О границах человеческого познания

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 22 Мая 2013 в 13:50, контрольная работа

Описание работы

Человек отличается от любого другого живого существа уже тем, что способен осознавать бытие: способен в субъективной форме воспроизводить мир предметов, состояний, процессов, а также свое отличие от данных ему, находящихся перед ним объектов.
Особенностям субъективного освоения человеком внешнего мира посвящен такой раздел философии, как гносеология (греч. gnosis — познание), теория познания. В современных исследованиях практикуется использование другого, практически равноценного термина при обозначении круга проблем, связанных с теорией познания, — эпистемологии (греч. episteme — знание).

Файлы: 1 файл

Философия.docx

— 66.19 Кб (Скачать файл)

Критицизм существует в различных  формах (эмпириокритицизм, критический  реализм, критический рационализм, философия Франкфуртской школы, постмодернизм).

В познавательных концепциях нет единообразия. В рамках классического  образа познания можно выделить различные  традиции (эмпиризм и рационализм), спор идет о критериях истины, о  структуре познавательного процесса, о методах познания. Вместе с тем  существует целый ряд особенностей, которые позволяют говорить о  целостном образе познавательной деятельности, который можно назвать “классическим. ”. В рамках этого образа познания, этой познавательной традиции были сформулированы основные проблемы теории познания, основные подходы к их решению, имеющие достаточное число сторонников в наше время.

Прежде всего, процесс  познания рассматривается как взаимодействие субъекта (того, кто познает) и объекта (того, что познается). Стороны этого  взаимодействия вполне определенны, их контуры строго обозначены. Существуют различные способы установления взаимоотношений субъекта и объекта.

В одном случае философская  традиция изначально задает сам объект познания. Объект уже сам определяет и направление поисков познающего субъекта, и его особенности, и  сам характер познавательного процесса — связи субъекта и объекта. Так, в платоновском учении о познании объект подлинного знания, а не “  мнения” изначально задан его  же теорией — это мир идей, неподвижных идеальных форм. Объект определяет особенности субъекта познания — носителя “разумной души”, обитательницы  мира идей. Задан и сам процесс  познания, который предстает как  узнавание, воспоминание души о контакте с миром идеальных форм. В гегелевской концепции познания субъект не является неподвижным, а познание не является простым узнаванием-созерцанием умопостигаемой сущности. Познание — активный процесс, осуществляемый деятельным, саморазвивающимся субъектом. Однако и его деятельность предопределена, задана заранее объектом познания — Идеей. Субъект внутренне родствен, причастен объекту, между ними нет пропасти, они части единого мирового целого, поэтому процесс познания — это одновременно и бытийный процесс, один из способов установления мировой целостности. При всем различии исходных мировоззренческих установок концепция материалиста Демокрита базируется на той же познавательной схеме. Демокрит рассматривает познание как вхождение в человеческие органы чувств материальной невидимой копии предмета. Объект родствен субъекту, они обладают той же атомной структурой. В этой традиции объект как бы сам идет навстречу субъекту, он открыт ему, его познавательной активности. Познание становится возможным, завеса видимости падает, если мы осознаем нашу родственность объекту.

Другая познавательная традиция связана с философией нового времени. В этом случае теория познания ориентирована  на субъект познавательной активности. Однако это не “эмпирический субъект” — конкретный человек, наделенный привычками тела, обладающий неповторимым душевным строем. Это “чистый субъект”, субъект  как носитель особым образом устроенной познавательной способности, субъект, в котором нет никакого иного  желания, кроме желания знать, никаких  иных достойных внимания способностей, кроме способностей познавательных. Субъект познания также изначально “ задан ”. Это особая познавательная природа человека: способность ощущать, воспринимать мир и способность  мыслить. Концентрируясь на субъекте, классическая познавательная парадигма  предполагает, что основные структурные  образования внутреннего мира являются и фундаментальными характеристиками мира как объекта. Именно анализ познавательных способностей субъекта, а не погружение в стихию опытного знания даст нам  ключ к исследованию объекта. “. . . Единственный способ, с помощью которого мы можем надеяться достичь успеха в наших философских исследованиях, —писал Д. Юм, — состоит в следующем: оставим тот тягостный, утомительный метод, которому мы до сих пор следовали, и, вместо того чтобы время от времени занимать пограничные замки или деревни, будем прямо брать приступом столицу, или центр этих наук, — саму человеческую природу; став, наконец, господами последней, мы сможем надеяться на легкую победу и надо всем остальным ”. Субъект несет в себе основные объективные характеристики. Соответственно, процесс познания представляет собой удивительно согласованное взаимодействие субъекта и объекта. В субъекте все рассчитано на воспроизведение в своих структурах универсального мирового порядка. Мир в своей сущности функционирует по умопостигаемым законам. Такая “прозрачность” субъект-объектных отношений, их взаимное движение навстречу друг другу характерна не только для рационализма (Декарт, Кант), но и для эмпиризма (Локк, французские материалисты). Даже если человек видит в ощущении основной канал, связывающий нас с миром, он способен отличить ощущения, несущие знание о фундаментальных свойствах вещей, от тех, которые не заключают в себе ничего, кроме видимости. В этом случае подключается рациональная способность, которая очищает наш чувственный опыт от всего обманчивого, делает его общезначимым. В этом случае процесс познания — это не просто узнавание или воспоминание. Процесс познания может быть представлен как воспроизведение (отражение) или конструирование. Это конструирование, однако, лишено произвольности, оно определено особенностями человеческой природы, привычками, априорными (доопытными) познавательными структурами. Это конструирование мира из известных деталей, отсюда и результат будет с определенными ожидаемыми свойствами. Классическая модель познания — это “игра по правилам.”, с минимальным риском, без фатальных неожиданностей.

Можно выделить еще одну особенность классической модели познания. Сам характер использования познавательных инструментов и их соответствие объекту критически оцениваются из какой-то особой “вненаходимой” точки. Сознание способно осознать познавательные акты, оценивать их познавательную ценность. Это делает познание преднамеренным, осознанным, контролируемым, поддающимся воспроизведению. Мыслящее “я” познает и одновременно контролирует свое собственное познание.

Существует еще одна традиция в изучении познавательного отношения, которую с известными оговорками также можно отнести к классической модели познания. Предыдущие исследования исходили из единства структуры субъекта и структуры реальности, которое  удостоверяет контролирующая инстанция  — деятельность сознания, сопровождающая все познавательные акты. Возможна и “сплавляющая рациональность”, которая  исходит из понимания знания не как  отражения, узнавания или конструирования, но как объективированного взаимодействия субъекта и объекта. В рамках этой концепции невозможно расчленить результат  познания на “следы” объекта и  “следы” активности субъекта, но возможно найти другое основание для оценки результатов познания. Познание есть “свернутая” форма человеческих предметных действий в мире, а не мира в его объектных характеристиках. Одной из разновидностей такого рода модели познавательной деятельности можно  назвать марксистскую теорию познания. Ей присущи черты классического  образа познания. Присутствует контролирующая инстанция — самосознание, устанавливающее  связь не между субъектом и  объектом, но между “внутренней” деятельностью  и деятельностью внешней. Познанию присущи черты общезначимости и всеобщности. Достаточно вспомнить слова В. И. Ленина, что фигуры логики есть миллионы раз повторенные на практике предметные зависимости. Вместе с тем, поскольку человеческая предметная деятельность как сущность познания помимо всеобщих характеристик имеет еще и исторически конкретные особенности, в данную концепцию вкрадывается серьезное противоречие: с одной стороны, всеобщность познавательных структур, с другой — их историзм. Сам характер обоснования знания — ссылка на предметную деятельность, практику — вносит в теорию познания элементы релятивизма. Однако определенный культурно-исторический релятивизм в теории познания марксизма не стал основой радикального познавательного релятивизма. Базируясь на уверенности, что “природа не может обманывать”, данная концепция рассматривает познавательную способность как обусловленную потребностями функционирования биологической, а затем и социальной форм движения материи. Познание в его всеобщих характеристиках, как “родовая” деятельность, в основе своей имеет “орудийную логику”, логику трудовой деятельности. “Родовая” деятельность протекает в конкретной социально-исторической форме, которая может оказывать стимулирующее или “помрачающее” влияние на процесс познания, на степень проникновения в “сущность”, на многосторонности познания, его обоснованность. Избавиться от культурно-исторической ограниченности нельзя, она становится естественным фактором детерминации познавательного процесса, с некоторыми явлениями нельзя знакомиться иначе, как в той форме, в которой они являются человеку определенной эпохи. Однако образ полного и законченного знания и образ совершенного субъекта познания все же сохраняется в теории познания марксизма. В неопределенном будущем возможно радикальное изменение и объекта, и субъекта познания. Общество, изжившее внутренние антагонизмы, находящееся в счастливом единении с природой, становится таким объектом познания, который готов открыть себя, все богатство своих связей человеку. Объект познания уже не производит объективных оснований для иллюзорных форм знания, он “прозрачен” для развитого познающего субъекта. В свою очередь, субъект, преодолевший классовую, национальную и индивидуальную ограниченность, становится поистине всеобщим субъектом познания. “Сплавляющая рациональность” марксистской теории познания все же несет в себе ту же схему законченных объекта и субъекта познания, которая становится ясна только в неопределенной временной проекции.

Другой разновидностью данной модели познания является эволюционная эпистемология. Идеи эволюционной (генетической) эпистемологии разрабатывались  швейцарским психологом Ж. Пиаже. Идеи эволюционной теории науки прослеживаются в наследии К. Поппера. Сторонниками этой концепции являются К. Лоренц, Э. Ойзер, Г. Фоллмер (Германия).

Ж. Пиаже рассматривал познание как особую форму структурирования отношений между средой и организмом. Познавательно-интеллектуальная деятельность представляет собой совокупность операций, которые являются интериоризованными (помещенными “внутрь” субъекта) действиями. Задача познания — равновесие между средой и организмом, отсюда общность всех познавательных структур, складывающихся в относительно сходных условиях. Принципиальных различий в познавательной деятельности человека и животного нет. По словам К. Лоренца, познавательный аппарат человека и движения инфузории в принципе построены по одним законам. Человеческий интеллект стремится к равновесию со средой в ее всеобщих характеристиках, он стремится “ассимилировать всю совокупность действительности. . . и аккомодировать к ней действие, которое он освобождает от рабского подчинения изначальным “здесь” и “теперь”.

Другой сторонник этого  направления, Г. Фоллмер, стоит на позициях “гипотетического реализма”, он считает, что “субъективные структуры у всех людей в сущности одинаковы”, они поставляют “соразмерные реконструкции реальных объектов”, поскольку они проверялись на опыте миллионы лет. Познавательная деятельность — это адаптивная деятельность, которая сформировалась в относительно общих условиях на протяжении длительного эволюционного развития. Устойчивость этих факторов позволяет оценить результаты познания с точки зрения объективности, позволяет различать и сравнивать познание ребенка и взрослого, улавливать индивидуальные различия в познании, различия, связанные с условиями жизни и деятельности. Сам носитель познавательной активности способен пользоваться результатом познания как совокупностью приспособительных актов к среде, “операций”, если он осознает их, способен пользоваться ими как инструментом, применять к объектам различного рода. То есть сознание человека удостоверяет одинаковость, инвариантность познавательных процедур, примененных к различным объектам, оно способно сравнивать, различать, оценивать. Сознание оказывается необходимым элементом познания как формы приспособления к среде. Оно как бы “внутри” познания, но в то же время берет на себя внешние оценивающие функции.

Указанные общие особенности  классического образа познания являются основой классического идеала научности. Научное познание естественным образом  становится высшей формой познания, все  иные виды познавательной деятельности оцениваются с позиций близости или удаленности от этой самой  совершенной формы познавательной деятельности.

Прежде всего, научное  познание должно быть достаточно хорошо обосновано. По мнению Г. Лейбница, любое  научное положение должно иметь  опору в опыте, в законах мышления, не должно противоречить уже обоснованным положениям науки, должно быть объяснено  с помощью более общих положений, вписано в существующее знание и  т. п. Другими словами, знание должно покоиться на надежном фундаменте. Таким образом, фундаментом может  быть чувственный опыт, идеи разума или же их сочетание. Эта позиция  носит название фундаментализма. Внимание к поиску исходных, базисных элементов  знания привело к разработке проблемы соотношения чувственного и рационального, эмпирического и теоретического в познании.

Чувственные данные связывают  человека с окружающим, это “первичный канал” связи с миром. Простейший элемент чувственного опыта —  ощущение. Пять типов ощущений соответствуют  пяти органам чувств. Ощущения сигнализируют нам об изменениях внешней среды: “горячо”, “холодно”, “сладко”, “горько”. Входя в состав целостных чувственных образов, ощущения становятся основой восприятия отдельных свойств предметов. Чувства человека не видоспецифичны, не приспособлены к улаживанию особо важных для человека изменений внешней среды (как, например, ультразвуковой “эхолот” у рыб и дельфинов). Человек даже может развиваться, познавать мир без опоры на зрительные или звуковые ощущения. Тем не менее зрительные ощущения, как показывают исследования, наиболее важны для человека как существа социального, включенного в познавательные и коммуникационные процессы, осуществляемые в знаковой форме.

Восприятие — это целостный  чувственный образ предмета, результат  синтеза различных типов ощущений. Важной чертой представления является отделенность чувственного образа от наличной ситуации. Есть различие в  том, когда я вижу своего друга (воспринимаю) и представляю себе его образ, даже когда его нет со мной. С  помощью представлений человек  комбинирует восприятия, трансформирует их, видоизменяет.

Условие и переработка  чувственного опыта — достаточно сложный процесс. В чувственном  образе уже незримо присутствует его соотнесенность с прообразом — предметом внешнего мира. Чувственный  образ, особенно представление, несет  в себе способность к распознаванию  различия и сходства предметов, составляющих основу его образования. Любой чувственный  образ рационально “нагружен”: мы видим, слышим, осязаем сквозь призму наших воспоминаний, пристрастий, знаний. В чистом виде, вне рациональных форм, чувственность не присутствует в нашем познании.

Представители эмпиризма  считали, что только чувственный  опыт обладает достоинством непосредственной достоверности. Одним из ярких представителей эмпиризма был Дж. Локк. На первых порах развития неопозитивизма его  приверженцы декларировали безусловную  фундаментальность чувственного опыта, зафиксированного в так называемых “протокольных предложениях” или “суждениях восприятия” : “это — красное”.

Информация о работе О границах человеческого познания