Проблема "человека массы" в современной философии

Таким образом, на протяжении первой половины ХХ в. в западноевропейской философской и социогуманитарной  мысли формируется и развивается  понятие о «массовом обществе»  и «человеке массы», как его  представителе. К анализу этого феномена и вопросов, связанным с ним, в этот период обращаются М. Шелер, О. Шпенглер, Э. Дюркгейм, М. Вебер, К. Ясперс и др. Наиболее полная трактовка образа «человека массы» содержится в работе Х. Ортеги-и-Гассета «Восстание масс». Согласно ему, «человек-массы» является чисто психологическим типом, не социальным, - это средний, заурядный человек, которые не ощущает в себе какого-либо дара или отличия, он точно такой, как все остальные, и не огорчен этим. Он самодоволен и снисходителен к себе, не стремится к самосовершенствованию; в мышлении, как правило, довольствуется набором готовых идей.

АНАЛИЗ ТОТАЛИТАРИЗМА И ЕГО  ПОДДЕРЖКИ «ЧЕЛОВЕКОМ МАССЫ»

Исследование «массового человека» и его поведения  в ХХ в., понимание сути возникновения  «массового общества» также связано с осмыслением Второй мировой войны с ее массовыми жертвами, с осмыслением сути тоталитарных режимов. Бесспорным является факт, что эти режимы не просто поддерживались широкими массами, но и существовали за счет этой поддержки. Массы, жаждавшие лучшей жизни, готовы были верить, что предлагаемые им пути переустройства мира путем откровенного насилия реальны и осуществимы. Человек был объявлен винтиком огромной государственной машины и ощущал себя в массе хозяином, творящим не только и не столько свою жизнь, сколько саму историю. Одной из главных характеристик «человека массы» является конформизм, который ведет к интеллектуальному шаблону, создает атмосферу травли «инакомыслящих».

В своей работе «Бегство от свободы» (1940 г.) Э. Фромм пытается ответить на вопрос: каким образом и почему фашизм нашел широкую поддержку в массах немецкого народа? Он считал, что для понимания этого важно иметь ввиду, что нет ничего тяжелее для обычного человека, чем не принадлежать к общности, что ради принадлежности к группе он готов жертвовать многим [15, с. 5].

Важное значение имеет  осмысление того, что процесс развития человеческой свободы имеет двойственный и противоречивый характер. В современном  мире возникла такая ситуация, при  которой человек все больше и больше ощущает не только свою свободу, но и изолированность от других людей. Свобода, приобретенная человеком по сравнению с человеком доиндустриального общества, поставила перед ним тяжелый выбор: взвалить на себя бремя ответственности, либо избавиться от этого бремени, подчинившись другому. Это и есть «бегство от свободы». При подобном «автоматизирующем конформизме» индивид усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, переставая быть собой и становясь одним из унифицированных подобий личности. «Осознанный страх перед одиночеством и бессилием» при этом исчезает, но вместе с ним исчезает и «различие между собственным «Я» и окружающим миром» [14, с. 94, 99].  В массовом обществе «человек массы» отдаляется от себя, он перестает быть центром своего собственного мира, хозяином своих поступков.

Фромм пишет о том, что главные пути бегства от свободы  – подчинение вождю при тоталитарных режимах или конформизм, преобладающий при демократии. Это возвращение назад, бегство от невыносимой ситуации, в которой человек не может больше жить, отказ от собственного «Я». Отрекаясь от себя и приобщаясь к массе, человек при этом обретает новую уверенность и ощущает новую гордость от своей причастности к той силе, к которой он себя причислил. Такой силой в Германии выступала власть фюрера. Фромм говорит, что миллионы людей, которые прибывали в ощущении собственного ничтожества и бессилия, теперь находились под впечатлением одержанных властью побед. Более того, люди «получали эмоциональное удовлетворение от этих садистских спектаклей и от идеологии, наполнявшей их чувством превосходства над остальным человечеством»  [14, с. 135-186]. Он подчеркивал, что необходимость массовых манифестаций и митингов во времена Гитлера выражалась в том, чтобы люди почувствовали себя приверженцами большого сообщества, что прибавляло им силы и бодрости.

По Фромму, свое ничтожество  и бессилье человек может ощущать  и при демократии, когда в «массовом  обществе» подавляется творческое мышление. При этом он выделяет как  катастрофу в таком обществе СМИ, где «сообщения о бомбардировках и гибели тысячи людей бесстыдно сменяются – или даже прерываются рекламами мыла и вина» [15, с. 5]. Прогресс демократии должен быть связан с действительно позитивной свободой, которая дает возможности для развития творчества человека. Он не должен иметь ничего общего с негативной свободой, определяемой как свобода «от».

В контексте исследования поддержки массами тоталитарных режимов стоит обратить внимание на работу Х. Арендт «Истоки тоталитаризма» (1951 г.). Саму возможность существования тоталитаризма Арендт объясняет тем, что в ХХ в. классы превращаются в массы. Появление империализма сопровождалось перенакоплением капитала и экспансией. Империализм нуждался в помощи широких масс, чтобы дать им выход. Выкинутые кризисом за границы общественного производства, эти, по ее определению, отбросы человеческого общества также заинтересованы в своем применении. Только экспансия, им казалось, способна разрешить социальные и экономические проблемы их существования.

Х. Арендт определяет войну  как великую прелюдию к распаду  классов и их превращению в  массы. Своего рода доказательством  того, что общепринятые правила и  нормы перестали действовать, служат страдания огромной массы людей. После войны появилось огромное количество людей, которые были выброшены из своих стран, лишены гражданства, оказались вне национальных и социальных групп, без глубоких корней в земле, на которой они проживают. Это привело к отсутствию у них законопослушания и обязательств по отношению к государству. Парадокс, заключенный в потере человеческих прав, таков, что эта потеря тотчас превращает человека в биологическую особь, некоторого человека вообще – без гражданства, без профессии, без мнения, без дела, по которым можно узнать и выделить себя из себе подобных. Политическая дезинтеграция в результате первой мировой войны превратила сотни тысяч людей в бездомных, лишила их государства, а безработица сделала миллионы людей экономически лишними и социально обременительными. Все это Арендт связывает с тем, что права человека на деле были только сформулированы и не имели необходимых политических гарантий, то есть утеряли в своей традиционной форме всякую значимость. Такая ситуация привела к возможности существования концлагерей с их «безумным массовым производством трупов» [1, с. 404].

Одним их явлений, давших непосредственный толчок зарождению тоталитарных движений,  Арендт считает появление  в ХХ в. феномена «массы». Объединение  людей в «массу» происходит не путем позитивного осознания  общих интересов, поскольку «масса» не обладает отчетливой классовой структурированностью, а на основе «негативной самоидентификации», которая выражается в отторжении устоявшихся социальных условий и любых форм их политического представительства. Согласно Арендт, империализм привел к разложению общественных классов и созданию бесклассового общества масс, при котором жизненные стандарты человека определяются не столько принадлежностью к какому-либо классу, сколько теми влияниями и убеждениям, которые молчаливо разделяются всеми классами общества в равной мере. Складывается ситуация, когда угнетение, эксплуатация уже не являются главными причинами возмущения масс, так как они воспринимаются как механизм, заставляющий общество функционировать. Война сделала во многом невозможным нормальное функционирование общества, она разрушила социальную иерархию. «Крушение классовой системы, единственной системы социальной и политической стратификации европейских национальных государств, безусловно, было одним из наиболее драматических событий в недавней немецкой истории и также благоприятствовало росту нацизма, как и отсутствие социальной стратификации в громадном русском селении… способствовало большевистскому свержению демократического правительства Керенского» [1, с. 416]. Огромное большинство общества превратилось в бесструктурную массу озлобленных индивидов, которые не имели ничего общего, кроме представления, что власти глупы и являются мошенниками. Арендт называет это явление ужасающей отрицательной солидарностью. «Старая приказка, будто бедным и угнетенным нечего терять кроме своих цепей неприменима к людям массы, ибо они теряли намного больше цепей нищеты, когда утрачивали интерес к собственному благополучию: исчезал также источник всез тревог и забот, которые делают человеческую жизнь беспокойной и исполненной страданиями. … Гигантское омассовление индивидов породило привычку мыслить в масштабе континентов и чувствовать веками» [1, с. 420].

Арендт проводит разграничение  между толпой и массой, утверждая, что они имеют лишь дну общую характеристику: оба явления находятся вне социальных сетей и нормального политического представительства. При этом массы в отличие от толпы не наследуют жизненные установки и нормы господствующего класса, а отражают и коверкают установки и нормы всех классов по отношению к общественным делам и событиям. «Жизненные стандарты массового человека обусловлены не только и даже не столько определенным классом, к которому он однажды принадлежал, сколько всепроникающими влияниями и убеждениями, которые молчаливо и скопом разделяются всеми классами общества в одинаковой мере» [1, с. 418].

Согласно Арендт, бесструктурные массы склонны не верить в реальность своего опыта. По выражению Арендт, люди массы не верят ушам и глазам, а верят только своему воображению. Ими овладевает желание уйти от непостижимой реальности. Арендт обращает внимание на то, что восстание «человека массы» против здравого смысла является результатом потери им своего социального статуса, коммуникативных связей. Всеобщая изолированность, одиночество и создали атмосферу, сделавшую возможным распространение массового террора.

Анализируя поведение и психологию «человека массы» ХХ в. Арендт называет такие характеристики, как радикальное отсутствие личной заинтересованности, циничное равнодушие перед лицом смерти или иных личных катастроф, страстная привязанность к наиболее отвлеченным понятиям как руководящим по жизни и презрение даже к самым очевидным правилам здравого смысла [1, с. 421].

По мнению Арендт массовый человек  не был результатом растущего  равенства условий для каждого, распространения всеобщего образования и неминуемого понижения стандартов и популяризации содержания культуры. Она обращает внимание на то, что так называемые высококультурные люди особенно увлекаются массовыми движениями и что вообще в высшей степени развитый индивидуализм и утонченность совсем не предотвращают, а в действительности порой поощряют саморастворение в массе. Крайняя индивидуализация и социальная атомизация предшествовали массовым движениям, которые гораздо легче и раньше привлекали совершенно неорганизованных людей, «неприсоединившихся», тех, кто по индивидуалистическим соображениям всегда отказывался признавать общественные связи или обязательства, чем социабельных, неиндивидуалистически настроенных членов традиционных партий.

Массы, согласно Арендт, выросли из осколков чрезвычайно  атомизированного общества, конкурентная структура которой и сопутствующее  ей одиночество индивида сдерживались лишь включенность его в свой класс. Главная черта человека массы  таким образом – не отсталость и жестокость, а его изоляция и нехватка нормальных социальных взаимоотношений [1, с. 422].

Арендт считает мнение о всесилии пропаганды ошибочным. Причиной же ее воздействия на массы считает то, что в непостижимом, быстро меняющемся мире массы оказались в состоянии, когда они готовы верить всему и не верить ничему одновременно. «Человек массы» не против быть обманутым. В таких условиях можно было заставить людей в один день поверить в фантастические планы, а на следующий день, получая доказательства того, что их обманули, эти же люди будут уверять, что они знали об обмане и усматривали в этом тактическую мудрость вождя [15, с. 7]. Массы предрасположены к любой идеологии, но в ситуации после первой мировой войны наиболее привлекательными для масс стали две идеологии: коммунистическая, толкующая историю как экономическую борьбу классов, и нацистская, трактующая историю как борьбу рас. Обе эти идеологии обещали нивелировку имущественных и социальных различий. Понятие бесклассового общества предполагало подведение всех под единый статус. Арендт пишет о том, что вымышленный предлагаемый мир помог лишенным корням массам избавиться от постоянных шоковых ситуаций.

Тоталитаризм, согласно Арендт, создается комбинацией двух видов принуждения – внешней политической репрессии, которая террористическими методами поддерживает и воспроизводит феномен «массы», и внутренним самопринуждением, «тиранией личности» самой идеологии. Человек передоверяет этой «тирании личности» производство своих мыслей, что является предательством внутренней свободы. Равнозначно подчинение внешнему принуждению «тиранического режима» является отречением от внешней свободы. По словам Арендт, «свобода как внутреннее качество человека, тождественна его способности начинать и творить новое, подобное тому, как свобода в качестве политической реальности, тождественна существованию некоторого пространства между людьми для их самочинного движения».

Проводя концептуальное размежевание явлений «традиционного деспотизма» и «тоталитаризма», Арендт вводит понятия «изоляция» и «одиночество». «Изоляция» людей лишает их способности к политическому действию и является характерной для всех деспотических режимов. «Изоляция» «предтоталитарна»: она необходима, но еще недостаточна для запуска тоталитарного синдрома. При тоталитаризме она должна дополняться «одиночеством» - внутренним саморазрушением способности к мысли и опыту. «Изоляция» лишает человека свободы, делает его «несвободным»; «одиночество» парализует саму потребность действовать и порождает индивида, недостойного свободы. Поэтому идеальным подданным тоталитарного режима, по мнению Арендт, является не убежденный нацист или коммунист, а человек, для которого не существует более реальности мысли и опыта, который не различает факт и фикцию, истину и ложь.

Существование «человека  массы» с его конформизмом, массовым сознанием и внутренней неуверенностью и  невозможностью разрешить сложную социально-экономическую ситуацию, в которой он оказался после первой мировой войны, таким образом, служит необходимым условием существования и успеха тоталитаризма. Массовый человек склонен отказываться от личной ответственности за свою судьбу и судьбу окружающего его общества, перекладывая ее на политических лидеров и власть. Тоталитаризм, в свою очередь, направляет свои усилия на формирование безличной  легко контролируемой массы, что приводит к еще большей деиндивидуализации «человека массы» и стирания его способности свободно мыслить и действовать.

ХАРАКТЕРИСТИКА «ЧЕЛОВЕКА МАССЫ» ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ХХ В.

В 50-60-е гг. ХХ в. массовое общество и соответственно «человек массы» вновь становятся предметом  исследования, что имело свои причины. Именно в эти годы наряду с массовым производством возникает невиданное ранее по масштабам массовое потребление. Массовое потребление является и источником и продуктом массовых форм их удовлетворения. Массовый спрос неотделим от массового предложения, а массовое производство тесно связано со стандартизацией предметов производства, а следовательно и со стандартизацией потребления. Во второй половине ХХ в. процесс стандартизации распространяется на все сферы жизни. Общество массового потребления, или общество «всеобщего благоденствия», с характерным ему заметным ростом средних слоев породила современное понимание «массового общества» с его массовой культурой, стандартизацией привычек, вкусов, образа мышления. Происходит усреднение образа жизни многих людей. При этом их нивелировка не зависит от благосостояния, профессии, уровня образования, так как все слушают радио, смотрят телевизор и получают более-менее одинаковую информацию. С развитием средств массовой информации, появлением почти в каждом доме изданий периодической печати, радио и телевизора, а теперь и компьютера с сетью интернета, появляется не просто массовый читатель, слушатель и зритель, а универсальная публика, которая потребляет одинаковую информацию. Термин «омассовление» отражает процессы нивелировки жизненных форм, взглядов, поведения, характерные для второй половины ХХ в. [15, с. 7].