Философия Ницше

Так, истории неизвестны безрелигиозные этносы, а первое состояние религиозности характеризуется как языческое, сменившее анимизм, который вырос из мифологии. Следовательно, религиозное основание типологии человеческих сообществ является столь же изначальным, как этнокультурное. Но для возникновения цивилизации религиозное основание стало весьма значимым, поскольку именно на этом основании сформировалась табу-заповедь не убий. Следование этой табу-заповеди побудило первобытных людей перейти к новому, более эффективному типу культуры материальной деятельности – земледелию; этому способствовало и продолжавшееся потепление климата, отступление ледников.

Возникновение культуры земледелия (из которой «воспарилось» само понятие культура) впервые позволило первобытным людям обеспечить относительно устойчивое выживание своих сообществ и всего homo sapiens. Утвердилась аграрная цивилизация, включая аграрный социум (общество). Аграрная цивилизация существовала более 5000 лет, а культура и сообщества в ней изменялись весьма медленно и тоже стали традиционными. Производственно-технологическое основание («аграрное производство») стало универсальным для характеристики цивилизаций той эпохи, различавшихся по иным основаниям.

В любой цивилизации сохраняются антропологические качества человека, которому свойственны: внутренняя мотивация, усиливаемая инстинктом познания, и потребность улучшать условия и устройство своей жизнедеятельности. Многие люди реально действуют в этом направлении, улучшая, прежде всего, материальные структуры повседневности [Бродель 2006]. Такие действия постепенно приобретают кумулятивный характер, получают массовое тиражирование.

Нарастание этих изменений приводит к тому, что одновременно изменяются многие компоненты цивилизации, возникает качественно новое ее состояние, или стадия. За последнюю четверть тысячелетия культура многих цивилизаций испытала воздействие бурного роста научно-технических знаний, благодаря чему начался подъем техногенной составляющей некоторых локальных цивилизаций. Эти цивилизованные сообщества осуществили переход к новым способам создания основных средств жизнедеятельности, к качественно новым условиям жизни, в конечном счете – к глубоким изменениям своих цивилизаций. Совершилась модернизация этих цивилизаций.

Известны две стадии такой модернизации, которая началась в странах западной цивилизации. Первая стадия представляла собой переход от аграрной цивилизации к индустриальной и получила название индустриальной модернизации[vii]. Ее социокультурная подготовка началась с Нового времени, или «времени великого прорыва» (великие географические открытия, первая научная революция, эпоха Просвещения, первые буржуазные революции), а ее экономическим воплощением стала промышленная революция (с XVIII в.), и последующее утверждение капитализма. Утвердились техногенные состояния западной и некоторых других цивилизаций.

В конце ХХ в. в США, затем в развитых странах Европы началась вторая стадия цивилизационной модернизации – переход от индустриальной цивилизации к постиндустриальной, или информационная модернизация. Она означает возникновение не только экономики или общества, но целой цивилизации, основанной на знаниях. Согласно теории модернизации профессора Хэ Чуаньци, в XXI в. в большинстве развивающихся стран одновременно совершаются обе названные стадии модернизации; при соответствующей координации их процессов они могут приобрести характер интегрированной модернизации [Хэ 2012; Хэ 2011].

Но эволюция цивилизаций отнюдь не равномерный, не линейный процесс. Нередки регрессивные и даже катастрофические изменения, ведущие к гибели цивилизаций.  

Глобализация, кризис цивилизации и соблазны глобального миссионерства

В условиях глобализации процессы цивилизационных модернизаций одновременно осуществляются в масштабе всего человечества. Они глубоко противоречивы и свидетельствуют о кризисе человеческой цивилизации. Как ни банально это констатировать, но основу кризиса составляют корыстные интересы транснациональных корпораций, агентов глобального капитала. Их своеобразным выражением служат соблазны глобального миссионерства адептов некоторых цивилизаций, контрпродуктивность их политики по отношению к населению иных цивилизаций как «чужим».

Еще в XVI в. свидетельством этого стало возникновение колониальных империй, затем мировой колониальной системы, с помощью которой наиболее развитые страны западной цивилизации навязали колониям не только экономическое и политическое, но и цивилизационное господство в целом[viii]. С крушением колониальной системы в середине ХХ в. соблазны глобального миссионерства не исчезли. В наше время наиболее подвержены этим соблазнам остались радикально властолюбивые адепты западной цивилизации, прежде всего ее североамериканской субцивилизации; но сегодня они неожиданно для себя столкнулись с растущей конкуренцией – теперь уже не коммунистов, а экстремистски настроенных адептов молодой традиционалистской мусульманской цивилизации.

Западная цивилизация демонстрирует впечатляющие успехи во многих областях экономической, политической и культурной жизнедеятельности человека. Но эти успехи в немалой степени вырастают из максимально возможной эксплуатации ресурсов других цивилизаций, которая свойственна глобальному капиталу, прежде всего его финансовым и административно-бюрократическим структурам. Действуя в интересах глобальных структур бизнеса своих стран и следуя недавним практикам буржуазно-имперского колониализма, радикально властолюбивые группы, прежде всего в США, стремятся сохранить и усилить свое господство над всем миром.

Здесь уместно отметить, что западная цивилизация далеко не едина, в ней выделяются, как минимум, две субцивилизации – европейская и североамериканская. Более 10 лет назад американо-израильский социолог Ш. Айзенштадт обратил внимание на существенные различия в ценностных основаниях Европы и США [Айзенштадт 2003]. Проанализировав его позицию, российский социолог М.Ф. Черныш так ее резюмировал: «Различия между двумя типами цивилизации коренятся в глубоких мировоззренческих позициях. Европа соединила сократическую идею сомнения в собственных посылах и гуманистический, уравнительный пафос раннего христианства. Североамериканский тип вобрал в себя мировоззренческие основания пуританской веры, ветхозаветную убежденность в правильности изначальных оснований. В каждом типе общая матрица принятия или отвержения способствовала формированию политических структур, в чем-то, безусловно, схожих, а в чем-то различающихся» [Черныш 2015, 356].

Еще ранее российский философ Александр Панарин отметил, что общество США «изначально заряжено мессианистским духом, предопределяющим непомерную идеологизацию внешней политики» [Панарин 1999, 8]. При этом он сослался на откровенную позицию известного американского идеолога и политика З. Бжезинского, который во второй половине 90-х гг. писал: «Сегодня в Евразии руководящую роль играет неевразийское государство, и глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на евразийском континенте» [Бжезинский 1998, 43]. Это утверждение Бжезинский обосновал вполне определенной калькуляцией ресурсов всего континента[ix]. Но перед широкой публикой высокопоставленные североамериканские адепты глобального капитала обычно выступают под маской духовных миссионеров западной цивилизации и, сопровождая свои поучения упоминаниями Господа, представляют эту цивилизацию во всемирной информационной сети как самую передовую и достойную всеобщего подражания.

Поэтому было бы неверно сводить устремления североамериканских миссионеров к материальным интересам. Наступление ведется с подлинно американским и общецивилизационным размахом. 15 лет назад А. Панарин образно представил это действие заокеанских «пиратов Моря» как завоевательный процесс «против главной сухопутной твердыни и основы мира… Сегодня Море замыслило не просто физически захватить континент, но разрушить сам континентальный этос – духовно-психологическую структуру, выработанную на протяжении тысячелетий и ответственную за устойчивость континентального антропологического типа. С этой целью производится операция деления континентального населения на косных автохтонов и переменчивую «пятую колонну», назначение которой – открывать ворота континентальной крепости для морских пришельцев. На наших глазах происходит неслыханное искажение самого понятия «элита» (культурная, политическая, хозяйственная)… Элитой стали считать себя те, кто присваивает привилегии вести более легкое «западное» существование, безотносительно к тому, открыта или закрыта эта перспектива для большинства… Элита, скорее, характеризуется своею солидарностью с морскими пиратами, готовностью пересесть на их корабль» [Панарин 2000, 284–285].

Наиболее популярная и эффективная процедура этого завоевательного процесса состоит в том, что интересы маскируются под ценности, при этом терминальные ценности подменяются инструментальными, которые упакованы в популистские идеологемы демократических прав и свобод человека. Несомненно, права и свободы человека исключительно важны. Но насколько обоснованно, что именно они декларируются в качестве высших ценностей, а жизнь и достоинство человека оказываются на втором плане, выпадают из числа приоритетных? И отнюдь не по забывчивости.

Под лозунгами скорейшего повсеместного утверждения демократии как гаранта свободы осуществлена дестабилизация политических режимов в Северной Африке, на Ближнем Востоке, в Украине, лишены жизни сотни тысяч людей. Нарастание этих и других бесчеловечных процессов пробудило архаичные, раннецивилизационные и даже доцивилизационные структуры сознания и подсознания масс, бесчеловечное террористическое поведение радикалистски ориентированных слоев населения в ряде бедных стран, прежде всего мусульманского мира. Теперь это поведение бумерангом возвращается в радикалистские слои населения развитых стран. В условиях глобализации неадекватное восприятие других цивилизаций, нецивилизованное отношение к их населению как к «чужим» оказалось чревато негативными последствиями для населения самой западной цивилизации, прежде всего, европейской ее субцивилизации.

Ситуация становится все менее контролируемой, даже устремленной к катастрофе, когда лидеры одной или нескольких стран, утрачивая чувство реальности, начинают верить в существование такой квазиценности как саморекламируемая «исключительность» одной политической нации, единственного в мире правильного государства-лидера, по стопам которого должны следовать все страны мира. Более того, это государство будто бы имеет право, при поддержке стратегических партнеров-сателлитов, корректировать цивилизационную эволюцию других стран с помощью экономических и политических инструментов. Партнерам якобы оказывается большая честь, сопровождаемая льготами, а странам-диссидентам грозят всесторонними санкциями и ярлыком носителей зла.

Проявились признаки старения (не заката) все еще инновационной, но уже постмодернистской западной цивилизации и обострилась импульсивная конфликтность молодой мусульманской, традиционалистской цивилизации. Немало политиков, представляющих западную цивилизацию, стремятся, как им кажется, из цивилизованных побуждений подтолкнуть движение мусульман к индустриальной стадии цивилизации, отождествляя это движение с демократией и индивидуальными свободами, но на деле они решают другую задачу – расширяют ареал влияния глобального капитала. Напротив, радикалистские элементы мусульманства намерены глобализовать влияние своей цивилизации, подавив западную. Сталкиваются противоположно направленные миссионерские выборы лидеров двух цивилизаций: сохранить и расширить ареал своей цивилизации, подчинив ее влиянию другие.

Успехи западной цивилизации символизируют богатую и безопасную жизнь «золотого миллиарда» населения планеты. В ответ происходит новое великое переселение народов из нищих и опасных для жизни стран Африки и Азии в Западную Европу: самовольно, с риском для жизни, сотни тысяч людей перемещаются в «страны обетованные», где становятся бесплатными  потребителями их товаров и услуг, а также массовыми носителями иных ценностей, несовместимых с западными. Иными словами, миссионеры европейской субцивилизации начинают терять контроль над массовыми процессами в своих же странах.

По оценкам авторитетных участников XVII Конгресса Международной социологической ассоциации (Иокогама, июль 2014 г.), ныне уже не отдельные общества, а все человечество предстает как мир нарастающих социокультурных неравенств и рисков во всех областях его жизнедеятельности. Под воздействием противоположных экономических и геополитических интересов разных стран, их групп (в том числе военных альянсов, блоков) и структур глобального бизнеса человечество оказалось перед угрозой деградации цивилизованного состояния и возможностью его рецессии к нецивилизованному состоянию. Возникли реальные угрозы сохранению homo sapiens: возможность ядерной войны, потепление климата и иные экологические опасности. Значит, западная и в целом человеческая цивилизация становится дисфункциональной, возникает потребность в изменении способа жизнеустройства сообществ людей, в новом цивилизационном выборе человечества. 

Многовариантность цивилизационного выбора

Вопрос о характере грядущей цивилизации остается открытым. Чисто теоретически, на уровне локальных цивилизаций имеется два основных варианта его решения. Первый – принять одну из локальных цивилизаций или субцивилизаций как лучшую и потому – как образец, к которому должны стремиться другие цивилизации, – для них этот эталон становится экзогенным. Это и есть охарактеризованный выше вариант конфликтного миссионерства лидеров двух цивилизаций (подчеркну: прежде всего конфликта радикальных лидеров, пока еще не самих цивилизаций!), которое уже демонстрирует начало их человекоубийственной политики: например, публичное, перед телевизионными камерами, отсечение головы «неверным», что с гордостью делают палачи «Исламского государства»; или – самовольные бомбардировки Белграда и других городов. Второй, альтернативный вариант – сконструировать новый или принять ранее предложенный, но пока не реализованный гуманистический принцип грядущей цивилизации, которая практически для всех стран, а не только для стран-первопроходцев, может стать эндогенно-гуманистической.

Таким образом, человечество, большие сообщества людей оказались перед многовариантным выбором конфигурации фундаментальных ценностей своей эволюции как цивилизаций: а) экзогенное следование ценностям некоей «миссионерской» цивилизации («правильного» национального государства), которое означает деградацию таких последователей как самостоятельных цивилизаций, либо эндогенное («цивилизационно-суверенное») продолжение собственной эволюции каждой цивилизации; б) вместе с тем эндогенное продолжение тоже неоднозначно: это либо консервация-рецессия существующих состояний, либо их возвышение в новое, более гуманное состояние (не обязательно всех и не сразу, а поэтапно-эволюционно, в соответствии с особенностями локальной цивилизации).