М. М. Бахтин: о языке диалога

Министерство образования  и науки Российской Федерации

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального  образования

«Оренбургский государственный университет»

Факультет гуманитарных и  социальных наук

Кафедра истории философии

 

 

 

 

КУРСОВАЯ РАБОТА

М. М. Бахтин: о языке диалога

 

 

«Допустить к защите»
«___» ___________2010 г.		Демченко Л.М.
Руководитель		Писарчик Т. П.
Студент		Макшанова И. С.
Нормоконтролер		Недорезов В.Г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Оренбург 2010

Содержание

 

Введение………………………………………………………………………3

1 Нравственный модус поступка ……………………………………………4

1.1 Идеологема личности в концепции М. М. Бахтина….…………………4

1.2 Диалог как универсальное проявление человеческой жизнедеятельности…………………………………………………………………8

2 Проблемы философии языка в творчестве М. М. Бахтина………...........23

2.1 Язык диалога «Я» и «Другого»……………………………….................23

2.2 Диалогическая концепция социальной онтологии языка……………..29

Заключение…………………………………………………………...............33

Список литературы…………………………………………………..............35

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

 

Актуальность  темы. Актуальность теоретического исследования нравственного модуса поступка и философии диалога М. М. Бахтина весьма велика и определяется прежде всего возможностью развития понимания сущности и феноменологии самобытия личности и межчеловеческого со-бытия.

Интересно то, что Бахтина  довольно часто заявляют как персоналиста, экзистенциалиста или структуралиста. Оно, конечно, не без толики истины, так как они (в частности Ф. де Соссюр, Ж. Лакан, Ф. Достоевский, З. Фрейд, В. Я. Пропп) повлияли на автора, но следует  оговориться: тут прежде разноконтекстность бахтиновских смыслов в отношении  понятийного аппарата (или обращенности к разным аккумулятивам): Бахтин поддерживает идею Ф. де Соссюра, которая представляет нам язык как готовую вещь, как устойчивую неизменную систему нормативно тождественных форм индивидуального сознания. Другими словами идея «абстрактного объективизма». Но он выделяет еще одну не менее важную идею, которая выдвигает на передний план не менее важные свойства языка, а именно: язык не просто подчиняется индивидуально-психологическим законам – «индивидуалистический субъективизм». Бахтинское понимание речи — всеобще; это понимание резко отлично и от обычного «монологичного», «грамматического» ее понимания (единица речи — предложение), и от соссюровского (в потенции — структуралистского) ее понимания.

Философская антропология Бахтина  начинается с «Другого», а не с  «Я».  Другой – реальное, а не абстрактное существо. Это суверенная инстанция, значимая для меня и незаместимая личность, самодовлеющая реальность. Но, в то же время, он, так же как и я, не совпадает с собой. Человек не вещь. Внутри у него бескрайние просторы космоса. Казалось бы, это утверждение роднит Бахтина с экзистенциалистами. Но, тем не менее, между ними существует принципиальная разница. Экзистенциализм предлагает погружение в себя, Бахтин – погружение в другого. Но «вживаясь» в другого я не теряю себя до конца. Мы не сливаемся в одно существо и не повторяем жизни друг друга.

Понятие Другой у Лакана многозначно, но наполненное различными смыслами бессознательное субъекта, по Лакану не содержит никого, помимо себя самого.

Бахтин предложил иной подход: хотя язык, с помощью которого выражается бессознательное, подчиняется  индивидуально-психологическим законам, но само бессознательно по своей сути глубоко социально. В концепции  Бахтина можно также наблюдать  фигуру Другого, с помощью слова  которой создаются границы личности и в диалоге, с которой происходит ее формирование. Но Другой - это также способ отчуждения личности от социального, выраженного в культуре, и, прежде всего в слове.

 

Цели и задачи. Целью настоящего исследования является теоретическое изучение онтологических оснований Поступка и концепции «Другого» М. М. Бахтина как концепции субъектно-личностного самобытия и   межчеловеческого со-бытия.

Задачи: рассмотреть концепцию «Другого», проблему личности в понимании Бахтина и их соотношение; знаковую среду культуры, а так же диалогизм «Я», «Другого» и, вместе с тем, «поступка» как их определяющее; попытаться раскрыть методологический статус «Другого».

 

Степень разработанности. Данного вопроса (или проблематики работ М. М. Бахтина) касались и анализировали такие авторы как: Б. О. Корман, А. А. Фаустов,

А. Б. Бочаров, который рассматривал концепцию автора в философии Бахтина, П. В. Пешков, В. С. Библер о поэтике культуры у Бахтина, Г. Батищев, Г. В. Дьяконов, который анализировал концепцию «Другого» у Бахтина, С. С. Аверинцев с блестящим лингвистическим экскурсом о творчестве  Бахтина, Б. Н. Попов, Г. К. Косиков, М. Смагина, которая проделала компоративистическую работу по Бахтину и Лакану, показала общее и различие в них философствовании, а так же наметила Бахтина как в некотором роде структуралиста.

Бахтин стал так называемым предтече (или даже одним из) современных  концепций и мысли постмодернистов  западной Европы, в частности французского постмодернизма, кои идеи перекликаются  с оными.

 

Новизна курсовой работы заключается в том, что, как уже было сказано, мысль Бахтина созвучна с последними наработками мыслителей. Концепция Другого, язык их диалога с «Я» в социокультурном контексте весьма актуальны и проблематичны.  Рождение Другого раскрывает «поступок» и диалог с «Я», где последний уже не центр, а периферия.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

«Смысл бытия, для которого признано несущественным мое единственное место в бытии, никогда не сможет меня осмыслить, да это и не смысл бытия-события»

М. М. Бахтин

1 Нравственный модус поступка

1.1 Идеологема личности в концепции М. М. Бахтина

Личность — не абстрактная  схема, не «понятие», а конкретное, реальное бытие конкретного реального  «действительного человека», со своим  именем и укорененностью в конкретном реальном бытии. Причем, это не внешняя («объективированная») конкретность, а  внутренняя, сущностная. Фундаментальное  положение философии Бахтина  — утверждение онтологического (и потому неустранимого ни в теории, ни в жизни) различия между основными  «архитектоническими моментами» человеческой жизни, которые он определяет как  «я-для-себя», «я-для-другого», «другой-для-меня». Именно «я-для-себя» является ядром живой конкретной личности. Это надо понимать не в гносеологическом смысле (личность — это лишь самовосприятие, самооценка и т. п.), а в бытийном: личность живет из себя (что вовсе не означает для себя). Жизнь личности — та «жизнь, которую я признаю своей, в которой я активно нахожу себя...»¹, и только в этой «живой переживаемой жизни» действительно существует реальный человек. Личность выступает внутренним центром, изнутри связующим всю душевную активность.

Эксплицируя фундаментальную  бахтинскую идеологему личности, необходимо, на наш взгляд, выделить три основополагающих момента.

В противоположность вещи личность обладает своим, по выражению  Бахтина, внутренним пространством (еще  точнее было бы: внутренним хронотопом). Поскольку это «пространство» лишено каких бы то ни было физических (вещных) свойств, для определения личности можно воспользоваться и еще одним бахтинским понятием аналогичного содержания - понятием «внутренней социальности».

Еще одно знаменательное парадигматическое схождение: «Антитеза внутреннего и внешнего», согласно рассуждению А.Ф. Лосева, «совершенно необходима для понятия личности», поскольку «пребывающее ядро» личности «есть всегда противопоставление себя всему внешнему, что не есть она сама»².

Устройство даже самой  сложной вещи рано или поздно может  быть постигнуто вполне исчерпывающе; именно в этом смысле вещь не имеет своего «внутреннего пространства». Личность же, обладающая «агностическим» ядром самобытности (ср. чеховский мотив «личной тайны»), может быть адекватно понята, рассмотрена, проанализирована лишь в тех весьма ограниченных пределах, в каких сама раскроется навстречу познающему.

За бахтинским концептом  «личности» (иногда манифестируемым словами «человек», «внутренний человек», «сознание») довольно прозрачно угадывается кантовская «вещь-в-себе». С теми, однако, более чем существенными оговорками, что далеко не каждый феномен бытия является полноценной вещью-в-себе (личностью), а являющиеся таковыми - вполне познаваемы, но лишь в той степени, в какой они сами сумеют раскрыться (или не сумеют утаиться). Невольно возникающий у Бахтина акцент «подследственности» представляется исторически и психологически значимым: как всякий «вечности заложник» Бахтин прожил свою горькую жизнь «у времени в плену».

Если вещь (с большими или меньшими затруднениями) может  быть уничтожена или воссоздана вновь, то «ядро личности», как именует Бахтин внутреннее пространство «я» в его целостности, невоспроизводимо (уникально) и неуничтожимо (принадлежит вечности). Иначе говоря, личность событийна, она есть непредсказуемое и неизгладимое внутреннее событие мировой жизни. Тогда как внешние физические процессы в чисто вещном мире инертной материи - законосообразны, бессобытийны, подобны квазисобытиям мифа.

Любая вещь может служить (и на самом деле обычно является) знаком другой вещи, личности или отношения. Тогда как личность, манифестируемая  вещными знаками своей жизни, сама в качестве знака чего бы то ни было использована быть не может.

Личность - это чистый смысл  и, подобно всякому смыслу, актуализируется, самоопределяется и самораскрывается лишь при встрече с иным смыслом, для чего, собственно говоря, ей и  потребна межличностная вещно-телесная сфера знакового материала.

В знаковой среде культуры, быта, политики этот сокровенный смысл  индивидуального бытия каждого внутреннего «я», подобно лучу света в гранях, дробится на множество относительных значений, составляющих семантику личной жизни, увиденной как текст повседневнотворимой биографии. Но сама личность в этом отношении транссемантична. Она есть абсолютная человеческая ценность, точка отсчета в той внутренней системе ценностей, которая изнутри «я» упорядочивает картину внешнего мира. Говоря словами Тейяра де Шардена: «Какое из человеческих творений имеет самое большое значение для коренных интересов жизни вообще, если не создание каждым из нас в себе абсолютно оригинального центра, в котором универсум осознает себя уникальным, неподражаемым образом, а именно нашего «я», нашей личности? Но это существенное мы не можем отдать другим, как мы даем пальто или передаем факел, ибо мы - само пламя»³.

Существенная особенность  бахтинского персонализма (здесь стоит оговориться и обозначить условность данного «ярлыка») состоит в неантагонистичности, амбивалентности личностного и вещного бытия: «Одни наши акты (познавательные и моральные) стремятся к пределу овеществления, никогда его не достигая, другие акты - к пределу персонификации, до конца его не достигая»⁴.

Личность — это «все в человеке, что определяется словами  «я сам» или «ты сам», в чем  он находит и ощущает себя, за что он отвечает»⁵, это его личная, конкретная и глубоко индивидуальная точка зрения на мир и на себя самого. Поэтому в личности как таковой нет и не может быть ничего, что не входит в ее кругозор, чего она сама о себе и о мире не знает, за что она сама не несет ответственности. Это, однако, не означает солипсизма личности, ее замкнутости в собственном «я». Личность неразрывно связана множеством разнообразных отношений с миром и, прежде всего, с миром других людей. Бахтин особо подчеркивает диалогичность сознания и самосознания человека, принципиальную несамодостаточность «одного сознания». Личность и существует прежде всего на границе («на пороге») своих отношений (реальных или мыслимых) с миром. Это всегда будут именно ее отношения, отношения конкретной личности: «только я единственный во всем бытии я-для-себя и все остальные другие-для-меня — вот положение, вне которого для меня ничего ценностного нет и быть не может... с этого началось и вечно начинается какое бы то ни было событие для меня»⁶.

Конкретность личности —  и в ее неповторимости, которая определяется прежде всего содержательной наполненностью ее индивидуальной ценностно-смысловой позиции, «познавательно-этической жизненной направленности». Эта конкретная неповторимая позиция личности есть совершенно необходимое условие ее существования, ибо личность — это живой, реально существующий человек, а «жить — значит занимать ценностную позицию в каждом моменте жизни, ценностно устанавливаться»⁷.

Личность — это не механическая сумма внешне связанных элементов (свойств, качеств, факторов и т. п.); личность — целое ее составляющие «проникнуты внутренним единством  смысла»⁸. Именно в личности заключено то «неслучайное в человеке», его «единая эмоционально-волевая познавательно-этическая установка», которая и придает единство и единственность всему человеческому в человеке, интегрируя и персонифицируя все его «отдельные» свойства и проявления. Принципиально важно, что Бахтин понимал цельность и единство личности не в позитивистском смысле, не как стабильность, однозначность, повторяемость, «содержательное себе равенство»: в этом смысле, писал Бахтин, «само слово «единство» должно было бы оставить... не единство, а единственность себя, нигде не повторяющегося целого и его действительности... здесь ближе может охарактеризовать слово «верность»⁹. Действительно, термин «верность» (верность себе, своей личностной позиции), точнее и полнее соответствует бахтинскому пониманию личности, так как в нем (в отличие от категорий достаточно нейтральных (безличных): «целостность», «единство») отчетливо звучит субъектность, собственная активность личности.