Правовой нигилизм в современной России

Общей (родовой) чертой всех форм нигилизма является отрицание, но не всякое отрицание есть нигилизм. Отрицание шире, оно органически присуще человеческому сознанию, диалектическому мышлению. Поэтому далеко не всех, кто что-либо отрицает, можно считать нигилистами. В противном случае сам термин «нигилизм» теряет свой смысл и растворяется в более объемном понятии – «отрицание»⁷.

Следовательно, нигилистическое  отрицание и диалектическое отрицание  – разные вещи. Гегелевский закон  отрицания отрицания никто пока не отменил. В историческом плане  нельзя безоговорочно негативно, с позиций голого отрицания, оценивать различные освободительные движения, их идеологов и участников, так как это объективные закономерные процессы. Тем более есть речь об эволюционном развитии. Ф. Энгельс, имея в виду движущие силы формационный период и смену последних, писал: «Появление молодой буржуазии нашло свое отражение в либерально-конституционном движении, а зарождение пролетариата – в движении, которое обычно называют нигилизмом»⁸.

Здесь термин «нигилизм» употребляется в положительном  контексте. Вообще, борьба против антинародных, тоталитарных режимов, произвола правителей, диктаторов, попрания свободы, демократии, прав человека и т.д. не является нигилизмом в собственном смысле этого слова. Самовластие тиранов во все времена осуждалось. Еще Руссо заметил: «Деспот не может жаловаться на свергающее его насилие». Это значит, что не всякая революция есть зло.

Когда нигилизм становится естественным (объективным) отрицанием старого, консервативного, реакционного, он перестает быть нигилизмом. К  примеру, отрицание многих мрачных и даже трагических страниц из нашего недавнего прошлого, прежде всего в государственной и политико-правовой сфере жизни общества, справедливо и оправдано, так как представляет собой неизбежный процесс обновления.

Позитивный заряд несет в себе конструктивная критика недостатков, порочных или отживших порядков, несовершенства тех или иных институтов, действующих законов, политико-правовой системы – вообще, отрицательных явлений действительности. В этом смысле вполне естественным было , например, диссидентское и правозащитное движение в СССР в 50-70 х годах, осуждением брежневщины, застоя, не говоря уже о более ранних сталинских беззакониях. Как прогрессивную оценивает история деятельность русских революционных демократов – Герцена, Добролюбова, Чернышевского и других, выступавших против царизма, самодержавия, социального угнетения.

Однако в целом нигилизм, в традиционном его понимании, воспринимается в большинстве случаев как  явление деструктивное, социально  вредное, особенно в наше время. Нередко нигилизм принимает разрушительные формы. В крайних своих проявлениях он смыкается с различными анархическими, лево- и праворадикальными устремлениями, максимализмом, большевизмом и необольшивизмом, политическим экстремизмом⁹. Нигилизм – стереотип мышления любого радикалиста, даже если он этого не осознает.

Характерным признаком  нигилизма является не объект отрицание, который может быть лишь определителем  его конкретного вида, а степень, т.е. интенсивность, категоричность и  бескомпромиссность этого отрицания – с преобладанием субъективного, чаще всего индивидуального начала. Здесь выражается гипертрофированное, явно преувеличенное сомнение в известных ценностях и принципах. При этом, как правило, избираются наихудшие способы действия, граничащие с антиобщественными поведением, нарушением моральных и правовых норм. Плюс отсутствие какой-либо позитивной программы или, по крайней мере, ее абстрактность, зыбкость, аморфность (А.И. Новиков).

Социальный нигилизм особенно распространился у нас  в период «перестройки» и гласности. Он возник на волне охватившего всю страну всеобщего негативизма, когда многое (если не все) переоценивалось, переосмысливалось, осуждалось и отвергалось. С одной стороны, была видна очистительная функция нигилизма, а с другой, - его побочное последствия, издержки, ибо сплошной поток негатива смел на своем пути и позитивные начала.

Расчистка «авгиевых  конюшен» сопровождалась такими явлениями, как безудержное самобичевание, развенчание и осмысление прежнего опыта, сложившихся культурно-исторических традиций и привычек, изображение уходящего времени только в черных красках. Лейтмотивом этих умонастроений было: «У нас все плохо, у них все хорошо». С пьедесталов летели имена и ценности, в которые еще вчера беззаветно верили. 

Зациклинность на обличительстве, уничижительной критике граничила подчас с утратой чувства национально-государственного достоинства, формировала у людей и всего общества комплекс неполноценности, синдром вины за прошлое, за «исторический грех». Раздавались даже призывы к всеобщему покаянию. В то же время значительные слои населения резко осуждали «танцы на гробах», выступали против забвения памяти и заветов предков.

На крайности этого «самошельмования»  потерю меры обращали внимание многие зарубежные деятели¹⁰. Между тем копание в прошлом особого успеха не принесло. При этом ошибки предшественников не помогли избежать новых. Отсюда иронически остроты публицистов: мы одержали «сокрушительную победу».

Отречение от всего, что было «до  того», от старых фетишей объективно подпитывало нигилистические разрушительные тенденции, которые не уравновешивались созидательными. Как справедливо отмечалось в литературе, «у нас было два пиковых проявления тоталитарного мышления и сознания: тотальная апологетика послереволюционного прошлого и тотальное его ниспровержение»¹¹.

Такие же оценки давала пресса: «Мы  буквально соревновались в уничтожении  общественных идеалов: кто страшнее вывернет наизнанку все, чему раньше поклонялись. Пора одуматься»¹². С этим созвучен более поздний вывод о том, что «мы и сейчас в большевистской манере пытаемся утвердить новые утопии, не считаясь ни с чем. … Между тем переход от тоталитарного общества к нормальному, гражданскому, невозможно осуществить по-большевистским одномоментально»¹³.

Сегодня нигилизм выражается в самых различных ипостасях: неприятие определенными слоями общества курса реформ, нового уклада жизни и новых («рыночных») ценностей, недовольство переменами, социальные протесты против «шоковых» методов осуществляемых преобразований; несогласие с теми или иными политическими решениями и акциями, неприязнь или даже вражда по отношению к государственным институтам и структурам власти, их лидерам; отрицание не свойственных российскому менталитету «западных» образцов поведения, нравственных ориентиров; противодействие официальным лозунгам и установкам; «левым» и «правым» экстремизм, национализм, взаимный поиск «врагов».

Среди значительной части населения  преобладают фрондистские настроения, негативное отношение к происходящему, ко многим фактам и явлениям действительности. Инакомыслие не подавляются, но оно существует. Подрываются духовные и моральные основы общества, вместо них утверждаются меркантилизм, потребительство, культ денег, наживы; идеальное вытесняется материальным. Соответственно изменились критерии  престижа личности, ее социальной роли, признания.

Общественное мнение стало менее  чувствительным, мягко говоря к нарушениям нравственных норм. У многих сохраняется  устойчивая ностальгия по прошлому, в  их сознании еще живет образ СССР. Сам процесс «смены вех», идеологической переориентации миллионов людей, включая «вождей», - трудный и болезненный, он предполагает ломку всей системы старых взглядов и отношений, отказ от укоренившихся привычек и традиций.

Нигилизм «сверху» проявляются  в форсировании социальных преобразований, левацком нетерпении добиться всего и сразу путем «красногвардейских атак» на прежние устои, в популизме, конъюнктуре, демагогии, разрушительном зуде, обвальной приватизации, призывах как можно быстрее покончить с советским наследием, «империей зла», коллективистской идеологией и психологией. Были и такие «нигилисты», которые предлагали без промедления превратить единую страну в 40-60 «независимых государств» устройство развивались тенденция: «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…»

Эволюция, этапность, постепенность  уже мало кого тогда устраивала –  только «революция», хотя «план по революциям», как выражаются журналисты, давно  Россией перевыполнен. В наши дни  заметны сдвиги к силовым приемам  решения политико-государственных проблем. Дают о себе знать злоупотребления новой постсоветской номенклатуры, бюрократии. Как видим, спектр социального нигилизма весьма пестр и богат, переливает всеми цветами радуги. Так или иначе он поразил все слои общества, оба его политических фланга, а также центр.  

Вывод: Нигилизм как общесоциальное явление это отрицание ощеустановленных ценностей, норм, философы и литераторы отражали и описывали в своих произведенияхнигилизм и его проявления, которые мы попытались описать в данной главе. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. Формы выражения правового нигилизма

 

Цель данной главы  определить в каких формах может  проявляться правовой нигилизм.

Сам термин форма в  философском понимании означает:

форма - это внешний признак, с помощью которого выявляются различные предметы и явления.

Существует множество  различных форм, сторон, граней его  конкретного проявления. Укажем лишь на некоторые из них, наиболее яркие  и очевидные.

Прежде всего это  прямые преднамеренные нарушения действующих  законов и иных нормативно-правовых актов. Эти нарушения составляют огромный, труднообозримый массив уголовно наказуемых деяний, а также гражданских, административных и дисциплинарных проступков. Злостный, корыстный уголовный криминал – наиболее грубый и опасный вид правового нигилизма, наносящий неисчислимый, не поддающийся точному определению вред обществу – физический, материальный, моральный

Криминогенная ситуация в стране оценивается сегодня  с помощью таких эпитетов, как  разгул, обвал, беспредел. Преступность за последние годы возросла в 8 раз и приобрела мафиозно-организованный характер с преобладанием жестоких насильственных форм. Произошло сращивание ее с коррумпированной частью госаппарата, что, собственно, является определяющим признаком мафии.

Законы попираются открыто, цинично и почти безнаказанно. Преступный мир диктует свои условия, ведет наступление на само государство, претендует на власть. Он отслеживает и отчасти контролирует действия правоохранительных органов, использует по отношению к ним методы шантажа, подкупа, угроз, не останавливается перед расправой с законодателями, журналистами, судьями, банкирами, предпринимателями.

Преступность – мощный катализатор правового нигилизма, мрачная зона которого стремительно расширяется, захватывая все новые  и новые сферы влияния¹⁴. Помимо теневой экономики, которая была и раньше, возникла теневая политика, невидимые кланы и группы давления. Злоумышленники не боятся законов, умело обходят их, используя разного рода правовые «дыры» и «щели». Действуют вполне легально или полулегально.

Слово «нигилизм» – слишком мягкое для отражения всего происходящего в данной области. Это – некая запредельность, «законы джунглей». Давно установлены международные преступные связи. По степени продажности своих чиновников Россия входит в первую десятку наиболее коррумпированных стран мира.

Повсеместное массовое несоблюдение и неисполнение юридических  предписаний, когда субъекты (граждане, должностные лица государственные  органы, общественные организации) попросту не соотносят свое поведение с  требованиями правовых норм, а стремятся жить и действовать по «своим правилам». В одном из своих предвыборных выступлений Президент РФ признал, что «сегодня в России царит правовая анархия, законы никто не выполняет»¹⁵.

Законы легко переступают, блокируют, с ними не считаются, что означает своего рода социальный бойкот, саботаж, обструкцию. Закон для многих стал весьма условным понятием. Случается, что указы Президента России не признаются или толкуются на свой лад местными властями. Расхожая мысль о том, что законы пишутся для того, чтобы их нарушать, нередко у нас, к сожалению, оправдывается. Некоторые лица и структуры весьма стесненно чувствуют себя в конституционных рамках, они постоянно пытаются выйти из них.

Немалый вред правопорядку, интересам личности и общества причиняет и обыкновенное воровство – застарелая черта российского национального быта. На Руси воровали всегда, воруют и сейчас. Закон же, будучи не в состоянии эффективно пресечь это массовое зло, практически молчит, хотя Уголовный кодекс РФ предусматривает состав мелкого хищения. На такой «ухоженной» почве нравственно-правовой нигилизм процветает без особых помех.

Еще римские юристы провозгласили: бессмысленны законы в безнравственной  стране. Они также утверждали, что  бездействующий закон хуже отсутствующего. Война законов, издание противоречивых, параллельных или даже взаимоисключающих правовых актов как бы нейтрализуют друг друга, растрачивая бесполезно свою силу.

С другой стороны, имеются  значительные пласты общественных отношений, не опосредуемых правом, хотя объективно нуждающихся в этом. Дает о себе знать и перенасыщенная регламентация отдельных сторон жизни общества, сохраняющаяся с прежних времен. Все это создает правовой беспорядок, неразбериху, войну законов и властей. Именно поэтому наше общество нередко называют системой, где все можно и в то же время ничего нельзя, где многое делается не благодаря, а вопреки закону. Запутанность же законодательства дает простор для волюнтаристских действий должностных лиц, властных структур.

Известно, что некоторые республики в составе РФ провозгласили приоритет своих законов над общероссийскими. А ведь именно с этого началась в начале 90-х годов война законов в СССР, послужившая одной из причин его распада. Сегодня мы имеем «второе издание» этой войны, но уже между новым центром и новыми его субъектами. Кстати, ни в одной стране мира с федеративным устройством региональные законы не имеют превосходства над федеральными¹⁶. В противном случае был бы налицо государственный нигилизм.