Феномен свободы человека в обществе

Представление о реальности абсолютной свободы опирается на определенные формы личного поведения  индивида, опосредованного лишь его  внутренними мотивами, подталкивающими  к игнорированию объективных  общественных отношений как неистинных, не соответствующих в своей сущности подлинной природе человека. Это, однако, не означает, что индивид может обрести  действительно абсолютную свободу вне определенного «социального пространства».

Свобода индивида как абсолютная свобода оказывалась возможной  лишь в крайних точках его социального  положения: когда он исключал себя из системы зависимостей от других индивидов, уходил от общества и когда он становился над другими индивидами, достигал состояния односторонней зависимости, которая оказывалась зависимостью от него всех и его независимостью от воли других. В первом случае свободный  социальный индивид оказывается  добровольным социальным изгоем. Во втором случае – это деспот, свобода  которого базируется на насильственном или добровольном порабощении всех окружающих его лиц. Парадоксальным образом эти формы абсолютной свободы отрицают сами себя. Добровольный изгой впадает в абсолютную зависимость  от естественных условий своего бытия, деспот – от своих рабов.

Следовательно, подлинное  состояние свободы должно быть найдено  в самой взаимозависимости людей; оно совпадает с добровольностью  следования принципам, которые полагаются выражением общего интереса в данных условиях [2, с. 230-231].

 Таким образом, рассмотрев  данный вопрос, следует отметить, что свобода является лишь  одной стороной, характеризующей  социальный статус индивида. Диапазон  понимания этого понятия чрезвычайно  широк, каждая эпоха накладывает  свой отпечаток на понимание  свободы. Кант выделял, по крайней  мере, четыре различных понятия  свободы. Представление же о  реальности абсолютной свободы  не может быть истинным, поскольку  человек живет в обществе подобных  ему, и, поэтому, его свобода  должна быть «притерта» к свободе  других людей. Таким образом,  свобода является относительной.

                           1.2. Позитивная и негативная свобода

Часто говорят, что граница  между позитивной и негативной свободой была впервые проведена Грином. Однако не менее существенный вклад в  развитие этого направления внес Исайя Берлин. Берлин впервые ввел понятие "негативной" и "позитивной" свободы в работе "Две концепции свободы". Негативная свобода определяется областью, "в рамках которой субъекту разрешено делать то, что он способен делать, не подвергаясь вмешательству со стороны других людей". Сторонники позитивной концепции понимания свободы большое значение придают "источнику контроля или вмешательства, который заставляет человека действовать так, а не иначе" [2, с. 229].

Оппозицию негативной и позитивной свободы можно отнести к разряду  осевых вопросов либерального размышления.

Если два эти случая рассматривать как две версии единой концепции, исходящей из «совместимости»  свобод, то современный диспут по этой проблеме распадается на: а) многочисленных приверженцев идеи позитивной свободы (или автономии), б) менее многочисленных сторонников негативной свободы  и в) малочисленных приверженцев одного из этого типа свобод – при  том, что второй тип также признается – либо в качестве его «предусловия», либо в качестве «контрусловия».

Например, Стенли И. Бенн является представителем группы (а), в то время  как Джон Ролз отстаивает позиции  команды (б). Плюралисты Берлин и Риз  придерживаются позиции (в). Но при этом Раз, рассматривающий негативную свободу  как своеобразную функцию от автономии (ценность негативной свободы состоит  в развитии автономии личности), склоняется к тому, чтобы выступить  на стороне (в), в то время как Берлин как сторонник принципа «негативности» отдает предпочтение позиции (б) [15, с. 75-76].

Оппонент Берлина Маккэлам рассматривает  свободу как триадическое отношение, в котором обе –  позитивная и негативная составляющие – могут быть применены: человек  стремится быть свободен от Х, чтобы  стать Y, и, следовательно, свобода одновременно является негативной и позитивной. Берлин же стремится подорвать эту  распространенную установку, настаивая  на несовместимости свобод, взятых в своем предельном измерении.

Утверждение, что эти свободы, во-первых, принципиально различны, и различие это не является чисто  «понятийным», и что, во-вторых, отношения  между ними носят конфликтный  характер, дают основания для критики  тем, кто считает, что подобное различие имеет либо чисто семантическую  природу, либо это различие может  быть снято посредством некоего  базового тождества. Тем не менее, по Берлину, эта дистанция  существовала всегда и более того – в ходе исторического движения мысли она  постоянно увеличивалась [15, с. 77-78].

Согласно Берлину, позитивная концепция свободы (liberty for – «свобода для») дает представление об автономном самоуправлении человека [15, с. 79].

Сторонники позитивной концепции  свободы (позитивисты) не уделяют большого внимания барьерам, которые ограничивают нашу свободу. Они озабочены тем, кто устанавливает эти барьеры  [2, с. 230].

Наиболее влиятельная  гегелевская концепция позитивной свободы была чрезвычайно популярна  в британском либерализме конца XIX – начала XX вв. Ее развивают знаменитые неогегельянцы Томас Грин и Бернард Бозанкет. С точки зрения Грина, личность может считаться свободной только при условии автономии и имманентного самоопределения, когда ее действия могут быть интерпретированы как ее собственные. Такая личность не порабощена, критически относится к собственным ценностям и не следует слепо традиции, сиюминутным импульсам или иррациональным порывам, оказываясь тем самым «в роли поручителя, выполняющего не собственное, а чужое желание» [15, с. 81-82].

Позитивная свобода как  реализация личностного потенциала подразумевает безоговорочное признание  неповторимости индивидуума. Несмотря на то, что люди рождаются равными, они к тому же рождаются разными. Основное различие состоит в их природных  физических и психических качествах, с которыми они вступают в жизнь; далее оказывают свое влияние  те обстоятельства и внешние условия, с которыми каждый из них сталкивается в жизни  [11, с. 324].

Позитивная свобода также  предполагает идею о том, что человек  есть центр и цель своей жизни; что развитие своей личности, реализация всего внутреннего потенциала есть наивысшая цель, которая просто не может меняться или зависеть от других якобы высших целей. Подобное заявление  предполагает массу возражений и  споров. Не станет ли такое отношение  к себе причиной эгоизма и себялюбия? Не отрицает ли оно самопожертвование  во имя идеала? Если принять его, не приведет ли это к полной анархии?

Когда говорится, что человек  не должен находиться в подчинении у какой-то высшей силы, кроме самого себя, значение идеалов ни в коем случае не отрицается. Как раз наоборот, это – особенное утверждение  идеалов, но, чтобы осмыслить это, прежде всего необходимо провести тщательный анализ самой сути идеала. В наше время все ошибочно полагают, что  идеал – это любая цель, достижение которой не приносит материальной выгоды; нечто такое, ради чего человек готов  забыть свои эгоистические интересы. На таком видении идеала нельзя основываться, так как он является сугубо психологическим. Таким образом, любой идеал – это некая цель, достигнув которую, личность выходит на новую орбиту развития, счастья и свободы [11, с. 325-326].

Позитивная концепция  свободы может трактоваться тремя  различными способами:

- свобода принимать участие  в самоуправлении, политике (политический  контекст);

- фактическая свобода  иметь что-либо, совершать то или  иное действие и т.д.; ключевым  моментом является не сколько  отсутствие барьеров, сколько реальная  гарантия того, что индивид сможет  достичь поставленной цели;

- полная автономность, независимость  и самореализация, мотивация своих  действий рациональным началом,  а не стремительным потоком  своих желаний.

Понятно, что данные понимания  позитивной свободы во многом пересекаются (например, самореализация невозможна без участия в политике) [2, с. 233].

В отличие от позитивной, негативная свобода, «свобода от» (liberty from) отсылает к образу пространства, в пределах которого индивид может  позволить себе поступать так, как  ему заблагорассудится, - в том  числе заниматься самовоспитанием, предаваться гедонистическим развлечениям или даже вынашивать преступные замыслы. В этом смысле негативная свобода  совершенно «равнодушна» к тому, насколько  разумны те альтернативы, между которыми мы выбираем [15, с. 84].

Но если же человек приобщается  к позитивной свободе, если он найдет пути реализации своего «я», не обращая  внимания ни на какие посторонние  соблазны и искушения, то те факторы, которые лежали в основе антисоциальных стремлений, исчезнут, а опасность  будут представлять лишь ненормальные, больные индивидуумы. Как известно из истории, подобная свобода не достигалась  человеком еще никогда, однако она  всегда являлась тем самым идеалом, к которому стремилось человечество, даже если такое стремление и принимало  несколько странные и нелепые  формы  [11, с. 331].

Пророком негативной свободы  был немецкий философ Ф. Ницше, провозглашавший  принцип: «все дозволено».  Лейтмотив  его философии – это переоценка всех нравственных ценностей. Общие  нравственные принципы, которые длительное время утверждались религией и философией в качестве выражения качественного  пути жизни каждого человека, теперь решительно отвергаются как ложные абсолюты. И в этом отвержении видится  порыв человека к единственно  реальной и единственно подлинной  негативной его свободе, являющейся формой индивидуального отрицания  общих нравственных принципов и  правил [2, с. 226-227].

Джозеф Раз предполагает, что ключевой смысл негативной свободы  состоит в том, что она является необходимым условием позитивной свободы, т. е. она способствует расширению автономии  индивида. С позиции Раза, позитивная свобода обладает статусом «внутренней  ценности», в то время как негативная свобода наделяется инструментальным значением [15, с. 85].

Берлин, расценивая позитивную свободу в качестве «контрусловия» негативной, считает, что граждане должны обладать неким гарантированным  минимумом «свободы от», оберегающим  их от чрезмерного увлечения «свободой  для», но в то же время гарантии негативной свободы мало что значат сами по себе, без условий их реализации [15, с. 93].

Согласно логике многих негативистов, человек свободен в наибольшей степени  только при отсутствии какого-либо вмешательства со стороны других. Чем бы живущий в обществе индивид  ни занимался, его деятельность всегда будет затрагивать интересы других людей, поэтому максимальная свобода  возможна только в том случае, когда  человек живет в изоляции от других. Можно ли назвать жизнь отшельника полной свободы? Разумеется, отшельник  обладает значительной свободой в своих  действиях, его не сковывают общественные нормы. Однако эта свобода иллюзорна, так как он в значительной степени  лишен возможности быть человеком [2, с. 231].

Позитивистов зачастую обвиняют в подмене понятий. Критики говорят, что позитивисты заменяют слово  свобода словом возможность (capacity, ability) и строят дальнейший анализ относительно возможности, а не свободы. Тем не менее, от этой критики можно отказаться, сказав, что негативисты говорят  о юридической, теоретической возможности  совершить то или иное действие, а, позитивисты озабочены фактической  возможностью. Когда речь идет о  таком жизненном вопросе, как  свобода, объективные факты играют большую роль, чем чистая теория, а значит, позитивная концепция свободы  является более глубокой, чем негативная [2, с. 234].

Разделение понятий негативной и позитивной свободы уместно, прежде всего, как операция выявления некоего  смыслового предела. Однако это не означает, что можно все свободы распределить по департаментам негативных и позитивных свобод. Следует ли, например, считать  свободу прессы вариацией на тему негативной свободы? Вовсе нет, поскольку  эта свобода равным образом может  использоваться как инструмент усиления власти какой-либо группы. Тем не менее  свободу прессы можно рассматривать  в ее негативном и позитивном аспектах. Ключевыми здесь будут являться вопросы о пределах того, каким образом и относительно чего (кого) можно высказываться посредством масс-медиа, и насколько и к каких отношениях является уязвимой свобода того, кто высказывается (а равным образом того, о ком высказываются) [15, с. 92].

Следовательно, изучив данный вопрос, можно придти к выводу о  том, что тесную и однозначную  взаимосвязь между позитивной и  негативной свободой установить сложно. Сторонники позитивной концепции понимания свободы (liberty for – «свобода для») большое значение придают "источнику контроля или вмешательства, который заставляет человека действовать так, а не иначе". Негативная же свобода (liberty from - «свобода от») отсылает к образу пространства, в пределах которого индивид может позволить себе поступать так, как ему заблагорассудится. Однако эти определения вовсе не означают, что все свободы можно распределить по департаментам негативных и позитивных свобод.

Негативная и позитивная свобода – это альтернативные предельные ценности либо одна и та же ценность, внутренне расщепленная.

                  1.3. Соотношение свободы и необходимости

В истории философской  мысли свобода традиционно рассматривалась  в ее соотношении с необходимостью. Сама же необходимость воспринималась, как правило, в виде судьбы, рока, предопределения, повелевающих поступками человека и отрицающих свободу его  воли. Противопоставление понятий “свобода”  и “необходимость” как философских  антимоний свыше двух тысячелетий  было камнем преткновения для мыслителей [13, с. 191].

Проблема соотношения  необходимости и свободы нашла  широкое отражение в философской  мысли. Платон в «Государстве» и  «Законах» впервые нарисовал  утопическую модель общества, в котором  граждане во имя блага общества лишаются свободы выбора деятельности, но ощущают  себя счастливыми, гордясь силой  и величием государства. Предложение  решения – апология долга во всей его тотальности. Согласно учению стоиков, осознанное подчинение судьбе (необходимости) – условие и путь к свободе.