Философские взгляды Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского

2.1. Жизненные поиски

Л. Н. Толстой принадлежал  к старинному русскому дворянскому роду, получил в наследство титул графа и большое поместье Ясная Поляна. Его сознательная жизнь подразделяется на две приблизительно равные половины, причем вторая является полным отрицанием первой.

Он получил хорошее  домашнее образование, был воспитан в православной вере. Тем не менее в зрелый возраст Толстой, по его собственному признанию, вступил полным нигилистом - человеком, который ни во что не верит.

Поступив на юридический  факультет Казанского университета, он ушел оттуда со второго курса. В 1851-1855 гг. Толстой служил офицером на Кавказе и в Крыму, принимал участие в боевых действиях, отличался храбростью. В своем имении он основал школу для крестьян, сам преподавал в ней, издавал педагогический журнал (1858-1863), в течение года был мировым посредником. Дважды предпринимал длительные путешествия по Европе. Основной для Толстого стала писательская деятельность. Уже первая автобиографическая повесть "Детство" (1852) и цикл рассказов об обороне Севастополя (1855) принесли ему известность в стране, после романов "Война и мир" (1863-1869) и "Анна Каренина" (1873-1877) он приобрел мировую славу. В 1862 г. женился на Софье Андреевне Берс, которая стала матерью тринадцати его детей, его помощником, биографом, издателем, а также оппонентом в религиозно-философских исканиях.

В середине 70-х гг. Толстой  пережил глубокий духовный кризис, в результате которого пришел к выводу, что вся его предшествующая жизнь  в своих нравственных основах  была ложной. Его даже стала преследовать мысль о самоубийстве. Годы кризиса были также годами интенсивной интеллектуальной и душевной работы. Она включала в себя изучение мировых религий, философской классики, самостоятельные теоретические исследования о природе религии, нравственности, веры, систематическую критику догматического богословия, для чего он специально изучил древнееврейский и древнегреческий языки. Стремясь вновь обрести нравственную цельность, Толстой в течение года самым добросовестным образом вел жизнь прилежного христианина по критериям православной церкви - со всеми молитвами, постами и т. д. Результатом этого стало убеждение, что учение Христа было искажено церковью. На самом деле, считал Толстой, Иисус Христос - не Бог, а великий социальный реформатор, и суть его учения составляет заповедь непротивления злу силою. Вторую половину жизни Толстой посвятил тому, чтобы практиковать, обосновывать и исповедовать идеал ненасилия. Он делал это с такой настойчивостью, что его неортодоксальные взгляды были в 1901 г. осуждены русской православной церковью в специальном решении синода.

Причины, обусловившие столь  резкую перемену жизненных устоев Толстого, не однозначны. Толстому была присуща  устремленность к постижению тайны  человека, а основным экспериментальным  полем экзистенциальных познавательных поисков являлась его собственная жизнь. Он представил один из самых полных в истории культуры отчетов об индивидуальной человеческой жизни. Чтобы жизненный выбор получил достойный статус, в глазах Толстого он должен был оправдаться перед разумом, пройти проверку на логическую прочность. При таком постоянном бодрствовании разума мало оставалось лазеек для обмана и самообмана, прикрывавших изначальную безнравственность, оскорбительную бесчеловечность так называемых цивилизованных форм жизни. В их разоблачении Толстой был беспощаден; хотя фронтальную атаку на них он повел лишь во второй период своей жизни, тем не менее социально-критический дух ему был свойствен всегда.

Фактором, ставшим толчком  к внутреннему кризису Толстого, по всей видимости, явился 50-летний рубеж жизни. Толстой сам говорил, что он стал на новый путь в пятьдесят лет: "Я прожил на свете 55 лет . Пять лет тому назад я поверил в учение Христа". 50-летие - особый возраст в жизни каждого человека, предметное напоминание, что жизнь имеет конец. Проблема смерти волновала Толстого и раньше (рассказ "Три смерти" (1858). В 1860 г. его потрясла смерть в 37-летнем возрасте любимого старшего брата Николая ("Умный, добрый, серьезный человек, он заболел молодым, страдал более года и мучительно умер, не понимая, зачем он жил, и еще менее понимая, зачем он умирает"). Толстой давно стал сомневаться в идеологии прогресса, задумываться над общим смыслом жизни, над связью жизни и смерти. Однако раньше это была боковая тема, теперь она стала основной; смерть стала непосредственно восприниматься как личная перспектива, как неизбежный конец. Встав перед необходимостью выяснить личное отношение к смерти (а для Толстого это означало выработать сознательное отношение к ней, которое позволило бы жить осмысленной жизнью с сознанием неизбежной смерти), Толстой обнаружил, что его жизнь, его ценности не выдерживают проверки смертью: "Я не мог придать никакого разумного смысла ни одному поступку, ни всей моей жизни. Меня только удивляло то, как мог я не понимать этого в самом начале. Все это так давно всем известно. Не нынче-завтра придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада и червей. Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся - раньше, позднее, да и меня не будет. Так из чего же хлопотать?" Эти слова Толстого из "Исповеди" раскрывают и природу, и непосредственный источник его духовного кризиса. Он ясно понял, что только такая жизнь может считаться осмысленной, которая способна утверждать себя перед лицом неизбежной смерти, выдержать проверку вопросом: "Из чего же хлопотать, ради чего вообще жить, если все будет поглощено смертью?" И он поставил перед собой самую дерзновенную цель - найти то, что не подвластно смерти. Размышления Толстого о смысле человеческой жизни после 1878 г. были во многом подготовлены его философско-исторической концепцией.

2.2. Смысл истории

В понимании истории  Толстой выступил против широко распространенного  в XIX в. субъективистского взгляда, стремившегося  объяснить исторические события  волей участвовавших в них людей. Толстой показывает ложность утверждения, о том, что движущей силой исторического развития является воля выдающихся личностей, выявляя его фактическую беспомощность в объяснении великих исторических событий, связанных с движением армий и народов в Европе в начале XIX в. Отвергая как несостоятельные аргументы, будто выдающиеся личности выделяются из основной массы лишь благодаря своим интеллектуальным и нравственным качествам, он более подробно останавливается на соображении, согласно которому источником их силы является власть.

Не отрицая, что понимание  власти как перенесения совокупности воль на отдельное лицо может иметь  важное значение в пределах науки  права, Толстой подчеркивает его  совершенную неудовлетворительность при объяснении истории - революций, завоеваний, столкновений и т. п. Он предлагает свое - философско-историческое - определение власти.

Рассматривая отношение  между волей лица, отдающего распоряжения, и исполнением этой воли другими  людьми в исторически значимых масштабах, Толстой приходит к выводу, что это отношение никак не является отношением причины и следствия. Существующая между ними зависимость определяется тем, что властвующее лицо само участвует в событии и выполняет в нем совершенно особую роль. Для совершения совместных действий люди становятся в такие отношения между собой, когда чем прямее, непосредственнее они участвуют в самом действии, тем меньше они могут приказывать и тем больше они числом, и, наоборот, "чем меньше то прямое участие, которое они принимают в самом действии, тем они больше приказывают и тем число их меньше".

Завершая свой философско-исторический анализ власти, а вместе с тем  и критику воззрений, усматривавших  причину исторических событий в  воле выдающихся лиц, Толстой приходит к следующим двум выводам:

1) Власть есть такое  отношение известного лица к  другим лицам, в котором лицо  это тем менее принимает участие  в действии, чем более оно выражает  мнений, предположений и оправданий  совершающегося совокупного действия.

2) Движение народов производит не власть, не умственная деятельность, даже не соединение того и другого, как то думали историки, но деятельность всех людей, принимающих участие в событии и соединяющихся всегда так, что те, которые принимают наибольшее прямое участие в событии, принимают на себя наименьшую ответственность; и наоборот.

Историческое развитие, согласно Толстому, - это своего рода равнодействующая разнообразно направленных сил; оно складывается как результат  взаимодействия всей практически бесконечной  массы человеческих воль. Именно потому, что бесконечное количество сил влияют на историческое событие, никогда нельзя наперед предсказать его направление и никогда это направление не будет совпадать с направлением какой-то одной силы. Ход истории подчинен объективным законам потому, что он является массовым деянием, делом неисчерпаемой совокупности человеческих воль. "Для совершения того или другого действия люди складываются в известное соединение и участвуют все; и мы говорим . что это закон". В понимании Толстого законы истории предстают как законы сцепления воль больших человеческих масс, которые аналогичны законам взаимодействия физических тел, но отличаются от них тем, что люди обладают сознанием собственной свободы.

Вопрос о соотношении  необходимости и свободы человеческих поступков в историческом развитии Толстой решает таким образом, что речь идет о двух разных аспектах одного и того же явления. "Глядя на человека, как на предмет наблюдения . мы находим общий закон необходимости, которому он подлежит так же, как и все существующее. Глядя же на него из себя, как на то, что мы сознаем, мы чувствуем себя свободными".

Соотношение между свободой и необходимостью в действии является, по Толстому, обратно пропорциональным: "И всегда, чем более в каком  бы то ни было действии мы видим свободы, тем менее необходимости; и чем более необходимости, тем менее свободы". Чем больше человек погружен в окружающий мир, тем больше его действия предстают как необходимые. И наоборот, если рассматривать человека изолированно, то его действия представляются свободными. Так, "действия человека, связанного семьей, службой, предприятиями, представляются несомненно менее свободными и более подлежащими необходимости, чем действия человека одинокого и уединенного". Чем больше промежуток времени между поступком и суждением о нем, тем меньше он кажется свободным. И, напротив, чем меньше этот промежуток, тем больше поступок представляется свободным. Современное восприятие события мы связываем с волей участвующих в нем людей. "Действия людей представляются нам тем более необходимыми и тем менее свободными, чем вернее мы связываем последствия с причинами". Недаром говорится: понять - значит простить.

Развитая Толстым концепция  философии истории особенно ценна  тем, что, открывая перспективу объективного изучения жизни народов, она одновременно очерчивает пространство религиозных поисков и нравственно-ответственного существования. Место Бога оказывается по ту сторону законов, за пределами опытного и рационально аргументированного знания. Нравственно-ответственное существование совпадает с духовным ростом, самосовершенствованием личности.

2.3. Вера как сознание  жизни

            Стремясь выйти из глубокого духовного кризиса, Л. Н. Толстой задумался:

 а) в силу каких  причин встает перед человеком вопрос о смысле жизни

 б) в чем заключается  его содержание.

 По первому пункту  он пришел к заключению, что  человек вопрошает о смысле  жизни тогда, когда он сам  живет бессмысленно, ведет неправильную  жизнь. Неправильной, бессмысленной  же жизнь оказывается тогда, когда человек прожигает ее - подходит к ней так, как если бы за ней ничего не было. По второму пункту Толстой сделал следующий вывод: поскольку жизнь кажется бессмысленной из-за ее бренности, то вопрос о смысле жизни есть вопрос о таком ее содержании, которое не кончается вместе с самой жизнью. Когда человек спрашивает о смысле жизни, он спрашивает о том, что в ней есть бесконечного, бессмертного, вечного.

Смысл жизни не может  заключаться в том, что уходит вместе со смертью человека. Он не может  заключаться в жизни для себя, для других и даже для человечества, ибо все это не вечно. Вопрос о смысле жизни подводит к понятиям веры и Бога.

Согласно учению Толстого, вера есть сознание жизни. Она неотрывна  от бытия человека. Совпадение веры и жизни является настолько полным, что можно сказать: если есть человеческая жизнь, значит, есть вера. Если же вера исчезает, то жизнь человека становится невозможной. "Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни. Если человек живет, то он во что-нибудь да верит. Если б он не верил, что для чего-нибудь надо жить, то он бы не жил".

Веры не существует вне  дел, составляющих материю жизни, ее тело. Точно так же, как и дел  не существует вне веры. Можно сказать так: человек верит в то, что он действительно делает. Предмет веры нельзя оторвать от самой веры. Его нельзя рассмотреть отдельно, нельзя вообще отнестись к нему каким-либо иным образом, помимо веры. Даже выражение "я верую", которым пользуется также и Толстой, в строгом смысле слова нельзя признать законным. Оно тавтологично, ибо само "я" определяется через веру. Вера есть то, что учреждает "я" как конкретную жизнь. Когда человек говорит "я верую", то это в высшей степени ответственное утверждение, и его истинность измерятся только его безусловной нравственно-обязывающей силой по отношению к тому, кто это говорит

Толстой исходит из понимания  человека как нравственного существа. Согласно такому пониманию нельзя сказать, что такое человек, не ответив прежде на вопрос, в чем состоит его долг и предназначение. Поэтому первый и важнейший вопрос, который может и должен интересовать человека, есть вопрос о том, как жить, на что направить свой разум. Вера как раз и выражает нравственную определенность и направленность жизни, ее смысл. "Оценка всех явлений жизни есть вера". Вера, по Толстому, тождественна благу (добру), но это такое благо (добро), которое позволяет подняться над противоположностью добра и зла. Человеческая жизнь как зло, в форме зла невозможна, становясь злом, она уничтожает себя, перестает существовать. Или, как говорит Толстой, нельзя жить без веры.