Моя карьера: доктор наук и проектный менеджер

Еще несколько  слов о школе. Система образования  в школе имела своей скрытой  целью сделать из всех середнячков. Они нужны везде, ими легче управлять, и если начать ломать «выскочек» со школы, то в зрелом возрасте он становится достаточно лояльным. В классе обучалось одновременно 30-40 учеников, это тоже норма, прописанная в определяющих документах. Понятно, что у любого учителя даже с самыми высокими намерениями нет времени давать оригинальные задания, поэтому всех учат по шаблону, набивая руку. Естественно, не любят активных, с ними много проблем, они отвлекают своими вопросами и посторонними делами. И ошеломляющий результат – к концу 10 класса ты как все, и в твои мозги прочно вбиты преимущества щедрого справедливого социализма с каждым днем приближающего нас к коммунизму, не то, что загнивающий и угнетающий трудящихся капитализмом.

Но, а в бизнесе успеха достигают активные, а где они? Мы их вытравили, а хотим развития малого бизнеса, предпринимательства. Да и не стоит забывать об отметках по дисциплине – практически перекрытый кислород. После окончания университета нас ждала работа, на которой все получали одинаковую зарплату, независимо от вклада в развитие отечественной науки. Хорошо работать смысла не было, главное – не высовываться. Я знала достаточно много «ученых», которые, не опаздывая, каждый день приходили на рабочее место, что-то весь день перекладывали, общались в курилках, обсуждали какие-то проблемы, и их была уйма, и годы текли.

Секретом считалось все, и что ты делаешь, и как делаешь, и где делаешь, и чем. Жизнь в материальном плане действительно становилась лучше, хлеб уже можно купить без очереди, он не стал исчезать с полок магазинов, «выбрасывали» иногда и импортную одежду. Внутри общества сформировалась «Мафия», которая знала когда тебе что нужно. Она распределяла квартиры, путевки, продукты, мебель и еще тысячи нужных и ненужных товаров, которые ты, несомненно, брал. «Дают – бери». Для каждой более высокой ступени служебного положения набор менялся. Надо было лезть в верхние эшелоны, если хотел жить лучше (вот он социалистический стимул), а еще лучше убеждать себя, что, слава богу, хлеб есть.

Такой механизм очень удобен, он привязывает человека и к работе, и к квартире одновременно. Если увольняешься с работы, то освобождай квартиру, а на новом месте становись в конец очереди. Поэтому сиди тихо, никуда не высовывайся, и тебя никто не тронет.

В этой цепочке все звенья на своих местах, кроме одной. Почему-то у многих в воспоминаниях радость от жизни, веселые мгновения, добрые люди. Чему радовались – всему: услышанному анекдоту, перепавшему куску мяса, колбасе, купленной на талоны за макулатуру книге, походу на природу, городскому автобусу, в который влез, предварительно выдохнув и многому другому. Те, которые дожили до сегодняшнего дня, остались такими же, почему? Наперекор трудностям, закаляясь в системе и вне ее. Упрямые, уверенные в другом. Может в нас это от культуры, искусства, тонкого восприятия?  Бывает смотришь на завораживающий пейзаж, картину, церковь, или слушаешь песню, все зовет к доброте, милосердию, человечности, гордости. И так густо на Руси было церквей, несмотря на массовые разрушения, что извести веру не удалось. Люди искренне верили в высшие силы, которые помогут и не оставят их. Слова «да поможет тебе Бог», «не дай Бог» и другие повторяли все. А наша страна была такая великая, что смотришь на могучие реки, высокие горы, леса и поражаешься, как мы дошли до такой нищенской жизни.

Не научились хранить  выращенный урожай, не перерабатывать лес, не обрабатывать землю, а так быстро что-то как-то сделать, потерять часть, не задумываясь. Есть ли для нас место в цивилизованном мире?

Наше поколение себя реализовать  не могло. Что где построить, что  производить, в каком количестве, решалось наверху, но не в божьей канцелярии, а партией. Твоя инициатива никому не нужна была. Я жила и думала, почему наше государство не умеет делать деньги? К примеру, приехала с детьми в Боровое, еще называется Казахстанской Швейцарией, остановится можно только в частном секторе, где в каждой комнате, кроме хозяев, живет две - три семьи. Все им лично платят деньги, а условий никаких. А почему бы не построить гостиницы? Мысли эти из 80-х годов.

А недавно побывала и в  Швейцарии, так там даже зелень другого  цвета от чистоты и ухоженности.

В середине 80-х годов я задумалась об открытии нового направления в радиационной физике полупроводников – квантовой химии полупроводников. Я изучила всю имеющуюся у нас и за рубежом литературу по этому направлению и поняла перспективность и новизну применения новых методов. В то время только одна группа в США на достаточно высоком профессиональном уровне занималась такими разработками. Однако в Черноголовке в том институте, в котором я делала диплом, был один научный сотрудник, который для задач по химии применял эту технологию. Я приехала к нему, после многочисленных переговоров, уговорила его попробовать применить имеющиеся у него разработки к задачам радиационной физики.

Причем, денег то у меня не было, на одном интересе мы стали  с ним работать. И этот творческий союз продержался вплоть до распада СССР. В 1992 году он уехал сначала в Канаду, а потом в Америку, где и по сей лень работает. Мы сделали с ним много интересных работ, вышли на мировой уровень. Мне удалось раскрутить это направление до величайшего признания, мы получали в год до тридцати предложений на различные международные мероприятия. К сожалению, по существовавшей системе, где вся иностранная корреспонденция проверялась, мы получали иногда эти приглашения за день до начала или в следующие дни после начала, но что-то и нам перепадало.

Так, в 1990 году я впервые, но это уже были годы перестройки, попала на Международную конференцию  в Великобританию, в Оксфорд, где  выступила с устным докладом, причем всю поездку оплачивала приглашающая сторона. История этой поездки – целая эпопея, которую я с четкостью помню до сих пор. Сначала меня несколько раз вызывал сотрудник КГБ, который задавал вопросы и фиксировал мои ответы. Вопросы касались, конечно, не науки, а моих взглядов на жизнь.  А что, если спросят, какая у Вас зарплата, какие условия труда, состоите ли Вы в религиозных организациях, и так часами обо всем. Не знаю, чем его взяла, но он мне подписал разрешение на благонадежность. Не забыл он и дать четкие инструкции, как себя вести: показывать скромность, не одевать туфли на высоком каблуке, носить  юбочку с кофточкой, никакого золота и никаких денег.

Да, и напрасно он беспокоился, никакой валюты в принципе у меня не было, а когда я спросила, выдадут  ли мне какие-нибудь деньги на расходы, сердито ответил – нет. Так я без гроша в кармане занялась оформлением поездки. Паспорта выдавало Министерство иностранных дел, были разновидности паспортов: для служебной поездки, для частной. Мне стали оформлять  служебный паспорт, который затем надо было переправлять в Москву в Посольство. Сроки для оформления виз были в разных посольствах разные –в английском надо было подать документы за три недели, а у меня уже на все про все один месяц. Через неделю обнаружилось, что в МИД Каз ССР кончились анкеты для поездки в Англию, а следующая партия прибудет только дней через десять.

Не судьба, сказала я  себе, но в институте, где я работала, где практически в то время  никто не ездил за рубеж, многие за меня «болели» и интересовались, как  продвигаются  мои мытарства. Иду  утром по коридору, грустная, встречаю Сашу Гольберга (теперь живет в Израиле), и он спрашивает, как что. Да, никак, нет анкет, будем продолжать трудиться без общения с мировой научной общественностью. Он призадумался и говорит, кажется, вчера копался в отцовском столе и видел незаполненную английскую анкету. Вечером посмотрю, а наутро следующего дня она уже красовалась на моем столе. Когда я ее отвезла в МИД, видели бы их лица. Поняли, она из-под земли достанет то, не зная что. Выдали мне паспорт, но не позднее завтрашнего утра он должен быть в Посольстве Великобритании в Москве, так как осталось уже 20 дней до отъезда, а надо 21 день. В то время в Москву летал и вечерний рейс, но, как водится, билетов не было. Стою с пакетом у стойки регистрации, прикидываю варианты. Остается один – попросить кого-нибудь, но осложняется ситуация тем, что надо не просто доставить в Москву документы, но и утром отвезти в их Посольство Великобритании. Моя сестра живет в Москве, но как нарочно, она в командировке, где-то в Сибири.

Вглядываюсь с надеждой в  лица, ищу того, кого смогу убедить  в важности такого поручения, нет  и нет подходящих лиц, уже почти заканчивается регистрация, и вот он. Быстрой походкой в зал влетает парень, лет двадцать пяти, времени нет разглядывать, и я к нему с просьбой. И представляете без всяких денег за одни красивые глазки, он берет этот пакет. Я прошу у него координаты, он говорит, что с Караганды и вернется только через две недели, в Москве не знает телефона гостиницы, и оставляет домашний телефон.

Дело сделано, начинаются в голове разборки: а что если он не передаст мидовский пакет, а там мой служебный паспорт, а за потерю паспорта хорошо, если только выгонят с работы, а могут и посадить. В посольство звонить нельзя, информации никто не даст. На всякий случай беру билет до Лондона и обратно и жду. Полная неизвестность, полная неопределенность. Каково же было мое удивление, когда через две недели я узнала, что этот парень отвез утром документы.

Вылетаю за несколько дней в Москву за паспортом, а также  доработкой доклада, который у нас в соавторстве с сотрудниками Института экспериментальной и теоретической физики. Не знаю, как сейчас, но в те годы это был ведущий институт в разработке самых современных установок. В недрах его под землей – глубоко, я туда ходила, был открыт нейтрино, и многое из того, что они делали на годы опережало и США, и Европу. Пишем, спорим, находим компромисс, а два раза в день – утром и вечером, я езжу в посольстве, узнавать дали ли мне визу. Вылетать надо в воскресенье, а вот и среда, а визы нет, и вот и пятница – последняя надежда, но визы нет. Я отхожу от окошечка и расспрашиваю москвичей, где сдать международный билет, тщательно записываю, так как посольство закрывается через 5 минут, и, о чудо, выскакивает консул, о какое счастье, что Вы не ушли, Лондон подтвердил ваше участие, сейчас вклеим.

Надо верить и тогда  чудеса случаются. Субботу оставляю для окончательной чистки доклада, а также приведением себя в  порядок. Сделать прическу надо в  лучшем салоне, а таким был салон  на Арбате «Чародейка». Вхожу и администратору начинаю объяснять, что мне завтра рано утром лететь в Лондон, что я должна выглядеть очаровательно, так я буду представлять в Англии нашу страну, молчание, а потом брань. Ну и что, у нас люди записываются за месяц, нашлась, пошла вон. В полном объеме советский сервис. Единственное, что удалось узнать, что есть поблизости, через дорогу, было сказано, немцы открыли какой-то салон, но очень дорого, и хуже, чем у нас, но раз нет выхода, попытайтесь.

Был апрель месяц, в Москве мокрый снег и слякоть, холодно и в таком грустном безнадежном положении, когда в ушах еще стоит  крик администратора «Чародейки», я вхожу в этот салон в ожидании от ворот поворота. Я хочу повторить свои аргументы, но приятная женщина говорит, Вы сначала присядьте, наверное, замерзли, я принесу Вам горячего чая, а потом мы поговорим. Это был шок, я потеряла дар речи, сбивчиво что-то объяснила, я попытаюсь Вам помочь и ушла. Извиняясь, она попросила полчаса меня обождать, а затем мастер в течение двух часов творил чудеса парикмахерского искусства. В Англии я пробыла 8 дней с великолепной прической, с которой и ничего не надо было делать, только по утрам расчесываться. На таком примере я почувствовала отличие нашего тогдашнего дефицитного сервиса от человеческого.

А какая была чудесная в Оксфорде погода, у каждого  колледжа, который, как правило, имел П-образную форму, благоухали цветы, обрамляя чистый, ровненько подстриженный настоящего зеленого цвета, газон. В конференции с очень умным названием со словами резонанс, вращение спина мюона, ядро и прочее принимало участие более 350 ученых из разных стран. Из СССР было всего шесть человек - два из Гатчинского института ядерной физики, два из Москвы и один из Дубны, и я. Для примера делегация из ФРГ состояла из 27 ученых.  Но наши работы, особенно в области теоретической физики, привлекали всеобщее внимание. Сначала у меня планировалось постерное представление доклада, но организаторы мне дали время выступить на пленарном заседании. Не припомню, что я им говорила, помню только в конце аплодисменты.

Так повелось, что  работы по экспериментальной физике, требующие хорошие качественные установки, отставали в своем  воплощении от западных. Когда мы посещали Резерфордовскую лабораторию, то увидели, что данные с установок снимаются в автоматическом режиме, параметры также вводятся, графики чертятся, и вся работа  ученого заключалась в вставлении слов между рисунками. Мы писали показания в амбарные книги, потом обрабатывали, что не вписывалось, снова перепроверяли.

 А они получали готовый рисунок, меняли параметры, и снова рисунок. На основе полученных ими экспериментальных данных, мы строили теории, делали новые суждения, и новые открытия. Именно так, большинство наших лауреатов Нобелевской премии по физике –теоретики. Наш доклад был опубликован в трудах конференции, и вызвал несомненный интерес. На конференции я впервые в живую познакомилась с учеными из разных стран, пыталась постигнуть их опыт работы и существования.

Некоторые вопросы  звучали для них, слегка, странно. Так, знаменитый Абрагам, которого я  знала как разработчика нового метода электронной ядерной спектроскопии, француз, оказался эмигрантом из России первой волны (1905-1907 гг.), читал мне взахлеб наизусть целые поэмы Пушкина, хотя ни разу не был на родине предков.   Его родители, которые, несмотря ни на что, привили сыну любовь к Родине, научили русскому языку, почему вынуждены были бежать? А ведь это научное достояние могло бы быть нашим и воспитать целое поколение ученых и последователей? Мы стали терять целые поколения в те смутные, и сколько их потеряли в 90-е и последующие годы, да и продолжаем терять и сейчас. Уезжают то лучшие, которые и там устраиваются не худшим образом. Что мы творим?

Вспоминается  эпизод, когда Абрагам стремился  мне показать достижения Запада. Как  –то раз в перерыве между докладами, он решил мне показать уникальную библиотеку Оксфордовского Университета. Зайдя на территорию Университета, мы оказались перед прекрасно ухоженным газоном. Я, как профессор этого Университета, могу ходить по газону, сказал он мне. Ну, идите, ответила я. Но как мой гость Вы тоже можете пройтись. А если нас остановят и спросят, что вы здесь ходите, что Вы ответите? Я скажу. Что профессор этого Университета. А Вы захватили соответствующие бумаги –спросила я. А зачем бумаги – ведь это я скажу.

А библиотека, по истине, оказалась фантастической. В чисто деревянной комнате, стояли старинные громадные книги, перед  каждой находился столик, на который можно было поместить книгу и работать с ней. Но каждая книга к полке была прикована цепью, воруют, наверное, везде. 

На общем  снимке с этой конференции, который  хранится у меня, видно, что всего  три женщины – одна француженка, одна аспирантка из Америки и я. Чтобы оказаться в таком сообществе, мне надо было быть на две головы выше всех мужчин по значимости, и я была такой.