Традиции Пушкина и Гоголя в мистических сценах романа М.Булгакова «Мастер и Маргарита»

   Квартира  становится сосредоточием аномального  мира. Именно в ее пространстве  пересекаются проделки инфернальных  сил, мистика бюрократических  фикций и бытовая склока. Подобно тому, как все «чертыхания» в романе обладают двойной семантикой, выступая и как эмоциональные междометия, и как предметные обозначения,  сугубо «квартирные» разговоры, как правило, имеют двойную семантику с абсурдной или инфернальной «подкладкой» типа: «На половине покойника сидеть не разрешается!» -- за квартирно-жактовским (не разрешается сидеть в комнатах, прежде занимаемых покойным Берлиозом) возникает кошмарный образ Коровьева, сидящего на половине покойника (образ этот поддерживается историями с похищением головы Берлиоза и отрыванием головы Бенгальского).

   То, что  квартира символизирует не место  жизни, а нечто прямо противоположное,  раскрывается из устойчивой связи  тем квартиры и смерти. Впервые  слово «квартира» встречается  в романе в весьма зловещем контексте: уже предсказав смерть Берлиозу, Воланд на вопрос: «А… где вы будете жить?» -- отвечает: «В вашей квартире». Тема эта получает развитие в словах Коровьева Никанору Ивановичу: «Ведь ему безразлично, покойнику <…> ему теперь, сами согласитесь, Никанор Иванович, квартира эта ни к чему?» С целью «прописаться в трех комнатах покойного племянника» появляется в Москве дядя Берлиоза. Смерть племянника – эпизод в решении квартирной проблемы: «Телеграмма потрясла Максимилиана Андреевича. Это был момент, который упустить было бы грешно. Деловые люди знают, что такие моменты не повторяются». Смерть родственника – благоприятный момент, который не следует упускать.

   «Квартирка»  №50 – место инфернальных явлений,  но они начались в ней задолго до того, как в там поселился Воланд со своей свитой: ювелиршина квартира всегда была нехорошей. Происходившие в ней «чудеса с исчезновениями» не делают ее, однако, в романе уникальной: главное свойство антидомов в романе состоит в том, что в них не живут – из них исчезают (убегают, улетают, уходят, чтобы пропасть без следа). Иррациональность квартиры в романе раскрывается параллельным рассказом о том, что «тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов», и о том, как «один горожанин» «без всякого пятого измерения и прочих вещей, от которых ум заходит за разум», превратил трехкомнатную квартиру в четырехкомнатную, а затем ее «обменял на две отдельные квартиры в разных районах Москвы – одну в три и другую в две комнаты.

   Трехкомнатную  он обменял на две отдельных  по две комнаты <…> а вы  изволите толковать про пятое  измерение».

   Иррациональность  противоречия между всеобщей  погоней за «площадью» (попытка  Поплавского обменять «квартиру  на Институтской улице в Киеве» на «площадь в Москве» раскрывает и условность квартирно-бюрократического жаргона, и ирреальность самого действия – жить «на площади» то же, что и сидеть на половине мертвеца) и несовместимостью этого понятия с жизнью раскрывается воплем Бенгальского: «Отдайте мою голову! Голову отдайте! Квартиру возьмите <…> только голову отдайте!»

   Булгаковская  квартира имеет заведомо нежилой  вид. В доме 13 (!), куда Иван вбежал  в погоне за Воландом, «ждать  пришлось недолго: открыла Ивану  дверь какая-то девочка лет  пяти и, ни о чем не справляясь  у пришедшего, немедленно ушла  куда-то.

   В громадной, до крайности запущенной передней, слабо освещенной малюсенькой угольной лампочкой под высоким, черным от грязи потолком, на стене висел велосипед без шин, стоял громадный ларь, обитый железом, а на потолке над вешалкой лежала зимняя шапка, и длинные ее уши свешивались вниз. За одной из дверей гулкий мужской голос в радиоаппарате сердито кричал что-то стихами». Именно здесь Иван наталкивается на «голую гражданку» «в адском освещении» «углей, тлеющих в колонке».

   Однако  признаки, отделяющие антидом от  дома, нельзя свести только к неухоженности, запущенности и бездомности коммунальных квартир. «Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире», но и она чувствует, что в «особняке» жить нельзя – можно лишь умереть. В историях отравителей, убийц, предателей, появляющихся на балу у сатаны, несколько раз фигурируют стены комнат, играющие самую мрачную роль. Когда «весть о гибели Берлиоза распространилась по всему дому», Никанор Иванович получил «заявлений тридцать две штуки», «в которых содержались претензии на жилплощадь покойного». «В них мольбы, угрозы, кляузы, доносы…» Квартира становится синонимом чего-то темного и, прежде всего, доноса. Жажда квартиры была причиной доноса Аллоизия Могарыча на Мастера: «Могарыч? – спросил Азазелло у свалившегося с неба.

   -- Аллоизий  Могарыч, -- ответил тот, дрожа.

   -- Это  вы, прочитав статью Латунского  о романе этого человека, написали  на него жалобу с сообщением  о том, что он хранит у  себя нелегальную литературу? –  спросил Азазелло. Новоявившийся  гражданин посинел и залился слезами раскаяния.

   -- Вы хотели  переехать в его комнаты? –  как можно задушевнее прогнусил  Азазелло». «Квартирный вопрос»  приобретает характер емкого  символа. «Обыкновенные люди…  В общем напоминают прежних  <…> квартирный вопрос только испортил их», -- резюмирует Воланд.

   Однако  антидом представлен в романе  не только квартирой. Судьбы  героев проходят через многие  «дома» -- среди них главные : Дом  Грибоедова, сумасшедший дом, лагерь: «бревенчатое зданьице, не то  оно – отдельная кухня, не то баня, не то черт его знает что», «адское место для живого человека», где оказывается Мастер во сне Маргариты. Особенно важен «Грибоедов», в котором семантика, традиционно вкладываемая в истории куль туры в понятие «дом», подвергается полной травестии. Все оказывается ложным, от объявления «Обращаться к М.В.Подложной» до «непонятной надписи: «Перелыгино»».

   Показательно, что именно над помещениями,  возведенными в степень символов, в романе вершится суд: Маргарита  казнит квартиры (но спасает Латунского от свиты Воланда), Коровьев и Бегемот сжигают дом Грибоедова.

   Инфернальная  природа псевдодомов переносится  и на их скопление – город.  В начале и конце романа  нам показаны дома вечереющего  города. Воланд «остановил взор  на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанное и навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце».

   В главе  29-й второй части: «…в окнах,  повернутых на запад, в верхних  этажах громад зажигалось изломанное  ослепительное солнце. Глаз Воланда  горел точно так же, как одно из таких окон, хотя Воланд был спиною к закату».

   Сопоставление  с глазом Воланда раскрывает  зловещий смысл этих пылающих  окон, сближая их блеск с многократно  упоминаемым в романе отсветом  от горящих углей. Вообще, светящиеся  окна в романе являются признаком антимира.

   Противопоставление  «дома живых» и «антидома прсевдоживых»  осуществляется у Булгакова с  помощью целого набора устойчивых  признаков, в частности освещения  и звуковых характеристик. Так,  например, из антидома слышатся  звуки патефона («…в комнатах моих играл патефон», -- рассказывает Мастер о том, как он январской ночью в пальто с оборванными пуговицами подошел к своему подвальчику, занятому Аллоизием Могарычем) или одинаковые во всех квартирах звуки радиопередачи. Признак дома – звуки рояля. Двойная природа квартиры №50, в частности, обнаруживается попеременно звуками то рояля, то патефона.

   Используя  пространственный язык для выражения  непространственных понятий, Булгаков  делает дом сосредоточием духовности, находящей выражение в богатстве внутренней культуры, творчестве и любви. Духовность образует у Булгакова сложную иерархию: на нижней ступени находится мертвенная бездуховность, на высшей – абсолютная духовность. Первой нужна жилая площадь, а не дом, второй не нужен дом: он не нужен Иешуа, земная жизнь которого – вечная дорога. Понтий Пилат в счастливых снах видит себя бесконечно идущим по лунному лучу.

   Но между  этими полюсами находится широкий  и неоднозначный мир жизни.  На нижних этажах его мы  столкнемся с дьявольской одухотворенностью, жестокими играми, которые тормошат, расшевеливают косный мир бездуховности, вносят в него иронию, издевку, расшатывают его. Эти злые забавы будят того, кого можно разбудить, и в конечном счете способствуют победе духовности более высокой, чем они сами. Таков смысл не лишенного манихейского привкуса эпиграфа из Гёте:

                                                     …так кто ж ты, наконец?

                                                     -- Я – часть той силы, что  вечно

                                                     Хочет зла и вечно совершает благо.

   Выше  находится искусство. Оно имеет  полностью человеческую природу  и не подымается до абсолюта (Мастер не заслужил света). Но  оно иерархически выше физически  более сильных слуг Воланда  или также не лишенных творческого начала деятелей типа Афрания. Эта большая,по сравнению сними, одухотворенность в интересующем нас аспекте проявляется пространственно. Свита Воланда, прибыв в Москву, помещается в квартире, Афраний и Пилат встречаются во дворце, Мастеру – нужен дом. Поиски дома – одна из точек зрения, с которой можно описать путь Мастера.

   Путь  Мастера – странствие.

   Новое  жилье Мастера – «квартирка».  В дом его превращает не  раковина в прихожей, а интимность  культурной духовности. Для Булгакова, как для Пушкина 1830-х гг., культура неотделима от интимной, сокровенной жизни. Работа над романом превращает квартирку в подвале в поэтический дом – ему противостоит Дом Грибоедова, где вне стыдливо интимной атмосферы культуры, «как ананасы в оранжереях», должны поспевать «будущий автор «Дон Кихота» или «Фауста»» и тот, кто «для начала преподнесет читающей публике «Ревизора» или, на самый худой конец, «Евгения Онегина»». Стоило Мастеру отказаться от творчества – и Дом превратился в жалкий подвал: «…меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал», -- и Воланд резюмирует: «Итак, человек, сочинивший историю Понтия Пилата, уходит в подвал, в намерении расположиться там у лампы и нищенствовать?» Но Мастер все-таки получает дом   Дом у Булгакова – внутреннее, замкнутое пространство, носитель значений безопасности, гармонии культуры, творчества. За его стенами – разрушение, хаос, смерть. Квартира – хаос, принявший вид дома и вытеснивший его из жизни. То, что дом и квартира (разумеется, особенно коммунальная) предстают как антиподы, приводит к тому, что основной бытовой признак дома – быть жилищем, жилым помещением – снимается как незначимый: остаются лишь семиотические признаки. Дом превращается в знаковый элемент культурного пространства.

   Здесь  обнажается важный принцип культурного мышления человека: реальное пространство становится иконическим образом семиосферы – языком, на котором выражаются разнообразные внепространственные значения, а семиосфера, в свою очередь, преобразует реальный пространственный мир, окружающий человека, по своему образу и подобию. 
 
 
 
 
 

III.   Отзывы о романе. 

    Мнения  о романе «Мастер и Маргарита», за счет необычности самого  произведения, сильно расходятся  и противоречат друг другу.  Интересно мнение преподавателя  Московской Духовной академии Михаила Дунаева. Он утверждает, что роман пропитан мистикой «Черной мессы». Сатанинская литургия – «литургия наоборот», карикатура, кощунственная пародия на сакральное евхаристическое общение со Христом, совершающееся в Его Церкви, -- составляет истинное глубинное содержание произведения Булгакова. Оно посвящено вовсе не Иешуа, и даже не в первую очередь Мастеру и Маргарите, но – Сатане. Воланд есть несомненно главный герой произведения, его образ – своего рода энергетический узел сложной композиционной структуры романа, Воланд прибыл в Москву для совершения «черной мессы» (великий бал у Сатаны). Тогда как Иешуа – «не только именем и событиями жизни отличается от Иисуса – он сущностно иной, иной во всех уровнях: сакральном, богословском, философском, психологическом, физическом».

   Негативное  отношение верующих людей основывается  на том, что весь роман «пропитан  чертовщиной». Но они не обращают  внимания на тот факт, что нечистая  сила несет вред только тем,  кто ей по праву принадлежит  – грешникам. У всех, кто был «обласкан» Воландом и его свитой, был свой порок: жадность, гордыня… На мой взгляд основной целью визита Воланда в Москву было не спасение Мастера и его возлюбленной и даже не бал, а выявление и карание пороков общества и отдельных людей. Многие согласятся, что этим совершается не зло, а добро. Невольно вспоминается эпиграф к роману…

   Но не  все верующие люди так негативно  относились к этому произведению. Вот что, к примеру, писал  архиепископ Иоанн Сан-Францисский  (Шаховской):

   «Сложный, с ветвистой, плюралистической тематикой, роман «Мастер и Маргарита» построен в ключе фантастики, острой сатиры и умной русской иронии. В основной структуре этого романа мы видим странную любовь Маргариты, некоего женственного начала (может быть, таинственно олицетворяющего Россию?), к столь же таинственному, как она, и в конце концов расплывшемуся в далях если не света, то покоя, писателю, Мастеру. Мастерство его, сокрытое от читателя, было, очевидно, столь высоко и чисто, что он не мог не попасть в психиатрическую больницу для врачебной экспертизы.