М. М. Бахтин: о языке диалога

С личностью мы имеем дело там и тогда, где и когда  человек принимает на себя ответственность  за себя, свое бытие и свои поступки (поступок у Бахтина имеет широкое  толкование: «Таким поступком должно быть все во мне, каждое, движение, жест, переживание, мысль, чувство»¹⁰. И наоборот - личная ответственность, долженствование «впервые возможно там, где есть признание факта бытия единственной личности изнутри ее»¹¹. Как реальность личности, так и ее единственность — и даны, и заданы: «Моя единственность дана, но в то же время есть лишь постольку, поскольку действительно осуществлена мною как единственность, она в акте, в поступке, т. е. задана»¹². Поэтому личность должна все время осуществлять свою личностность», подтверждать свое «не-алиби-в бытии», т. е. принять ответственность за свое бытие и ответственно поступать со своего единственного и незаменимого места в бытии.

Однако бытие личности — всегда со-бытие, личность всегда находится в напряженном взаимодействии с миром других людей, и потому любой ее поступок с необходимостью включает ответственность не только за себя, но и за другого (других), за свои взаимоотношения с ним: «Два принципиально различных, но соотнесенных между собой ценностных центра знает  жизнь: себя и другого, и вокруг этих центров распределяются и размещаются  все конкретные моменты бытия»¹³. Этот со-бытийный, нравственный модус поступка — одна из ключевых характеристик бытия личности.

С этих позиций решает Бахтин и проблему свободы личности (свободы  воли), понимая ее как «свободу моего  поступления». Я свободен, но «не  могу освободить себя от долженствования»¹⁴, от моей индивидуальной ответственности. И в этом я всегда свободен осуществить ответственный поступок, стать автором своей жизни, «нравственным субъектом». Именно эта «нравственно значимая и ответственно активная установка сознания» противостоит «безответственному самоотданию бытию, одержанию бытием»¹⁵, именно она превращает пассивного «объекта», способною лишь на «пассивную психическую реакцию», в активную нравственную личность.

Таким образом, в концепции  Бахтина нравственное бытие личности приобретает статус онтологической, атрибутивной ее характеристики, а  общий нравственный, гуманистический  пафос его подхода радикально отличается от получивших распространение  в психологии структурно-функциональных, ролевых, системных и других, в  сущности, утилитарно-прагматических трактовок личности.  

Эти две взаимодополняющие характеристики личности по Бахтину тесно связаны с уже описанными. Личность как я-для-себя, как свободный ответственный субъект и автор своей жизни-поступления, как живой конкретный и неповторимый человек,— такая личность принципиально не может получить полное, однозначное и окончательное завершение.

Бахтин солидарен с  Ф. Достоевским в том, что личность никогда полностью не совпадает  с самой собой и к ней  неприложима формула тождества  «А есть А», что личность изнутри себя, по своей воле способна выйти за пределы всего, что она есть как объективное, «вещное» бытие, как она определена и понятна извне. Отсюда Бахтин делает вывод методологического порядка: принципы и методы изучения личности радикально отличаются от принципов изучения «вещных» аспектов бытия и, чем «ближе к личностному пределу, тем неприложимее генерализующие методы». Они, конечно, «приложимы» (по воле исследователя), но характер метода исследования роковым образом предопределяет его результат, и, изучая человека как «вещь», исследователь и получит в итоге лишь «вещную» транскрипцию человека, потому что «субъект как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъект он не может, оставаясь субъектом, стать безгласным»¹⁶.

Диалог по праву может  считаться главным героем всего  творчества Бахтина: «Диалогические отношения... это почти универсальное явление, пронизывающее... все отношения человеческой жизни»¹⁷. Поэтому диалог в работах Бахтина весьма «многолик» и в зависимости от сферы приложения «принципа диалога» — диалог в речи, в слове, в сознании, в культуре и т. д. — приобретает конкретное и каждый раз специфическое содержательное наполнение.

Диалог на «высшем уровне» - это и есть, по Бахтину, диалог личностей (межличностный диалог). На этом уровне важнейшей, конституирующей характеристикой диалога является равноправие — взаимное отношение друг к другу вступающих в общение как к суверенным, полноценным «я» со своими мирами, своей позицией в со-бытии, имеющими равные права «в отношении к истине» и в отношении авторства собственных поступков это взаимная «диалогическая позиция, которая утверждает самостоятельность, внутреннюю свободу, незавершенность и. нерешенность» друг друга; иными словами, равноправие в диалоге — это взаимное отношение собеседников друг к другу и к себе как к личности. Именно этот нравственно полноценный эмоционально-волевой тон, направленность взаимного со-бытия ««я» и другого» отличает диалог «в высшем смысле» от всех иных способов общения. Только в таком диалоге личность существует как личность и только в диалоге может быть достигнуто ее понимание (которое с необходимостью превращается во взаимопонимание) как личности: «Подлинная жизнь личности доступна только диалогическому проникновению в нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя»¹⁸. Это принципиальный методологический вывод Бахтина: личность как таковая не может быть «объектом изучения», она может стать лишь «субъектом обращения», диалогического обращения, для которого другой — не «он» и не «я», а полноценное «ты», то есть другое чужое полноправное «я»...¹⁹

Наконец, еще один аспект открытости личности — ее устремленность вперед, в будущее. Эта сторона  бытия личности также получает у  Бахтина своеобразное раскрытие  — через смысловую сферу. Мир, в котором живет личность—  «царство целей»: «Мое определение  самого себя дано мне... в категориях еще-не-бытия, в категориях цели и смысла, в смысловом будущем»²⁰. Благодаря этой целеустремленности и интенциональности личность превращается в «становящееся бытие», она всегда открыта в будущее, незавершена и способна «как бы изнутри перерасти и сделать неправдой любое овнешняющее и завершающее... определение. Пока человек жив, он живет тем, что еще не завершен и еще не сказал своего последнего слова».

1.2 Диалог как универсальное проявление человеческой жизнедеятельности

Теперь, к чему подводит Бахтин и что мы попытаемся пояснить далее, необходимо участное мышление, необходимо соотнесение себя с Другим. Нужен умственный и душевный отклик, необходимо вхождение в мир другой человеческой вселенной. «Здесь является нечто абсолютно новое: надчеловек, над-я, то есть свидетель и судья всего человека (всего я), следовательно, уже не человек, не я, а другой»²¹. Философская антропология Бахтина начинается с «Другого», а не с «Я».  Другой – реальное, а не абстрактное существо. Это суверенная инстанция, значимая для меня и незаместимая личность, самодовлеющая реальность. Но, в то же время, он, так же как и я, не совпадает с собой. Человек не вещь. Внутри у него бескрайние просторы космоса. Казалось бы, это утверждение роднит Бахтина с экзистенциалистами. Но, тем не менее, между ними существует принципиальная разница. Экзистенциализм предлагает погружение в себя, Бахтин –погружение в другого. Но «вживаясь» в другого я не теряю себя до конца. Мы не сливаемся в одно существо и не повторяем жизни друг друга. Происходит обогащение события: «моя жизнь сопереживается им  в новой форме, в новой ценностной категории – как жизнь другого человека, которая ценностно иначе окрашена и иначе приемлется, по иному оправдана, чем моя собственная жизнь». Я и Другой взаимодействуют нераздельно и неслиянно. В напряжении своей вненаходимости, в использовании привилегии своего единственного места вне других людей и заключается продуктивность события. С помощью диалога не только обретают истину, но и соприкасаются с  бытием, узнают его. Диалог пронизывает всю человеческую речь, все отношения и проявления человеческой жизнедеятельности.  Человек и Человек – вот державный момент человеческого мира. Другой – «это тот, по которому я выверяю своё бытие. Если я не признаю его хотя бы частичной правоты, не пытаюсь принять этой правоты, превратить её в частичку своего сознания, я обедняю самого себя. Воинственно упраздняя чужую точку зрения, я отвергаю не чужую идею, а чужое бытие»²².

Только благодаря другодоминантности возможен полифонический диалог. Полифонизм предполагает наличие внутренней потребности участников диалога в наличие вертикальной иерархии ценностей. Полифонический диалог – это не двойное, а тройное событие – триалог. Это третье событие не может быть заранее полностью предусмотрено. И оно тем богаче, «чем более участники полифонирования открыты вертикальной ценностной перспективе своего восхождения». Именно в этом всеобъемлющем третьем они находят свою общность. Ещё одной чертой полифонии является стремление участников найти себя через отражение в другом. И, наконец, диалог может быть полифоническим только при «бескорыстном погружении каждого в общение, осуществляемое в его самоценности, необратимости в средство; в нём исходно предпочтение себе других: в желанной правоте, доброте, красоте.

Особенности полифонического  диалога Бахтин рассматривает на примере творчества Достоевского. Его  романы наполнены множеством относительно самостоятельных, полноценных и  неслиянных голосов и сознаний. Они  не опредмечены и не слиты в  монолит единой авторской идеи. Герои как бы движутся  каждый в своём направлении, не зависящем от логики автора. Они развивают своё своеобразие и специфичность, сохраняя при этом органическое единство целого. Мир Достоевского – это «художественно организованное сосуществование и взаимодействие духовного многообразия, а не этапы становления единого духа»²³. Достоевский изображал «человека в человеке», а не идею в человеке. Идея лишь среда, в которой развивается сознание человека. Жизнь идеи в одиноком сознании не интересовала писателя. Его вдохновляло взаимодействие сознаний в эфире идей. При этом мысль героев не стремится «к закруглённому и завершённому системно-монологичному целому. Она напряжённо живёт на границах с чужой мыслью, с чужим сознанием»²⁴.

В полифоническом произведении нет ни отдельной доминирующей мысли, ни системного единства идеологии. Здесь  царствует диалог идей, равноправное сосуществование мировоззрений. В  результате такого подхода перед  автором «развёртывается не мир объектов, освещённый и упорядоченный его монологическою мыслью, но мир взаимно освещающихся сознаний, мир сопряжённых смысловых человеческих установок. Среди них он ищет высшую авторитетнейшую установку, и её он воспринимает не как свою истинную мысль, а как другого истинного человека и его слово. Авторская мысль не несёт здесь функцию всепроникающего мировоззрения. Она входит в общую полифонию произведения как равнозначное и равноправное сознание, существующее среди других таких же сознаний.

«Всё возможное бытие  и весь возможный смысл располагаются  вокруг человека как центра и единственной ценности…»²⁵. Всё, что прежде говорилось о человеке можно изложить языком социо-культурной тематики. Культура полифонична. Она, так же как и человек, двухполюсна. Она не совпадает  с собой. Её внутренний мир, по меньшей мере, двулик. Поэтому возможно самосознание культуры. Диалог культур происходит на их границах. Они не смешиваются между собой и не превращаются друг в друга. Они взаимодействуют антиномийно: нераздельно и неслиянно. Каждая культура жаждет общения с другой культурой, чтобы, отразившись в ней как в зеркале,  лучше разглядеть себя. Встречаясь друг с другом и познавая себя, единичные культуры создают цепь формирующейся ноосферы.

На границах культур образуется новый смысл, новая идея, новое  видение.  Именно на этом стыке «возможно выйти за пределы того сгустка жизненных смыслов и целей, что присущи данной культуре, и выйти в иные спектры ценностных и смысловых определённостей, в то межкультурное пространство, в котором и смысл бытия, и определённая направленность разумения впервые становятся, в котором они изначальны»²⁶. Только с помощью определённых культурных смыслов можно выйти в иные культурные миры. Плодотворный диалог с иной культурой и со своей собственной культурой может вести только тот, кто сомневается в своих основах и смыслах. Только напряжённое межкультурное общение по последним вопросам бытия способно вывести человека на новый уровень созерцания мира.

Означенной проблемой  в культуре интересовался М.М. Бахтин, придерживающийся той точки зрения, что познать суть явлений культуры как системы (а также отдельных культурных систем) возможно при помощи диалогизма логического и символического. Диалогизм Бахтина - это установка на исходный диалогизм в понимании культуры (и ее субъектов) как текста вообще, а точнее - речи, где происходит познание «объекта», «вещи», «предмета» в общении, во взаимодействии. Создавая произведение культуры - субъект культуры, автор в творчестве выступает как целое через форму отношения к событию (а всякое принципиальное отношение несет творческий характер), через форму его переживания в целом жизни и мира.  
          Согласно взглядам Бахтина, общение, направленное на полноценное взаимопонимание субъектов культуры, а также их собственное активное самоисследование (внутренний диалог «Я-ТЫ») происходит благодаря эстетической деятельности. Эта деятельность состоит в завершении «Я» через другое «Я» в его целостности и «другости» (как иной мир) в общении и, как следствие, понимание этого в художественном творчестве. Постижение идеи и ее смысла возможно только в контексте эстетической деятельности, когда возникает «живой контакт с чужой мыслью, воплощенной в чужом голосе». Таким образом, при наблюдении внешнего театрального процесса, выявляется, что актер, воплощая автора посредством режиссера, отражается в зрителе. М. М. Бахтин заложил основы «семиотики в ее современном виде», то есть семиотики, которая признает, что самым важным, что придает значению смысл, является не знак, а все высказывание, в состав которого входит данный знак.  
          По Бахтину, в процессе понимания один голос отвечает на другой, и «на каждое слово понимаемого высказывания мы как бы наслаиваем ряд своих отвечающих слов» и значений. Это подразумевает и минимальную диалогичность. В диалогизме Бахтин находил ключ к раскрытию сущности человека, его индивидуальности.  
          Диалогическая всеобщность понимается Бахтиным в трех планах, трех смыслах.  
          «Вот, соответственно, три выдержки из книг Бахтина, определяющие эти  
три смысла диалогической всеобщности: