Тема «отверженных» в мировой литературе

Среди действующих лиц  романа мы видим многочисленных «хозяев  жизни», начиная от высших сановников царской империи — сенаторов, министров, губернаторов, и кончая блюстителями «закона» — тюремными начальниками. Широко показан в романе трудовой народ — рабочие на торфяных разработках, каменщики, плотники, прачки, поденщики, мастеровые, прислуга. Перед нашими глазами проходит вереница крестьянских образов, глубоко правдивых и жизненных.

В тюрьмах и в острогах, на пересыльных этапах, в сибирской ссылке томятся тысячи людей из народа, лишенных свободы. Толстой рисует бессердечие, паразитизм, лицемерие и ничтожество окружающего общества. Созданный и охраняемый им строй писатель называет «людоедским», а его представителей — «непромокаемыми» людьми, бесчувственными, глухими к чужой беде и горю. Таковы сцены суда, яркие образы судей, товарища прокурора, присяжных заседателей. Толстой действительно срывает с них маски и показывает их истинное лицо. Каждый из судей занят только своими личными делами и с полным равнодушием относится к судьбе подсудимых. Так, только из-за непростительной небрежности присяжных заседателей героиня романа Катюша Маслова, напрасно обвиненная в убийстве купца, была приговорена к ссылке на каторжные работы.

Образы персонажей в  романе Толстой рисует при помощи двух приемов. Предметное изображение  персонажа — это изображение  человека через его личные, индивидуальные, неповторимые признаки. Прежде Толстой  изображал так всех своих героев. Теперь, в «Воскресении», он изображает так только тех своих героев, в которых признаёт здоровое и нравственное социальное начало: Катюшу Маслову, арестантов — бывших крестьян, мужиков из нехлюдовской деревни, всех представителей трудового народа. У Катюши Масловой «колечки вьющихся волос», «глянцевито-блестящие глаза», «чёрные, как мокрая смородина, глаза», «стройная фигура», «белое платье со складочками». Это признаки характерные, особенные, признаки сугубо человеческие, личные. То же самое мы находим и в обрисовке Толстым других персонажей, близких к Масловой по социальному положению.

Предметному изображению  у Толстого противостоит теневое: изображение  персонажа по тем признакам, которые  характеризуют персонаж не столько  индивидуально, сколько сословно. При этом персонаж выступает в теневом отражённом освещении: не сам по себе, а в своей соотнесённости с «предметом», с народом, с точки зрения народа.

Именно так изображается Нехлюдов, особенно в начале романа. Так изображаются Толстым все  другие персонажи, принадлежащие к нехлюдовскому сословию. Знакомя читателей с ними, рисуя их портрет, Толстой выделяет, нарочито подчёркивает прежде всего их сословные приметы. Очень часто они характеризуются такими словами как «гладкий», «толстый», «чистый», «белый», «упитанный» и т.д.

Не отличаясь щедростью  в изображении внешних черт масленниковых  и им подобных — особенно тех  внешних черт, которые выражают человечески  неповторимое, Толстой необыкновенно  подробно, выписывая каждую мелочь, говорит о вещах, которые имеют  к ним отношение. И это также вызвано обличительным авторским заданием.

Оказывается, что ничтожная  сама по себе вещица, какой-нибудь предмет  обстановки в большей степени  выявляет сущность представителя имущего  сословия, нежели любая самая живописная чисто портретная деталь. Потому в большей степени, что эти люди для Толстого — «тень», «отрицательное». Их человеческая и общественная значимость, то, чего они стоят на деле, определяется их отношением к рабочему миру, к «предмету», к «положительному». Естественно в таком случае, что идейное значение, а вместе с тем и сила художественной выразительности вещей — этих особенно наглядных знаков социальной зависимости людей друг от друга, многократно возрастает.

В «Воскресении», впервые  в творчестве Толстого, одним из главных героев произведения выступает человек из народа. Девушка из крестьянской семьи, Катюша Маслова, была взята горничной в барский дом. Когда ей минуло шестнадцать лет, Катюша влюбилась в молодого студента, племянника помещиц, князя Нехлюдова, приехавшего погостить к своим тетушкам. Через два года, по дороге на войну, Нехлюдов вновь заехал к тетушкам и, пробыв четыре дня, накануне своего отъезда соблазнил Катюшу, сунув ей в последний день сторублевую бумажку. Узнав о своей беременности и потеряв надежду на то, что Нехлюдов вернется, Маслова наговорила помещицам грубостей и попросила расчета. В доме деревенской вдовы-повитухи она родила. Ребенка отвезли в воспитательный дом, где, — как сказали Масловой, — он тотчас, по приезде умер. Оправившись после родов, Маслова нашла место в доме у лесничего, который, выждав подходящую минуту, овладел ею. Жена лесничего, однажды застав его с Масловой, бросилась бить её. Маслова не далась и произошла драка, вследствие которой её выгнали, не заплатив. Тогда Маслова перебралась в город, где после ряда неудачных попыток найти себе подходящее место, оказалась в доме терпимости. Чтобы усыпить свою совесть, Маслова составила себе такое мировоззрение, при котором она могла не стыдиться положения проститутки. Мировоззрение это состояло в том, что главное благо всех без исключения мужчин, состоит в половом общении с привлекательными женщинами. Она же — привлекательная женщина, может удовлетворять или не удовлетворять это их желание. В доме терпимости провела Маслова семь лет. На седьмом году пребывания в нём, она была помещена в острог, — по подозрению в отравлении с целью похитить деньги своего клиента, — где пробыла, в ожидании суда, шесть месяцев.

И глубоко знаменательно, что в конце романа писатель показывает подлинное воскресение Катюши, ее возрождение к новой жизни. Произошло это только тогда, когда в тюрьме и на этапе Катюша познакомилась с революционерами, которых царский суд приговорил к каторге и ссылке. Катюша называет их чудесными людьми. «Она, — говорит писатель, — поняла, что люди эти шли за народ, против господ». [5, 82]

Образ Катюши Масловой был  современным, новым и, можно сказать, уникальным в русской литературе: у него нет предшественников. Соня Мармеладова в «Преступлении  и наказании» Достоевского, сходная  с ней по условиям жизни и судьбы, все же приподнята автором как «святая» над окружающим бытом; она выполняет навязанную ей автором роль смиренномудрой проповедницы. Образ падшей женщины в русской литературе ХIX века носил агитационньй характер, подчинялся решению проблемы эмансипации женщины, служил примером крайнего ее угнетения, из которого ее следует вывести. Таково в духе пропаганды Жорж Санд весьма популярное в свое время стихотворение Некрасова «Когда из мрака заблужденья...». Но тут бралась только сама модель общественного унижения женщины, а специфический ее быт, повседневное существование лишь упоминались, обходились авторами стороной. Даже неприличным казалось касаться этой темы. Обходит ее по существу и В. М. Гаршин в рассказе «Надежда Николаевна», в котором выведена проститутка с возвышенными чувствами, так как смысл рассказа - в завязавшейся нежной любви к ней со стороны художника Лопатина.

Катюша Маслова - смелый и достоверный художественный образ. В создании его в полную меру сказалось  не только «воображение» автора, но и скрупулезное изучение им жизни. Толстой нисколько не отделяет особый изображенный им мир «знаменитого дома Китаевой» от остальной народной жизни, и горькая чаша, испитая Катюшей, есть лишь крайняя степень выражения неимоверных страданий всего народа.

Маслова наделена глубоко  личными чертами, выразительной  портретной характеристикой, глубоким душевным складом и выступает  перед нами незаурядной личностью. Мы не можем не остановиться с уважением  перед ее духовной стойкостью, с  которой она перенесла все выпавшие на ее долю испытания: публичный дом, суд, тюрьма, каторжный этап. Она хлопочет о других несчастных, но не о себе. И финал необычный. Если мы только догадываемся, что Наташа Ростова пошла бы за Пьером-декабристом в Сибирь, то Маслова идет, не будучи виновной, сближаясь на этапе с революционерами, с людьми, которых можно в полной меpe назвать людьми истинно прекрасными.

Дмитрий Иванович Нехлюдов — князь, человек из высшего общества. Молодого Нехлюдова, Толстой характеризует, честным, самоотверженным юношей, готовым отдать себя на всякое доброе дело и считавшим своим «настоящим я» — свое духовное существо. В юности, Нехлюдов, мечтающий сделать всех людей счастливыми, думает, читает, говорит о Боге, правде, богатстве, бедности; считает нужным умерять свои потребности; мечтает о женщине, только как о жене и видит высшее духовное наслаждение в жертве во имя нравственных требований. Такое мировоззрение и поступки Нехлюдова, признаются окружающими его людьми странностью и хвастливой оригинальностью. Когда же, достигнув совершеннолетия, он, будучи восторженным последователем Герберта Спенсера, отдает крестьянам имение, наследованное от отца, потому что считает несправедливым владение землею, то этот поступок приводит в ужас его мать и родных, и делается постоянным предметом укора и насмешки над ним всех его родственников. Сначала Нехлюдов пытается бороться, но бороться оказывается слишком сложно и, не выдержав борьбы, он сдается, делаясь таким, каким хотят его видеть окружающие и совершенно заглушив в себе тот голос, который требует от него чего-то другого. Затем, Нехлюдов поступает в военную службу, которая по Толстому «развращает людей». И вот, уже таким человеком, по пути в полк, он заезжает в деревню к своим тётушкам, где совращает, влюблённую в него Катюшу и, в последний день перед отъездом, суёт ей сторублёвую бумажку, утешая себя тем, что «все так делают». Выйдя из армии в чине гвардии поручика, Нехлюдов селится в Москве, где ведет праздную жизнь скучающего эстета, утонченного эгоиста, любящего только свое наслаждение.

Читатель «обозрения двух миров», он и сам был человеком  двух измерений. Толстой иронически обыгрывает заглавие ежедневного чтения Нехлюдова, проводя скрытую параллель  между двумя мирами в его излюбленном  журнале и двумя мирами в его собственной душе. В Нехлюдове, отмечает Толстой, «было два человека». В нем было два мира со своими старыми и новыми идеалами. [5, 101]

И первое его впечатление  от встречи с Катюшей Масловой на суде вовсе не было таким осознанно  разумным, добрым, каким оно стало потом. Он взглянул на нее как бы из иного мира. Он тогда испытывал чувство, подобное тому, которое испытывал на охоте, когда приходилось добивать раненую птицу: и гадко, и жалко, и досадно. «Чувство тяжелое и жестокое: недобитая птица бьется в ягдташе: и противно, и жалко, и хочется поскорее добить и забыть».

Высший дворянский круг, «избранное меньшинство», к которому принадлежит Нехлюдов, очень узок. Это особый замкнутый мир, сразу  же за его пределами начинается другой мир: К этому «другому миру» - принадлежит великое большинство людей.

Если главный герой  романа носит в своей душе два  мира и сама жизнь совершается  как бы в двух различных мирах  или «кругах».

Между двумя мирами нет  прямой связи, и только «смелый путешественник»  может связать и сравнить их. И тут особенное значение имеет личность путешественника. В высшем свете Нехлюдов совершенно свой человек. Он кровно связан с ним по своим самым личным и наследственным отношениям. Каждое слово суда над собой становится судом и над его «кругом». Вот почему освобождение Нехлюдова от привычного сна и привычных понятий было столь трудным для него «усилием».

Перед ним словно распахнулась завеса над тайной его благополучия: «...после своей поездки в деревню  Нехлюдов не то что решил, но всем существом  почувствовал отвращение к той своей среде, в которой он жил до сих пор, к той среде, где так старательно скрыты были страдания, несомые миллионами людей...». [34, 529]

Нехлюдов больше не мог  «без неловкости и упрека самому себе»  общаться с людьми этой среды. Он преодолевает в себе «светского человека», но и весь роман Толстого был как бы последним отречением от «высшего света» и осуждением его. Он не скрывал своего отчаяния, говоря о «непромокаемых», возвышал голос и был почти уверен, что никто из принадлежащих к этому миру не услышит и не поймет его.

Нехлюдова во время его  «путешествия» совершенно покидает чувство праздности и скуки жизни. Оказалось, что и он нужен людям, и люди нужны ему. И это тоже было его посильным открытием. Никто  не «льстил» ему на пароме. И он почему-то не мог взглянуть свысока на людей, которые его окружали. В нем пробуждается мысль о том, что он в этом огромном шире лишь частица, но частица народа. «Да, совсем новый, другой, новый мир»,- думал Нехлюдов, глядя на эти... грубые одежды и загорелые, ласковые и измученные лица и чувствуя себя со всех сторон окруженным совсем новыми людьми с их серьезными интересами, радостями и страданиями настоящей трудовой и человеческой жизни».

Нехлюдов - еще и продукт  эпохи. К концу XIX века дворянство вместе с буржуазией вступило в кризисную фазу существования. В России назрела революция, которая и потрясла самодержавие и весь российский уклад в 1905 году. Нехлюдов - не просто еще один образ «кающегося дворянина», но и дворянина, осознавшего необходимость упразднения всего существующего несправедливого строя. И осознавал он это в процессе своих «хождений по мукам», по инстанциям, вплоть до сената и царя. Логика исканий исхода привела его к ссыльным революционерам, и это также была логика истории: в стране созрели силы, готовые сокрушить строй.

Сложное сцепление событий, искусный ввод новых лиц, воссоздание  всех оттенков в характерах, их «текучести»  сообщают роману Толстого пронзительную  силу достоверности, захватывающий  интерес, и вызывают безраздельное  читательское доверие к правдивости  и добросовестности художника.

3.2. Основные  идеи и проблемы, затронутые Л.  Н. Толстым 

в своем произведении

Ни одно из произведений Л. Н. Толстого не было встречено за рубежом с таким напряженным интересом, как «Воскресение». Появление романа было воспринято как сенсация.

Огромный успех «Воскресения»  за рубежом был подготовлен той  выдающейся ролью, которую русская  классическая литература в последние  десятилетия XIX века заняла в международной  культурной жизни.

В литературе Западной Европы в это время уже оформились упадочные течения — натурализм и декадентство. В противовес им русский роман вносил в мировую литературу живительную струю глубокой человечности и художественной правды.

Помимо широкого признания  русского романа вообще, успеху «Воскресения»  содействовало еще одно важное обстоятельство: сам Толстой как выдающаяся личность, его художественные творения и напряженные идейные искания привлекали к себе взоры людей, живущих во всех частях света. «Ясная Поляна стала Иерусалимом XIX века», — писал в 1901 г. чешский историк и музыковед, впоследствии министр культуры в народно-демократической Чехословакии Зденек Неедлы. [35, 43] Незадолго перед этим он сам совершил поездку к Льву Толстому.

«Веймар и Ясная Поляна»  — так в 1922 г. Томас Манн в своей  книге «Гете и Толстой» сопоставил два центра мировой культуры в начале девятнадцатого и двадцатого столетий. За рубежом было распространено мнение, что Лев Толстой после пережитого им идейного кризиса отказался от художественной литературы. Поэтому его новый роман сразу приковал к себе особенное внимание.

Мировая слава Толстого к концу XIX столетия установилась настолько  прочно, что во Франции даже реакционная  националистическая критика не подвергала ее сомнению. Как об одном из величайших писателей отозвался об авторе «Воскресения» консервативный романист Анри Бордо; его статья о романе Толстого была напечатана в журнале «La revue hebdomadaire», в котором сотрудничали Морис Баррес и Поль Дерулед. В идеях автора, вложенных в образ Нехлюдова, Анри Бордо усмотрел «опасные крайности» и вменил в вину герою романа недостаточно серьезное отношение к своим обязанностям судебного заседателя. «Аморально отказываться от выполнения своих непосредственных обязанностей ради расплывчатого и сентиментального гуманизма. И надо остерегаться теорий, проповедующих отказ от социального долга», — резюмировал он свои выводы. В «Revue des deux mondes» аналогичными соображениями о практических общественных обязанностях человека закончил свой разбор романа Рене Думик.