случае она послужила поводом для стилизации, по существу органически чуждой реалистическому, очень «земному», предметному, всегда вдохновлявшемуся непосредственными жизненными наблюдениями творчеству писателя. Куприн использует прием стилизации, активно насыщая повесть тропами и риторическими фигурами, основанными на образах природы — растительной и животной. Если в Песне песней упоминание многочисленных видов растений (виноградник, кипарис, кедр, гранат, фимиам, мирра и т. д.) и животных (голубь, ворон, горлица, лиса и т. д.) несет следы мифологизации природы, то в повести Куприна таким образом создается образ единения мира людей и мира природы, общности законов, которыми управляются оба мира.

Сюжет Книги Песни Песней Соломона позволяет двойное трактование: это и история любви царя Соломона к простой девушке Суламиты (Суламифи) или любовь одной из девушек в гареме Соломона к простому пастуху -противопоставление чистой любви законам восточного «гарема». Также и интерпретация действующих лиц Песни Песней лежит в диапазаоне от двух (Соломон-Суламифь) до трех (Соломон -Суламифь-пастух). Как видно, вторая интерпретация сюжета прямо противоречит той сюжетной схеме, которая легла в основу повести Куприна. Куприн устраняет из повествования всех посторонних лиц (пастухи — фигурируют только как братья Суламифи, но зато вводит иное действующее лицо — одну из жен Соломона египтянку царицу Астис . Вероятно, Куприну важно было противопоставить любви Соломона и Суламифи — чистой, жертвенной (Суламифь отдает свою жизнь за спасение возлюбленного), где душевное единение неотделимо от телесного животной любви — страсти, любви -ревности, порождающей смерть (убийство). Эта последняя воплощена в жуткой древнеегипетской мистерии, посвященной любви Исиды и Осириса, описанной автором во всех страшных подробностях.  Так одну антитезу, которую можно усмотреть в оригинальном древнееврейском тексте автор заменяет на другую: жертвенной любви, которая превыше смерти противопоставлена любовь властная, которая несет ревность и смерть. На уровне персонажей эта антитеза воплощена в трех основных персонажах: Суламифь-Соломон-Астис, а две героини  - воплощение противоположных аспектов любви как жизнь и сметь. Антитеза — характерная черта романтического метода, и к ней Куприн прибегал у же в повести «Олеся», противопоставляя мир города, цивилизации миру природных и настоящих чувств. Но в повести «Суламифь» антитеза более глубокая -философская — это противопоставление двух образов любви: возвышающей, жертвенной, альтруистической и эгоистичной, жаждущей власти над другим и рабства, опускающей человека на дно самых низких побуждений, вплоть до способности убивать, как это произошло с царицей Астис и молодым Элиавом. Не случайно, что религиозная терпимость Соломона в повести Куприна касается всех религий мира, кроме тех, которые требуют человеческой (особенно детской) жертвы. Мир Соломона и Суламифи — это мир торжества жизни во всех ее проявления, где нет места смерти, зависти, злобе. И даже погибая,разрушаясь во времени историческом, этот мир торжествует в вечности.

Богатый исторический материал, который освоил Куприн при работе над повестью, нашел воплощение в многочисленных описаниях строительства Иерусалимского храма, дворца Соломона, египетского святилища, подробном описании разнообразных материалов, которые пошли на украшение храмов и дворца, описании мозаик, рисунков, тканей, в изложении жуткого мистериального обряда оскопления в честь богини Исиды, в изложении достаточно многочисленных легенд, верований, культов, которыми богаты древневосточные цивилизации. Поражает, насколько плотен этот пласт в произведении, насколько насыщена повесть полулегендарными-полуисторическими образами. Одна сцена рассказа Соломона Суламифи о драгоценных камнях настолько подробна в деталях, что занимает несколько страниц и почти целую главу повести. Н.Н. Старыгина замечает, что Куприн, возможно, имел в виду и аллегорический смысл драгоценных камней: они выражают идею суетности и тщеты. Эта идея, какизвестно, одна из центральных в Екклезиасте. Она воспроизведена и в легендеКуприна: «И увидел он в своих исканиях, что участь сынов человеческих иучасть животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех,и нет у человека преимущества перед скотом. <...> И однажды утром впервыепродиктовал он Елихоферу и Ахии: — Все суета сует и томление духа, — такговорит Екклезиаст». (Ср.: Екклезиаст, 1:14; 3:19).

Образ Соломона окружен женскими персонажами. Каждый из которых — воплощение одной из граней образа любви. Восточными преданиями Куприн обогащает сюжет царицы. Савской. В Третьей книге Царств(10:1-13) сообщается о драгоценных дарах царицы Савской, восхищенной мудростью Соломона, о красном дереве, подаренном ею (Куприн использует этот факт вповествовании о строительстве дома в I главе). Куприн дополняет эти сведения преданиями об испытаниях Соломона царицей Савской и мусульманской легендой охрустальном поле.

Автор «Суламифи» достаточно точно и тщательно воспроизводит все основные сведения, данные в Библии; использует, казалось бы, незначительные и неважные для его повествования детали (трон матери, например). Вместе с тем сведения, почерпнутые из Библии, приобретают особенное звучание и значение в тексте благодаря: а) «обрамлению» художественным вымыслом; б) определенному стилистическому контексту; в) заимствованиям из Корана и легенд, придающим восточный колорит повествованию. Так,например, Куприн развивает мотив, представленный в Коране, создавая образ Соломона: «И так велика была власть души Соломона, что повиновались ейдаже животные: львы и тигры ползали у ног царя, и терлись мордами о его колени,и лизали его руки своими жесткими языками, когда он входил в ихпомещения». В Коране говорится, что Сулайман обладал множеством чудесныхспособностей: ему, например, подчинялись птицы (27:20-45) и ветер (21:81;38:35), был понятен язык птиц (27:17), муравьев (27:18-19). Привлеквнимание писателя и мотив перстня Соломона, популярный в мусульманскихпреданиях: <<На указательном пальце левой руки носил Соломон гемму изкроваво-красного астерикса, извергавшего из себя шесть лучей жемчужного цвета.Много сотен лет было этому кольцу, и на оборотной стороне его камня вырезанабыла надпись на языке древнего, исчезнувшего народа: «Всепроходит»>>. В легендах говорится, что перстень придает Соломону (Сулайману) власть и силу. Благодаря своему магическому кольцу Соломон сталповелителем духов, как свидетельствует предание.

Несмотря на то, что автор обращался к трудам специалистов, не всегда он исторически точен в описании религиозных обрядов, национальных одеяний и других подробностях быта людей той эпохи. Но автор и не преследует цель создать исторически выверенный образ конкретного времени, но скорее художественно сублимированный хронотопический образ (образ пространства-времени), который на самом деле — вне конкретного исторического времени и пространства или над ними, это пространство и время, в котором существует Абсолютная любовь.

По мнению Н.Н. Старыгиной, характер жанровой стилизации Куприна определен эстетической ориентацией не на библейские (ветхозаветные) сказания, а на древневосточную эстетическую традицию. Направленность жанровой стилизации Куприна мотивирована объективно: основной источник легенды («Песнь песней» и «Екклезиаст») был создан в русле древнеегипетской поэтической традиции. Кроме того, обращенность Куприна к  древневосточной традиции соответствовала его установке создать в произведении яркий и живописный мир,полный радости и веселия, жизни, любви и красоты.

Н.Н. Старыгина также замечает, что Куприн имитирует в легенде «знакомые» русскому читателю принципы и приемы композиционно-словесной и образной организации художественного материала,свойственные восточным преданиям. То есть он воспринимает древневосточную эстетическую традицию опосредованно: через ее преломление в русской культуре(например, переложения и переводы, картины и музейные экспозиции),сформировавшее у массового читателя стереотипные представления о стилистике восточной поэзии (например, под влиянием сказок «Тысяча и одна ночь»). Помимо того, Куприн подключается к мифологической и древней эпической традиции, чтозначительно расширяет круг читательских ассоциаций.

Композиционно-сюжетная структура легенды, по мнению Н.Н. Старыгиной, определяется сопряжением трех планов повествования:легендарно-исторического, философско-«познавательного» иинтимно-личного. В легенде чередуются главы, в которых воссозданы и описаныдеяния царя Соломона, его размышления и проповедь, любовные отношения Суламифии Соломона. Меняются, соответственно, приемы организации художественного времени. В легендарно-исторических главах все направлено на то, чтобы создать у читателяощущение исторической перспективы. Рассказ о царствовании Соломона носититогово-обобщающий характер: речь идет о том, что сотворил Соломон за времясвоего царствования (построил храм Господень, царский дом, построил «капище» Изиде — главы I, II, Х). Вторая глава завершается фразой:«Так живописал царя Соломона Иосафат, сын Ахилуда, историк его дней»,- фиксирующей дистанцию во времени: расстояние между эпохой Соломона и временемчитателя. В философско-«познавательных» главах не только описан Соломон как мудрец, постигший «составление мира и действие стихий, <...> начало,конец и середину времени» и т.д. В них царь показан в конкретных поступкахи высказываниях, свидетельствующих о его мудрости (глава V — суд Соломона) ипознаниях (глава VIII — о драгоценных камнях). Здесь время не конкретизировано: появляется чувство вечности, так как мудрость Соломона, запечатленная в слове («Три тысячи притчей сочинил Соломон и тысячу и пять песней»), донесла его имя до потомков. Интимно-любовныйплан повествования соединяет временную конкретику и вечность. С одной стороны,это семь дней и ночей любви Соломона и Суламифи, вместившие все этапы развитиячувства и трагический финал любви. С другой стороны, «нежная и пламенная,преданная и прекрасная любовь, которая одна дороже богатства, славы и мудрости,которая дороже самой жизни, потому что даже жизнью она не дорожит и не боитсясмерти», — то, что дает жизнь человечеству, то, что не подвластно времени,то, что связывает отдельного человека с вечной жизнью человечества.

Организацияхудожественного времени в легенде Куприна способствует тому, чтобы читательвоспринимал случившуюся когда-то любовь двух людей как необыкновенное событие,запечатлевшееся в памяти поколений.

Куприн нашелеще один художественный прием, вырабатывающий у читателя именно такое отношениек изображенному событию. Это особая структура портретов главных героев,благодаря которой герой с его чувствами и мыслями воспринимается не только и нестолько конкретным и неповторимым индивидом, а как образ человека, облик ихарактер которого дошли до потомков в «культурном преломлении», черезпризму изобразительного искусства, исторического повествования, легендарногосказания. Подобноевосприятие образа царя Соломона в тексте мотивировано указанием на то, что его«живописал» историк Иосафат: "<...> поистине был прекрасен царь, как лилия Саронской долины! Бледнобыло его лицо, губы — точно яркая алая лента; волнистые волосы черны иссиня, ив них — украшение мудрости — блестела седина, подобно серебряным нитям горныхручьев, падающих с высоты темных скал Аэрона; седина сверкала и в его чернойбороде, завитой, по обычаю царей ассирийских, правильными мелкими рядами. Глаза же уцаря были темны, как самый темный агат, как небо в безлунную летнюю ночь, аресницы, разверзавшиеся стрелами вверх и вниз, походили на черные лучи вокругчерных звезд. И не было человека во вселенной, который мог бы выдержать взгляд Соломона, не потупив своих глаз. И молнии гнева в очах царя повергали людей наземлю. Но бывали минуты сердечного веселия, когда царь опьянялся любовью, или вином, или сладостью власти, или радовался он мудрому и красивому слову, сказанному кстати. Тогда тихо опускались до половины его длинные ресницы, бросая синие тени на светлое лицо, и в глазах царя загорались, точно искры в черных брильянтах, теплые огни ласкового, нежного смеха; и те, кто видел эту улыбку, готовы были за нее отдать тело и душу — так она была неописуемо прекрасна. Одно имя царя Соломона, произнесенное вслух, волновало сердце женщин, как аромат пролитого мира, напоминающий о ночах любви. Руки царя были нежны, белы, теплы и красивы, как у женщины, но в них заключался такой избыток жизненной силы, что, налагая ладони на темя больных, царь исцелял головные боли, судороги, черную меланхолию и беснование. .."[1]. Стилистика древневосточного изобразительного искусства в этом описании просматривается в спокойной ритмике повествования, в стремлении передать ощущение мощи и величия героя, в идеализации образа царя, а также в цветописи портрета (бледное лицо, алые губы, черные волосы...), в выделении глаз в изображении (в древневосточных скульптурах выразительность глаз подчеркивалась инкрустацией, что придавало изображению еще и декоративность; в портрете это передано через сравнение:«походили на черные лучи вокруг черных звезд»). Не теряется здесь и такая деталь: «борода, завитая… правильными мелкими рядами»). Ориентация на древневосточное словесное искусство проявляется в гиперболизации («И молнии гнева в очах царя повергали людей на землю»), системе сравнений («как лилия Саронской долины», «как самый темный агат»,«точно искры в черных брильянтах», «как аромат пролитого мирра ,напоминающий о ночах любви» и др.), в синтаксической организации фрагмента текста, создающей особенную ритмичность повествования. В стилизованном описании внешности Соломона соединены разные эстетические традиции, зафиксированы ориентации на различные культурные пласты. Это и создает в данном случае чувство «эпического времени», ощущение исторической дистанции, в начале которой — эпоха царя Соломона, в конце — время современного читателя.

При описании внешности Суламифи подобные ощущения достигаются иными способами организации художественного материала. Здесь ориентация на древневосточную культурно-эстетическую традицию(словесное искусство и изобразительное) сочетается с указаниями на то, как воспринял героиню Соломон. Последнее выражено, во-первых, опосредованно — в слове повествователя. Во-вторых, непосредственно в высказываниях героя. Но слово героя в данном случае — поэтическое выражение его чувств. То есть это «окультуренное» слово, с которым читатель знаком, а автор ему как бы напоминает об этом знакомстве через стилизацию «Песни песней» или через прямую цитатацию из ветхозаветного текста. Портрет героини в легенде выполнен тонко и достаточно искусно. Куприн сочетает«звуковое» и живописное описания, комментарий повествователя и высказывания героев.

Сначала царь Соломон слышит «милый женский голос, ясный и чистый, как это росистое утро». Затем возникает общая картина: "Девушка в легком голубом платье ходит между рядами лоз.... Рыжие волосы ее горят на солнце». .. Так поет она... " Общая картина сменяется силуэтным рисунком,  типичным для древневосточного изобразительного искусства: «Сильный ветер срывается в эту секунду и треплет на ней легкое платье и вдруг плотно облепляет его вокруг ее тела и между ног. И царь на мгновенье, пока она не становится спиной к ветру, видит всю ее под одеждой, как нагую, высокую и стройную ...". Силуэтный рисунок дополняется детализированным описанием внешности героини, содержащим конкретизирующие и эмоционально-оценочные детали: «Невыразимо прекрасно ее смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы, в которые она воткнула два цветка алого мака, упругими бесчисленными кудрями покрывают ее плечи, и разбегаются по спине, и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то красных сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую шею». Портрет героини завершается поэтическим описанием ее внешности, сотканным из реминисценций из Книги Песни песней царя Соломона: «О нет, солнце сделало тебя еще красивее, прекраснейшая из женщин!". Куприн не просто воспроизводит текст из Песни песней, он как будто восстанавливает творческий процесс — создание поэтического шедевра царем Соломоном, вдохновленным красотой девушки. Совмещение в портрете Суламифи, с одной стороны, непосредственного восприятия, сиюминутного видения, вызванных им впечатлений и чувств героя и, с другой стороны, поэтического произведения, вошедшего в культуру, в искусство, вызывает у читателя ощущение присутствия при событии зарождения любви и формирует осознание завершенности этого великого события, ставшего легендой, запечатленного в слове поэта. Кроме того в строках «И когда наступало утро, и тело Суламифи казалось пенно-розовым...» содержится аллюзия на миф об Афродите. Образ героини воспринимается в ореоле мифологических и литературных ассоциаций, что бесконечно обогащает его содержание. А благодаря художественному — скрытому — сравнению с богиней Афродитой,«златой», «вечно юной, прекраснейшей из богинь», образ Суламифи воспринимается читателем символом любви.