Исторические типы философии

...В конце концов мне  показалось, что я понял, почему человек является самым счастливым из всех живых существ и достойным всеобщего восхищения и какой жребий был ему уготован среди всех прочих судеб, завидный не только для животных, но для звезд и потусторонних душ. Невероятно и удивительно! А как же иначе? Ведь именно поэтому человека по праву называют и считают великим чудом, живым существом, действительно достойным восхищения. Но что бы там ни было, выслушайте, отцы, и снисходительно простите мне эту речь.

Уже всевышний Отец, Бог-творец, создал по законам мудрости мировое обиталище, которое нам кажется августейшим храмом божества. Наднебесную сферу украсил разумом, небесные тела оживил вечными душами. Грязные и засоренные части нижнего мира наполнил разнородной массой животных. Но, закончив творение, пожелал мастер, чтобы был кто-то, кто оценил бы смысл такой большой работы, любил бы ее красоту, восхищался ее размахом. Поэтому, завершив все дела.., задумал, наконец, сотворить человека. Но не было ничего ни в прообразах, откуда творец произвел бы новое потомство, ни в хранилищах, что подарил бы в наследство новому сыну, ни в скамьях небосвода, где восседал сам созерцатель вселенной. Уже все было завершено; все было распределено по высшим, средним и низшим сферам. Но не подобало отцовской мощи отсутствовать в последнем потомстве как бы истощенной, не следовало колебаться его мудрости в необходимом деле из-за отсутствия совета, не приличествовало его благодетельной любви, чтобы тот, кто в других должен был восхвалять божественную щедрость, вынужден был осуждать ее в самом себе. И установил, наконец, лучший творец, чтобы для того, кому не смог дать ничего собственного, стало общим все то, что было присуще отдельным творениям. Тогда принял Бог человека как творение неопределенного образа и, поставив его в центре мира, сказал: «Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобно обозревать все, что есть в мире. Не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который предпочтешь».

История эстетики Памятники мировой эстетической мысли. — М., 1962. — Т. 1 — Античность. Средние века. Возрождение. — С. 506 – 507.

Самой сложной для гуманистов оказывалась проблема свободы воли, ибо признание ее полноты неизбежно означало умаление божественного всемогущества и необходимость пересмотра всей картины мира, построенной на идеальных первоначалах. Поэтому от идеи Бога откажется только философия XIX в., мыслители же эпохи Возрождения в своих рассуждениях по данному вопросу пытались совместить свободу воли и божественное провидение, оставляя приоритет за свободой воли. Ярким примером таких размышлений служит диалог «О свободе воли» итальянского гуманиста Лоренцо Валлы (1405 или 1407—1457), отрывок из которого приводится ниже.

Антоний: Наитруднейшим и особенно недоступным представляется мне вопрос о свободе воли; от него зависит любое человеческое действие, всякое право и несправедливость, любая награда и наказание и не только в этой жизни, но также и в будущей; об этом предмете я сказал бы, что едва ли будет какой-либо вопрос, столь же заслуживающий большего понимания и в котором наименее сведущи <...>.

Если Бог предвидит будущее, ничего иного, помимо того, что он предвидел, произойти не может. Так, например, если он видел, что Иуда сделается предателем, невозможно, чтобы [Иуда] не предал, т. е. то, что Иуда предал, было необходимо, если нет, — да минует нас это, — то мы хотим отказать Богу в провидении. Поскольку дело обстоит таким образом, неизбежно должно признать, что род человеческий не имеет в своем распоряжении свободы воли... Ты сам видишь здесь, что теперь последует из этого: ведь то, что Бога либо хвалят за его справедливость, либо за его несправедливость обвиняют и на одного налагают наказание, а другому дают награду, откровенно говоря, это кажется противным справедливости, поскольку действия людей по необходимости соответствует предвидению Бога. Тогда не отказаться ли нам от религии, благочестия, святости богослужений и жертвоприношений; мы не можем ничего ожидать от него и прибегать к молитвам, не можем говорить о его милосердии и можем пренебрегать исправлением нашего ума, и, наконец, мы можем делать только то, что доставляет нам удовольствие, так как справедливость или несправедливость наших поступков предусмотрена Богом. Итак, либо он, кажется, не предвидит будущее, если мы наделены волей, либо он несправедлив, если мы лишены свободы воли. Теперь ты знаешь, что в этом деле возбуждает у меня сомнение <...>.

Лаврентий: ...я отвечу тебе, что отрицаю хотя бы возможность иного исхода, нежели тот, который был предусмотрен, что есть следствие, которое может сокрыться от предвидения. Но что же препятствует тому, чтобы эти вещи были одновременно верны? Разве же может что-то происходить иначе, после того как произойдет? Весьма различно то, что может случиться, и то, что будет. Я могу жениться, могу быть воином, могу быть священником, так что же непременно и буду? Менее всего. Следовательно, я могу сделать иначе, чем произойдет, но однако иначе не сделаю; и Иуда был в силах не грешить, хотя было предсказано, что это будет, но предпочел согрешить потому, что уже было предусмотрено будущее. Поэтому [оно] предвидение имеет силу, когда сохраняется свобода воли. Она заключена в том, что будет избрана одна из двух [возможностей]: поскольку обе сразу исполнить нельзя, то, с помощью своего света, он предугадает и выберет одну.

Лоренцо Валла. О свободе воле к епископу Илерийскому Гарсии // Валла Л. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. — М.. 1989. – С. 269, 272 – 273, 278.

4.3 СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ  ИДЕАЛ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

Самое известное произведение, в котором раскрывается социально-политический идеал эпохи Возрождения, роман «Утопия» Томаса Мора (1478—1535) — английского гуманиста и государственного деятеля (лорд-канцлер). В нем описывается вымышленное государство, расположенное на никогда не существовавшем острове Утопия: «Остров утопийцев в средней своей части (ибо она простирается шире всего) простирается на двести миль, на большом протяжении остров не очень сужается, а ближе к обоим концам постепенно утоньшается...

На Утопии есть пятьдесят четыре города; все они большие и великолепные... Ближайшие из них отстоят друг от друга на двадцать четыре мили. И опять же ни один из них не удален настолько, чтобы нельзя было из него дойти до другого города пешком за один день...

Из каждого города по три старых и умудренных опытом гражданина ежегодно сходятся в Амаурот обсуждать общие дела острова. Ибо этот город считается первым и главным...».

Название этого произведения со временем стало нарицательным для обозначения всего вымышленного и нереального. Ниже описываются социально-эконолмическое устройство и общественно-политический строй утопийцев.

[СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ  УСТРОЙСТВО]

У всех мужчин и женщин без исключения есть единое общее дело — сельское хозяйство. Ему обучают всех с детства, — отчасти в школе, где дают наставления, отчасти — на полях, поблизости от города, куда вывозят детей как бы для игры, однако они не только наблюдают, но, пользуясь удобной возможностью упражнять тело, также и трудятся.

Помимо сельского хозяйства (которым, как я сказал, заняты все) каждый изучает что-нибудь еще, как бы именно свое. Они обычно заняты прядением шерсти или же обработкой льна, ремеслом каменщиков, жестянщиков или плотников... По большей части каждого выучивают ремеслу старших. Ибо к этому многие влекутся от природы. Если же кого-либо привлекает к себе иное занятие, то он перемещается в какое-нибудь хозяйство, ремеслу которого он хотел бы обучиться. И не только его отец, но и должностные лица пекутся о том, чтобы отдать его почтенному и уважаемому главе хозяйства...

...при двадцати четырех  равных часах — считая вместе день и ночь — для работы отводят всего шесть... Сон требует восемь часов. Что остается лишним от часов на работу, сон и еду, дозволяется каждому проводить по своей воле, но не проводить это время в разгуле и беспечности, а часы, свободные от ремесла, надобно тратить на другие занятия по своему вкусу. Эти перерывы большая часть людей посвящает наукам. Обыкновенно они каждый день в предрассветные часы устраивают публичные чтения и участвуют в них, по крайней мере, приводят туда именно тех, которые отобраны для науки.

В каждом деревенском хозяйстве не менее сорока мужчин и женщин... Из каждого хозяйства ежегодно возвращаются в город двадцать человек: они пробыли в деревне два года. На их место из города выбирают столько же новых, чтобы их обучили те, которые пробыли в деревне год и поэтому более разумеются в деревенских делах; на следующий год они будут наставлять других, дабы — если все окажутся там равно неопытными и неумелыми в возделывании земли — не повредили они урожаю своим незнанием... Когда наступает день сбора урожая, деревенские филархи [сифогранты. — К. К.] извещают городские власти, какое число граждан надлежит к ним послать, и оттого что это множество сборщиков урожая пребывает в самый срок, они справляются почти со всем урожаем за один погожий день...

...у утопийцев нет никакой  собственности. Да и сами дома  меняют они раз в десять лет по жребию...

Каждый город делится на четыре равные части. В середине каждой части есть рынок со всякими товарами. Туда каждое хозяйство свозит определенные свои изделия, и каждый вид их помещают в отдельные склады. Любой глава хозяйства просит то, что надобно ему самому и его близким, притом без денег, вообще безо всякого вознаграждения уносит все, что только попросит. Да и зачем ему в чем-либо отказывать? Когда всех товаров вполне достаточно и ни у кого нет страха, что кто-нибудь пожелает потребовать более, чем ему надобно? Ибо зачем полагать, что попросит лишнее тот, кто уверен, что у него никогда ни в чем не будет недостатка?..

Кроме того, на каждой улице стоят вместительные дворцы, находящиеся на равном расстоянии друг от друга; у каждого из них свое название. Там живут сифогранты; к каждому из дворцов приписаны тридцать хозяйств, как раз по пятнадцати с каждой стороны, там должны они вместе принимать пищу. Экономы из каждого дворца в определенный час приходят на рынок и получают провизию сообразно с числом своих людей...

Между тем с золотом и серебром, из которых делают деньги, поступают они так, что никто не ценит их более, чем заслуживает того сама их природа; а кому не видно, насколько хуже они, чем железо?.. Ибо утопийцы едят и пьют из глиняной и стеклянной посуды, весьма тонкой работы, однако дешевой. Из золота и серебра не только в общих дворцах, но и в частных домах — повсюду делают они ночные горшки и всякие сосуды для нечистот...

...пока они заняты работой, они небрежно прикрыты кожами  или шкурами, которые служат им  семь лет. Когда они выходят  на люди, то надевают сверху  плащ, который прикрывает ту, более  грубую одежду: цвет плащей на всем острове один и тот же — естественный цвет шерсти... ...более тонкую ткань они не ценят. Поэтому получается, что, в то время как в других местах одному человеку не хватает четырех или пяти шерстяных плащей разного цвета и надобно еще столько же шелковых рубашек, а некоторым, более разборчивым, мало и десяти, в Утопии каждый довольствуются одним платьем, которое носит большей частью два года. И, конечно, нет никакой причины, по которой пожелал бы человек иметь больше одежды, оттого что если добудет он еще, то не лучше защитится он от холода и не окажется ни на волос наряднее...

[ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ  СТРОЙ]

Изо всего числа мужчин и женщин, годных для работы по возрасту и здоровью, едва лишь пятьсот получают освобождение от работы. Среди них сифогранты, хотя законы освобождают их от труда, сами, однако, не избавляют себя от него, чтобы своим примером легче побудить к труду остальных. Такой же свободой наслаждаются те, которым народ, движимый советами священников и тайным голосованием сифогрантов, навсегда дарует освобождение, дабы изучали они науки. Если же кто-нибудь из них обманывает возложенную на него надежду, его гонят назад к ремесленникам, и. напротив, нередко происходит так, что какой-нибудь мастер эти оставшиеся у него часы с таким великим усердием посвящает наукам, выказывает столько прилежания, что его избавляют от ремесла и выдвигают в разряд людей ученых.

Из этого сословия ученых людей выбирают послов, священников, траниборов и, наконец, самого правителя...

Каждые тридцать хозяйств ежегодно выбирают себе должностное лицо, которое на своем прежнем языке называют они сифогрантом... Над десятью сифогрантами с их хозяйствами стоит человек, некогда называвшийся транибор...

Именно сифогранты, которых двести, поклявшись, что они изберут того, кого сочтут наиболее пригодным, тайным голосованием определяют правителя — разумеется, одного из четырех, которых им назвал народ... Должность правителя постоянна в течение всей его жизни. Если не помешает этому подозрение в стремлении к тирании. Траниборов выбирают ежегодно. Однако беспричинно их не меняют. Все прочие должностные лица избираются на год. Траниборы каждые три дня, а если того требует дело, то иногда и чаще, приходят на совет к правителю. Совещаются о государственных делах. Частные споры, если они есть, — их там очень мало — они разрешают быстро. В сенат допускаются два сифогранта, и каждый раз разные... Принимать решения помимо сената или народного собрания о чем-либо, касающемся общественных дел, считается уголовным преступлением... Оттого все, что считается важным, докладывают собранию сифогрантов, которые, обсудив дело со своими хозяйствами, совещаются друг с другом и свое решение объявляют сенату. Иногда дело выносится на обсуждение всего острова...

Мор Т. Утопия // Мор Т. Утопия. Эпиграммы, История Ричарда III. — 2-е изд, испр. и доп. — М., 1998. – С. 52 – 95.

О средствах достижения социально-политических идеалов в эпоху Возрождения дает яркое представление политическая философия Николо Макиавелли (1469 — 1527) — итальянского политического деятеля и историка. Он был убежден, что «фортуна распоряжается половиной наших действий, но все же позволяет нам управлять другой половиной или приблизительно около того» (Государь, гл. XXIV — XXVI). Управление этой «половиной» Макиавелли отнес к особой сфере — сфере политики, которая отделяется у него от нравственности. Как свидетельствуют приведенные ниже отрывки из его работы «Государь», в политике, по Н. Макиавелли, вместо служащих основой общечеловеческой морали 10 заповедей действует иной принцип — «цель оправдывает средства».