Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Декабря 2014 в 21:16, курс лекций
Философия Древнего Востока — это, прежде всего, философская мысль в Древней Индии и в Древнем Китае. В свою очередь, внутри индийской философии существует 6 основных школ. Безусловно, во взглядах этих школ на «основной вопрос философии» — мир и место в нем человека — есть большие различия. Вместе с тем, можно выделить несколько основополагающих позиций, являющихся для всех школ общими.
ТЕМА 1. ДРЕВНЕВОСТОЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ТЕМА 2. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ТЕМА 3. СРЕДНЕВЕКОВАЯ ФИЛОСОФИЯ
ТЕМА 4. ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ
ТЕМА 5. ФИЛОСОФИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ
ТЕМА 6. НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
ТЕМА 7. ПОСТКЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX СТ.
ТЕМА 8. СОВРЕМЕННАЯ ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ
Философский словарь: Ф. Бэкон, «врожденные идеи», Т. Гоббс, Р. Декарт, дедукция, деизм, естественное право, индукция, интеллектуальная интуиция, Г. Лейбниц, Дж. Локк, материализм, общественный договор, Просвещение, рационализм, Ж. Ж. Руссо, сенсуализм, скептицизм, Б. Спиноза, эмпиризм, Д. Юм.
Хотя сама по себе немецкая классическая философия охватывает сравнительно краткий промежуток времени — с 80-х гг. XVIII до середины XIX ст., за этот период времени в творчестве ее крупнейших представителей — Иммануила Канта и Георга Вильгельма Фридриха Гегеля удалось подвести своего рода теоретический итог решению тех проблем, которые стояли перед философией Нового времени. В этой связи немецкую классическую философию следует считать ее последним, завершающим этапом.
Действительно, немецкая классическая философия восприняла основополагающие принципы философии Нового времени — ее рационализм и «натурализм», т. е. рассмотрение окружающего мира как природы, существующей по внутренне ей присущим механическим законам, однако творчески их переработала. Прежде всего, если мыслители Нового времени, пытавшиеся познать и преобразовать природу и общество, опирались на идею о созидающей силе человеческого разума, то и Кант, и Гегель исходили из противоположной установки — на разумную целесообразность окружающего нас мира, которую можно было бы выразить в знаменитой гегелевской формуле: «все разумное действительно, все действительное разумно», т. е. шли не от природы к разуму, как просветители, а от разума — к природе. По этой причине в немецкой классической философии происходит смещение акцента с анализа природы на исследование человека как автономного мира. Если философы Нового времени знали человека только как природное тело, наделенное нетелесной душой, то для И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля именно из человеческого духа, духовной деятельности человека выводится весь окружающий его мир — как природный, так и культурный.
Именно обратившись к изучению человека и его познавательных способностей, совершает И. Кант, по его собственным словам, «коперникианский переворот» в философии, решая проблему метода, неудовлетворительные односторонние подходы к рассмотрению которой предлагались представителями эмпирического и рационалистического направлений. Подвергнув критическому анализу в трех своих знаменитых работах — «Критике чистого разума», «Критике практического разума» и «Критике способности суждения» основные познавательные способности человеческой души, И. Кант пришел к выводу, что наши знания сообразуются не с окружающим нас миром, а с нашими познавательными возможностями. Поэтому мы познаем мир не таким, каким он есть на самом деле, а в том виде, в котором его познание доступно нашему разуму. Нам же остается констатировать лишь параллельное существование двух миров — мира «ноуменов», «вещей в себе», так сказать, мира самого по себе, и мира феноменов, мира «вещей для нас», мира явлений, т. е. мира, который мы знаем таким, каким он является нашему сознанию.
Однако, если представить себе, как это сделал Гегель, что наш разум находится не в статичном, пассивном состоянии, а в процессе непрерывного саморазвития, лишь логически завершая его в человеке и продуктах его духовной деятельности, — таких, как мораль, право, искусство, религия, наука и, наконец, философия, то такой процесс окажется сущностной основой для всего существующего и в природе, и в обществе, и в самом человеческом мышлении, а человек предстанет способным осознать мир в целом, в его абсолютном основании. Таким образом, учением Гегеля была создана всеохватывающая система, которая не только представила ту картину мира, создание которой было целью философии Нового времени, но и оказалась наиболее полным воплощением ведущего для западной философии со времен Платона идеалистического направления, о сути которого сам Гегель сказал так: «Подлинный философский идеализм ни в чем ином, как в следующем утверждении: истина вещей заключается в том, что предметы как непосредственно единичные, т. е. чувственные предметы, суть лишь видимость, явление... Разумеется, интеллект осваивается с предметами не в их чувственном существовании, но благодаря тому, что он их мыслит, вбирает их содержание в себя [в формах абстрактных понятий]. Это всеобщее в вещах не есть нечто субъективное, принадлежащее исключительно нам.., а представляет собой истинное, объективное, действительное в самих вещах как их субстанциональные роды, а не где-либо вдали этих вещей (Гегель. Энциклопедия философских наук. — М., 1975. — Т. 2. — Философия природы. — С. 19).
Как ни парадоксально, но, доведя идеализм до своего логического завершения, Гегель тем самым показал его исчерпанность и ограниченность. Поэтому со II половины XIX в. в западной философии основное значение начинают приобретать школы и течения неидеалистического толка, хотя влияние гегельянства на некоторые из них — например, марксизм, не вызывает сомнения. Как бы там ни было, но, подведя определенную черту под философией Нового времени, немецкая классическая философия осталась заметным явлением в истории западной философии, а о творчестве ее крупнейшего представителя — Г. В. Ф. Гегеля Б. Рассел, сам крупный философ и ученый, сказал: «Даже если (как я сам полагаю) почти все учение Гегеля ложно, оно еще сохраняет значение, которое не просто принадлежит истории, так как оно наилучшим образом представляет определенный вид философии, которая у других менее согласована и менее всеобъемлюща» (Рассел Б. История западной философии. — 2-е изд. испр. — Новосибирск, 1999. — С. 671).
В основу своей критической философии Иммануил Кант (1724 — 1804) — великий немецкий философ, родоначальник немецкой классической философии положил «критику чистого разума», которой дал следующее определение: «Я разумею под этим не критику книг и систем, а критику способности разума вообще в отношении всех знаний, к которым он может стремиться независимо от всякого опыта, стало быть, решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще и определение как источников, так и объема и границ метафизики на основании принципов» (Кант И. Критика чистого разума: Предисл. к 1-му нем. изд. // Соч.: В 8 т. — М., 1994. — Т. 3. — С. 11 — 12). О выводах, к которым пришел И. Кант относительно путей, возможностей и средств получения всеобщего и необходимого научного знания, а также той регулятивной функции, которую разум играет в этом процессе, вы сможете узнать из работы И. Канта «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука». В ней знаменитый мыслитель систематизировал и популяризировал содержание самого известного из своих трудов — «Критика чистого разума».
[КРИТИКА ЧИСТОГО РАЗУМА]
Итак, чтобы метафизика [здесь: философия] могла как наука претендовать не только на обманчивую уверенность, но и на действительное понимание и убеждение, для этого критика самого разума должна представить весь состав априорных понятий, разделение их по различным источникам: чувственности, рассудку и разуму; далее, представить исчерпывающую таблицу этих понятий и их расчленение со всем, что отсюда может быть выведено; затем главным образом возможность априорного синтетического познания посредством дедукции этих понятий, принципы их применения и, наконец, их границы, и все это в полной системе. Таким образом, эта критика, и только она одна, содержит весь хорошо проверенный и достоверный план, более того, даже все средства, необходимые для создания метафизики как науки; другими путями она невозможна...
Одно несомненно: кто раз отведал критики, тому навсегда будет противен всякий догматический вздор, которым он прежде должен был довольствоваться, не находя лучшего удовлетворения для потребностей своего разума. Критика относится к обычной школьной метафизике точно так, как химия к алхимии или астрономия к прорицающей будущее астрологии. Я ручаюсь, что всякий, кто продумал и понял основоположения критики...уже никогда больше не вернется к старой и софистической лженауке; скорее, он с радостью будет смотреть на такую метафизику, которая отныне ему доступна, не нуждается ни в каких подготовительных открытиях и первая может доставить разуму постоянное удовлетворение. В самом деле, метафизика имеет перед всеми возможными науками то преимущество, что она может быть завершена и приведена в неизменное состояние, так как ей не надо дальше изменяться и она не способна к какому-либо расширению посредством новых открытий; дело в том, что разум имеет здесь источник своего познания не в предметах и их созерцании (отсюда он не может извлечь больше знания), а в самом себе; и после того как разум полностью и ясно изложил против всякого ложного толкования основные законы своей способности, не остается ничего иного, что чистый разум мог бы познавать a priori или даже о чем бы он мог спрашивать, имея на то основание.
Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука // Кант И. Соч.: В 8 т. — М., 1994. — Т. 4. — С. 131 — 133.
[РЕГУЛЯТИВНАЯ ФУНКЦИЯ РАЗУМА]
Предметы, которые даются нам опытом, непонятны для нас во многих отношениях, и на многие вопросы, на которые наводит нас закон природы, если их довести до определенной глубины (но всегда сообразно с подобными законами), нельзя дать ответ, как, например (на вопрос о том), почему вещества притягивают друг друга. Но когда мы совсем оставляем природу или же, прослеживая цепь ее связи, выходим за пределы всякого возможного опыта, стало быть, углубляемся в сферу чистых идей, — тогда мы не можем сказать, что предмет нам непонятен и что природа вещей предлагает нам неразрешимые задачи; ведь в этом случае мы имеем дело вовсе не с природой или вообще с данными объектами, а только с понятиями, имеющими свой источник исключительно в нашем разуме, и с чисто мысленными сущностями, относительно которых все задачи, вытекающие за их понятия, должны быть разрешимы, так как разум может и должен во всяком случае давать себе полный отчет в своем собственном действовании. Так как психологические, космологические и теологические идеи [идеи души, мира, Бога] суть только чистые понятия разума, которые не могут быть даны ни в каком опыте, то вопросы о них, предлагаемые нам разумом, ставятся не предметами, а только максимами [общежитейские нравственные правила] разума ради его собственного удовлетворения, и на все эти вопросы обязательно может быть дан надлежащий ответ, если показать, что они есть основоположения, служащие для того, чтобы довести применение нашего рассудка до полной ясности, завершенности и синтетического единства, а потому значимые только для опыта, но для опыта, взятого в целом. Хотя абсолютная совокупность опыта и невозможна, однако только идея совокупности познания по принципам может вообще доставить познанию особый вид единства, а именно единства системы, без которого наше познание есть лишь нечто фрагментарное и негодное для высшей цели (которая всегда есть лишь система всех целей)...
Трансцендентальные идеи выражают, таким образом, подлинное назначение разума, а именно, как принципа систематического применения рассудка. Если же принимают это единство способа познания за единство познаваемого объекта, если это единство, которое, собственно, есть чисто регулятивное, считают конститутивным и воображают, будто посредством этих идей можно расширить свое знание далеко за пределы всякого возможного опыта... — то это не более как ошибка в оценке собственного назначения нашего разума и его основоположений, это диалектика, которая, с одной стороны, запутывает применение разума в опыте, а с другой — приводит разум к разладу с самим собой.
Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука // Соч.: В 8 т. — М., 1994. — Т. 3. — С. 112 — 113.
Обосновывая необходимость перейти от критики чистого разума к критике практического разума, от попыток определить, каким образом человек может знать Истину, к попыткам выяснить, почему человек должен поступать хорошо, а не плохо, И. Кант писал: «Две вещи наполняют душу всегда новым и более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» (Кант И. Критика практического разума // Соч.: В 8 т. — М., 1994. — Т. 4. — С. 562).
Свои рассуждения о практическом разуме И. Кант начинает с утверждения, что все нравственные понятия имеют свое место в разуме независимо от всякого обыденного человеческого опыта, а потому чистота их происхождения делает их достойными служить нам высшими практическими принципами. Иначе говоря, «Чистый разум сам по себе есть практический разум и дает (людям) всеобщий закон, который мы называем нравственным законом» (Кант И. Критика практического разума // Там же — С. 410).
Вместе с тем И. Кант был убежден, что существует «автономия доброй воли» т. е. «такое свойство воли, благодаря которому она сама для себя закон» (независимо от каких бы то ни было свойств предметов воления) (Кант И. Основы метафизики нравственности // Там же. — С. 219). По этой причине внутренние веления разума для воли — императивы — «...говорят, что делать нечто или не делать этого — хорошо, но они говорят это такой воле, которая не всегда делает нечто потому, что ей дают представление о том, что делать это хорошо» (Там же — С. 185). Именно по этой причине поступки человека и реалии человеческой жизни не всегда совпадают представлениями самого человека и общества о том, что такое хорошо, а что такое плохо.
«Но практически хорошо то, что определяет волю посредством представлений разума, — развивает свою мысль И. Кант, — стало быть, не из субъективных причин, а объективно, т. е. из оснований, значимых для всякого разумного существа, как такового» (Там же. — С. 186). Таким общезначимым основанием человеческого поведения, ее «высшим практическим принципом» и законом может быть только категорический императив, «который представлял бы какой-нибудь поступок как объективно необходимый сам по себе, без относительно к какой-либо цели. ...существенно хорошее в этом поступке состоит в убеждении, последствия же могут быть какие угодно...» (Там же — С. 187, 189). Категорический императив сам И. Кант формулирует таким образом: «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» (Там же. — С. 205), или, проще говоря, «не делай другому того, чего не желаешь себе».
Из приведенных выше рассуждений И. Канта по поводу критики практического разума можно сделать такой вывод: любой человек волен поступать так, как ему заблагорассудится, однако нравственными и хорошими могут считаться только те поступки, которые основываются на осознании им необходимости поступать в соответствии с категорическим императивом.
Суть своей философской системы сам Гегель выразил так:
«Согласно кантовской философии, вещи, о которых мы знаем, суть лишь явления для нас, а в себе они остаются для нас недоступными и потусторонними. Этот субъективный идеализм, согласно которому то, что составляет содержание нашего сознания, есть лишь только наше содержание, содержание, полагаемое лишь нами, непредубежденное сознание справедливо отвергает. Истинное положение вещей на деле таково, что вещи, о которых мы непосредственно знаем, суть простые явления не только для нас, но также и в себе, и настоящее определение конечных вещей и состоит в том, что они имеют основание своего бытия не в самих себе, а во всеобщей божественной идее. Это понимание вещей также должно называться идеализмом, но в отличие от субъективного идеализма критической философии мы должны его назвать абсолютным идеализмом» (Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. — М., 1975. — Т. 1. — С. 162 — 163). Таким образом, можно сказать, что абсолютный идеализм Гегеля представлял собой попытку объяснить весь природный, социальный и духовный мир на протяжении всего периода его существования на основе одного-единственного принципа, свести его к одному понятию. В этом случае абсолютный идеализм должен был являть подлинную философскую систему, поскольку в нем под одно начало подводились самые разные материальные и идеальные явления и процессы, которые таким образом оказывались неразрывно связанными в рамках единого целого.
Исходным понятием в абсолютном идеализме Гегеля выступает «Абсолютная идея». Первое и основное определение Абсолютной идеи — разум, «мышление, подлинно всеобщее всего природного и также всего духовного», которое «выходит за пределы всех их и составляет основание всего» — и природных катаклизмов, и социальных явлений, и человеческий действий (Там же. — С. 122).
Правда, сама по себе Абсолютная идея есть лишь неопределенная интуитивная мысль: «Все разумное действительно; все действительное разумно», которая, коль скоро мы хотим видеть наш разум абсолютным идеальным первоначалом мира и человека, нуждается в дальнейшем прояснении и обосновании. Это самопознание Абсолютной идеи распадается на три этапа: Логику, философию природы, Философию духа.