Тема «отверженных» в мировой литературе

Здесь также встает вопрос об определенных законах, по которым происходит восприятие. Два основных механизма рецепции (т.е. пересечения воздействия и восприятия, приводящего к порождению смысла) можно обозначить как «пересоздание» и «воссоздание». В.М. Жирмундский писал, что «пересоздание» представляет собой «новое творчество из старых материалов». Отсюда следует, что в типологическом плане В. М. Жирмундский считает восприятие родственным творчеству. «По мнению Л.Я. Гинзбург, «пересоздание» предполагает также проецирование на другого автора своей картины мира и способов ее воплощения. «Воссоздание» же предполагает исторический подход, ощущение дистанции, открытие «чужого» как такового». [13, 77]

Характерной чертой, выделяющей как французского, так и русского авторов из череды других писателей XIX века, является их глубочайший интерес к пиковым, стрессовым ситуациям в жизни человека, к сложным, противоречивым характерам, вообще склонность выходить за рамки обыденного.

Итак, как уже упоминалось  выше, при сравнении произведений следует учитывать соотношение жанров, способ повествования, композицию, тематику, мотивную структуру, систему персонажей, стиль и язык произведений.

И роман Гюго, и роман «Воскресение» Л. Н. Толстого носят антропоцентрический характер. Их тема: внутренний мир человека. (И в том и в другом случаях это убийство, и в том и в другом преступление не описывается, а осужденный не испытывает чувства раскаяния и стыда, и для Гюго в данной ситуации важно соотношение цены преступления и наказания.)

Возможно, Гюго считал, что наказание должно быть «внутри» человека; только через моральные страдания души происходит очищение преступника. Так было с героем «Отверженных» Жаном Вальжаном (которого излечили не двадцать лет каторги, а чистота священника Мириэля). По мнению Щенникова, «Гюго и Толстого единит вера в исходное и незыблемое нравственное начало личности, настойчиво противопоставляемая ими учению о социальной и исторической обусловленности сознания и поведения человека. С доверием к незыблемой нравственной природе человека и у Гюго, и у Толстого связана вера в массы, в их духовность – убежденность в том, что человек из низов, отягощенный пороками и предрассудками, не должен быть отлучен от исторического творчества».

Душевные переживания  главного героя романа «Воскресение» Л. Н. Толстого Дмитрия Нехлюдова, его поиски истины, познание самого себя, окружающих людей.

Проблемы, поднятые в  романе, никого не оставят равнодушным. Душевный кризис и последовавшее  за ним нравственное прозрение есть закономерное развитие личности. Проблему-вопрос «Быть или не быть» личностью? (даже не столько личностью, сколько человеком в высоком смысле этого слова) озвучивает Л. Н. Толстой в своём романе «Воскресение».

В целом же, основываясь  на вышесказанном, можно отметить, что  у Толстого и Гюго во многом сходны идейные позиции по отношению к личности, к проблеме добра и зла в душе человека. Е.М. Евнина говорит о том, что для всего творчества Гюго характерно представление о человеческой жизни, «как о постоянном противоборстве мрака и света». Толстой тоже заостряет на этом внимание. При этом обоих писателей объединяет вера в конечное превосходство добра над злом.

Проблема «воскрешения»  души сочетается в романе «Воскресение» Л. Н. Толстого  с проблемой социальных отношений в дворянско-буржуазном обществе. Именно социальная окраска произведения придаёт ему глубину и масштаб. Огромный охват жизни, широта и многообразие художественного материала, его необыкновенная сложность совмещаются с удивительной простотой плана, с цельностью и последовательностью сюжетного развития.

По мнению К. Г. Щенникова, «творческая близость Толстого и Гюго устанавливается прежде всего в сфере художественного стиля, поэтики». С этим нельзя не согласиться, основываясь на сделанных сравнениях. Произведениям обоих авторов свойственна «пронзительность». Ф. М. Достоевский говорил, что у Гюго «бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом с болью вспоминаются». [19, 382]

Отличительной чертой Толстого, является то, что «герои Толстого отличаются значительно большей диалектической сложностью, психологической глубиной и философской масштабностью, нежели аналогичные им типы у писателей-современников. Характеры Толстого психологически разработаны достовернее, чем их типологические родственники у Гюго, у которого они создаются зачастую средствами ораторского искусства и выражают прямую авторскую проповедь».

Тема просветления в  романе в некоторой степени перекликается  с таковой в «Воскресении»  Толстого. Но, да простит меня Лев  Николаевич, Гюго но его Жану Вальжану я верю больше.

Герои Гюго очень часто проходят путь понимания истины, преображения, «мгновенно», в несколько часов или минут. Герои Толстого встают на путь света вследствие мучительных поисков, и путь этот не может быть коротким. В этом Л. Н. Толстой более достоверен психологически. И Л. Н. Толстой и Гюго стремятся эмоционально воздействовать на читателя с помощью литературы. Однако у Гюго более ярко выражено стремление «превратить свои романы в трибуну, с которой поэт обращается к читателю».

В основу композиции романа «Воскресение» положена антитеза: противопоставление простых людей и представителей правящих классов, как раз в духе позднего Толстого. Это противопоставление намечается в самом начале произведения с изображения неравноправного положения молодого барина Дмитрия Нехлюдова и дворовой девушки Катюши Масловой. Писатель намеренно акцентирует внимание на деталях дорогой одежды Нехлюдова, его беспечном образе жизни. Ключевой сценой в романе является суд. Именно здесь герои встречаются вновь и отсюда начинается их путь к духовному возрождению.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава III. Традиции гуманизма в романе Л. Н. Толстого «Воскресение»

3.1. Создание романа  и его место в творчестве Л. Н. Толстого

 

Создания романа «Воскресение» необходима для нашего исследования, поскольку именно в те годы, когда шла интенсивная работа над ним, устанавливалось, корректировалось и оформлялось отношение писателя к его произведению. Создание «Воскресения» совпало по времени с работой Толстого над циклом статей об искусстве и эстетическим трактатом «Что такое искусство?». И этот знаменитый трактат, и роман «Воскресение» были завершены и опубликованы в один год - 1899-й - последний год XIX в. И если «Что такое искусство?» воспринималось современниками, как толстовское «Не могу молчать» в области эстетики, то и «Воскресение» первые из его читателей оценили как выдающийся «социально-гениальный» роман, а его противники определили жанр «Воскресения», как «социально-моральный памфлет» и увидели в нем вовсе не роман, а «обвинительный акт». [8, 123]

Толстой надеялся, что такими произведениями, как роман «Воскресение», он сможет послужить наступлению нового века, в котором произойдет обновление, возрождение жизни всех угнетенных, обманутых, обиженных людей. Можно привести из писем и дневников Толстого конца 80-х и 90-х годов немало признаний о том, что он хочет «писать роман longue haleine» (продолжительный - фр.) иначе, чем предшествовавшие ему романы, и, - когда началась над ним работа, — что он пишет «новое Воскресение».

Творческая история  романа, начавшаяся в 1889 г., прошла несколько этапов. Она была сосредоточена на решении нескольких художественных задач. Первая из них состояла в том, чтобы, до конца разработав сюжет «Коневской повести», выйти за его узкие рамки.

Изначально произведение писалось под названием «Коневская повесть», потому что в июне 1887 года Анатолий Федорович Кони рассказал при Толстом, историю о том, как один из присяжных заседателей во время суда узнал в обвиняемой за кражу проститутке ту женщину, которую он когда-то соблазнил. Эта женщина носила фамилию Они, и представляла собой проститутку самого низкого разряда, с изуродованным болезнью лицом. Но соблазнитель, вероятно когда-то любивший её, решил на ней жениться и много хлопотал. Подвиг его не получил завершения; женщина умерла в тюрьме.

Впечатлённый всем этим, Лев Толстой попросил Кони отдать ему тему. Он начал развертывать жизненную ситуацию в конфликт, и  эта работа заняла несколько лет  писательского труда и одиннадцать  лет раздумий.

Вторая задача, стоявшая перед автором, была еще более сложной: построить такую композицию произведения «большого дыхания», чтобы она позволила включить в нее картины русской пореформенной и предреволюционной жизни, осуществляя способ, который был использован Толстым при работе над «Войной и миром» и раскрыт им в двух словах: «захватить все». В «Воскресении» шире, чем в любом другом предшествующем произведении, Толстой использовал принцип художественного сопоставления, задачу которого он видел в том, чтобы обнажать «контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих». Толстой создавал «Воскресение» как, по его словам, «совокупное письмо», обращенное к миллионам читателей. И писатель не ошибся, полагая, что с романом познакомится еще при его жизни великое множество людей, живших в России и в зарубежных странах.

После того как «Воскресение»  впервые было напечатано в «Ниве», его опубликовали многие русские  издательства. За недолгий срок на родине писателя появилось около 40 изданий  «Воскресения». Во Франции за один 1900-й  год увидели свет 15 изданий романа. В Германии за два года «Воскресение» было издано 12 раз. Много раз роман Толстого был тогда же переиздан в Англии, Соединенных Штатах Америки и других странах.

В России «Воскресение»  печаталось с громадными цензорскими  купюрами: из 129 глав романа лишь 25 «пощадили» светская и духовная цензура. Во французской газете «Юманите», когда она редактировалась Жаном Жоресом, текст «Воскресения» был напечатан полностью. Бесцензурное издание романа впервые появилось в зарубежном издательстве «Свободное слово», руководителем которого был единомышленник Толстого В. Г. Чертков. За 1899-1900 гг. оно выпустило пять изданий полного, освобожденного от цезурных купюр «Воскресения».

В начале января 1900 г. газета «Россия» сообщала о том, что «роман Л. Толстого читали разом, вместо десятков тысяч, сотни тысяч людей. Он проникал в массы небогатых читателей, до которых нередко вести о выдающихся явлениях литературы доходят из вторых рук».

Интерес писателя к «типу  будущего», к «человеку из народа» (так он назвал главную героиню «Воскресения») возрастал по объективным и субъективным причинам. Первые из них порождала русская действительность, какой она складывалась в последние десятилетия XIX в. А вторые порождались логикой духовного развития писателя, нашедшего в себе силы взглянуть на развитие событий в стране и в мире, как он говорил, «снизу, от ста миллионов». Через год после первых публикаций «Воскресения», беседуя с одним из московских журналистов, Толстой заметил, что его последний роман доставил ему чувство глубокого удовлетворения. Чем оно было вызвано? «Я доволен этим романом, — говорил писатель, — так как высказал в нем то, что занимало меня давно». Это, во-первых. А вторая причина состояла в том, что, как подчеркнул Толстой, «круг читателей оказался огромным». Такова была оценка Толстым третьего из его великих романов, в которой есть две стороны — субъективная и объективная. Из их «сопряжения» возникает представление о том, что значило это «совокупное письмо» для его автора и для тех, кому оно адресовано.

Мировая слава Толстого к концу XIX столетия установилась настолько прочно, что во Франции даже реакционная националистическая критика не подвергала ее сомнению. Как об одном из величайших писателей отозвался об авторе «Воскресения» консервативный романист Анри Бордо; его статья о романе Толстого была напечатана в журнале «La revue hebdomadaire», в котором сотрудничали Морис Баррес и Поль Дерулед. В идеях автора, вложенных в образ Нехлюдова, Анри Бордо усмотрел «опасные крайности» и вменил в вину герою романа недостаточно серьезное отношение к своим обязанностям судебного заседателя. «Аморально отказываться от выполнения своих непосредственных обязанностей ради расплывчатого и сентиментального гуманизма. И надо остерегаться теорий, проповедующих отказ от социального долга», — резюмировал он свои выводы.

В «Revue des deux mondes» аналогичными соображениями о практических общественных обязанностях человека закончил свой разбор романа Рене Думик.

Отвергая социальное обличение в романе Толстого, часть  буржуазных критиков отнесла его содержание только к русской жизни. М. Леблон в статье «Русское правосудие» прямо заявил, что «Воскресение» его интересует не реформаторскими идеями Толстого, а картиной русского суда.

Гораздо более вдумчивый  критик «Воскресения» Жорж Пелисье  сумел заметить превосходство реализма Толстого над реализмом современных ему французских писателей. В статье о романе он писал: «„Воскресение“ прежде всего произведение, прекрасное правдивостью сцен и картин. Мы можем сравнивать Толстого с нашими реалистами, только противополагая его им. Нередко им сильно доставалось от него. Что ему не нравится в них, это прежде всего их нравственное равнодушие, у некоторых даже аффектированное презрение к людям. Ему не нравится также их преимущественное стремление показать нам самое худшее в жизни и мире. Но даже как художник он мало на них похож. Они насилуют природу, чтобы вложить ее в заранее намеченные рамки, и выпускают в целом все не связанное тесным образом с предметом, все, что не содействует общему впечатлению. Искусство Л. Н. Толстого шире, более гибко, ближе к действительности. Отсюда известные недостатки, особенно растянутость, шокирующая наши латинские привычки. Но надо сознаться, что это искусство, менее строгое и менее сосредоточенное, дает нам лучшее ощущение самой жизни».

«Пропагандистская», т. е. публицистическая, направленность романа, по признанию Пелисье, нисколько  не помешала ему стать подлинно художественным произведением. Критика поразила глубина  толстовского психологического анализа, особенно в передаче переживаний Нехлюдова в момент душевного кризиса. Пелисье отметил и большую роль простых мужиков в романе Толстого.

Среди ранних французских  откликов на «Воскресение» обращает на себя внимание статья Андре Бретона, впоследствии автора исследования о  социальном романе во Франции; она посвящена сравнению романа Толстого и «Отверженных» Гюго. Известно, что сам Толстой ставил Гюго очень высоко и причислял «Отверженных» к тем немногим произведениям мировой литературы, которые произвели на него «огромное впечатление». Роман Гюго «Отверженные» не случайно упоминается в черновых вариантах к «Воскресению» в числе книг, переданных Нехлюдовым Катюше Масловой в тюрьму.

А. Бретон верно указывал на связь Толстого с традициями демократического романтизма во Франции, но не учел различия идейной направленности обоих произведений: утопического филантропизма в романе Гюго и резкого осуждения собственности в «Воскресении» Толстого. Увлекаясь внешним сходством отдельных образов и ситуаций, он преувеличил близость между обоими романами и заявил: «Катюша сестра Вальжана, а в то же время и Фантины».