Дильтей зафиксировал противоположность
между словами “понимать” (verstehen)и “объяснить” (erklдren).
На первый взгляд понимание и объяснение
альтернативны: надо принять
либо одно, либо другое. В действительности
речь не идет о конфликте методов, поскольку к
методологии относится лишь объяснение.
Понимание скорее всего предполагает приемы или процедуры,
применяемы в том случае,когда затрагивается
соотношение или целого и части, или
смысла и его интерпретации; однако,как бы ни была отточена
техника этих приемов, основа понимания остается интуитивной
в силу изначального родства
между интерпретатором и тем, о чем говорится в
тексте.
Конфликт между пониманием и объяснением
принимает форму подлинной дихотомии с того момента, как две противостоящие
друг другу позиции начинают
соотносить с двумя различными сферами реальности — природой
и духом. Тем самьм противоположность,
выраженная словами “понимать—объяснять”,
возвращает к противоположности природы
и духа, представленной в так называемых
“науках о духе” и “науках о природе”.
Схематично эту дихотомию можно представить
следующим образом: науки о природе имеют
дело с наблюдаемыми фактами, которые,
как и природа, со времен Г. Галилея и Ε
Декарта подвергаются математизации:
затем следуют процедуры верификации,
которые определяются фальсифицируемостью
гипотез (К. Поппер); наконец, объяснения
— это родовое имя для трех разных процедур
— генетического объяснения, исходящего
из предшествующего состояния; материального
объяснения, опирающегося на лежащую в
основании систему меньшей сложности;
структурного объяснения через синхронное
расположение элементов или составляющих
частей. Исходя из этих трех процедур “наук
о природе”, “науки о духе” могли бы произвести
следующие противопоставления своих элементов:
открытым в наблюдении фактам противопоставить
знаки, предложенные для понимания; фальсифицируемости
противопоставить симпатию или интропатию;
наконец, трем моделям объяснения (каузальной,
генетической, структурной) противопоставить
связь, благодаря которой изолированные
знаки соединяются в знаковые совокупности.
Именно эта дихотомия была поставлена
под вопрос с момента
возникновения герменевтики,которая всегда так
или иначе требовала
объединения своих взглядов и позиции своего
оппонента в одно целое. Так, уже Шлейермахер стремился соединить
филологическую виртуозность, свойственную
эпохе Просвещения, с культом гения у романтиков.
Несколько десятилетий спустя Дильтей столкнулся
с трудностями,
особенно в последних своих произведениях, написанных
под влиянием Э. Гуссерля:с одной стороны, усвоив урок
“Логических исследований”
Гуссерля,он подчеркивает объективность
значений по отношению к
психологическим процессам, порождающим их;с другой
стороны, он был вынужден признать,что соединение знаков придает
зафиксированным
значениям объективность. И все же он не сомневался
в различии между “науками
о природе” и “науками о духе”.
Все изменилось в 20в.,когда произошла
социологическая революция и
началось интенсивное развитие структурализма.
Для удобства можно исходить из обоснованной Ф.
Соссюром
противоположности между языком и речью: под языком
следует понимать большие фонологические,лексические, синтаксические и
стилистические организованности,которые превращают отдельные
знаки в самостоятельные ценности внутри сложных систем независимо
от их воплощения в живой речи.
Противопоставление языка и речи привело к кризису
внутри герменевтики текстов исключительно из-за явной экстраполяции установленной Союзом
противоположности на различные категории зафиксированной
речи. И все же можно сказать, что оппозиция “язык-речь” опровергла
основной тезис герменевтики Дильтея, согласно которому любая
процедура объяснения исходит из “наук о природе” и может
быть экстраполирована на “науки
о духе” лишь по ошибке или небрежности.
Следовательно, всякое объяснение в семиотической сфере
должно
считаться незаконным и рассматриваться в качестве
экстраполяции,
продиктованной натуралистической идеологией.Но объяснение в семиологии,примененной к языку независимо от ее функционирования в речи,
относится как раз к структурному объяснению.
Тем не менее распространение структурного
анализа на различные
категории письменного дискурса привело
к окончательному краху
противопоставления понятий “объяснение” и “понимание”.
Письмо в этом отношении некоторый значимый рубеж: благодаря
письменной фиксации совокупность знаков обретает то,что
можно назвать семантической автономией,становясь независимой от
рассказчика, от слушателя, наконец, от конкретных
условий
продуцирования.Став автономным объектом,текст располагается именно
на стыке понимания и объяснения,а не на линии их разграничения.
Но если интерпретация не может быть понята без этапа объяснения,то объяснение не способно
стать основой понимания, которое составляет существо
интерпретации текстов. Эта неустранимая основа
прежде всего
предполагает формирование максимально автономных значений,которые
рождаются из интенции к обозначению как к акту
субъекта. Кроме того, предполагается существование абсолютно неустранимой
структуры
дискурса как акта, посредством которого кто-либо
говорит что-то о чем-то на основе кодов коммуникации;от
этой структуры дискурса зависит
соотношение “обозначающее—обозначаемое—референт” — все то,
что образует основу всякого знака. Наконец, она
предполагает
симметричное отношение между значением и рассказчиком,дискурсом и
воспринимающим его субъектом, т. е. между собеседником
или читателем. Именно к этой совокупности различных характеристик
добавляется
многообразие актов интерпретаций, составляющих суть
герменевтики. В действительности текст всегда есть нечто большее,
чем линейная
последовательность фраз. Он представляет собой структурированную
целостность, которая всегда
может быть образована различными способами.
Поэтому множественность интерпретаций и даже конфликт интерпретаций-это не недостаток или
порок, а достоинство понимания, образующее суть
интерпретации. Можно говорить о текстуальной
полисемии точно так же, как говорят о лексической полисемии.
Поскольку понимание постоянно конституирует
нередуцируемую основу интерпретации, постольку оно предваряет,сопутствует
процедурам
объяснения и завершает их. Понимание предваряет объяснение
путем сближения с субъективным
замыслом автора текста. Оно создается опосредованно
через предмет данного текста, т. е. через
мир, который становится содержанием текста
и который читатель может обжить благодаря
воображению и симпатии. Понимание сопутствует
объяснению в той мере, в какой оппозиция
“письмо—чтение” продолжает формировать
интерсубъективность коммуникации и в
этом качестве восходит к диалогической
модели вопроса и ответа, описанной Коллингвудом
и Г. Г. Гадамером. Наконец, понимание завершает
объяснение в той мере, в какой оно преодолевает
географическую, историческую или культурную
дистанцию, отделяющую текст от его интерпретации.
В этом смысле понимание предполагает
объяснение в той мере, в какой объяснение
развивает понимание. Это двойное соотношение
может быть кратко выражено девизом: больше
объяснять, чтобы лучше понимать.
5. Соотношение материи
и сознания.
Материя– философская категория для обозначения
объективной реальности, которая дана
человеку в его ощущениях и отражается его органами
чувств (до 19 в. материя отождествлялась
с веществом). Учение о материи составляет
онтологию.
Сознание – от знать, осознавать.
«Ум» – «Дух», «Знание» – «Сознание» – понятия одного
порядка, взаимодополняющие друг друга своим смысловым содержанием.
Общественное сознание – сознание общества
в целом. Выходит за рамки понятия «субъект».
Общественное сознание, «дух» общества
для субъекта выступают уже как явление в основном
объективное, а не субъективное (так как это уже не
его собственное сознание).
Субъект в системе объект-субъект переходит
в «сознание», приобретая при этом новые,
а именно общественные свойства. Но как в условиях
перехода «субъекта» в «сознание» переходит содержание
«объекта»?
Его объем несколько сужается,
но при этом конкретизируется. В нем остаются
только те его элементы, которые противоположны
всей совокупности субъектов, т.е. общественному сознанию
в целом. Такой объект относителен и противоположен
уже не субъекту, а сознанию (прежде всего как сознанию
общественному) и называется материей.
Последняя в основном тождественна бытию.
«Материя» и «сознание» переходят,
таким образом, в особую систему взаимоотношений.
Эта система выступает как результат трансформации
(перехода) в ходе развития изначального,
исходного соотношения объект-субъект.
Принцип соотношения материи и сознания
остался тот же, что и соотношение объект-субъект,
но изменилось содержание самих взаимодействующих
элементов. Теперь это соотношение становится
конкретным по своему содержанию и более адекватным
(12) действительному взаимоотношению,
как элемента общества, с окружающим его миром.
Такое соотношение уже может выступать
и выступает как «исходная
клетка» собственно философского познания,
всей философии в целом в процессе ее исторического развития
с момента зарождения (с 7-6 веков до н.э.)
до наших дней.
6. Представление о совершенном
человеке в различных культурах.Обращаясь
к культурам прошлого и современности можно
увидеть отсутствие единого представления о совершенном
человеке. Данный факт может привести либо
к релятивизму, либо к догматизму. В первом
случае признание относительности общезначимых
норм чрезвычайно затрудняет совместную
жизнь людей, которая основывается на общих или взаимодополнимых
ценностях, идеалах, смыслах. Во втором,
может насаждаться такая культура, которая,
рассматривая богатство, многообразие
действительности как помеху к единению,
будет стремиться все унифицировать, сделать единообразным.
И релятивизм и догматизм не нацеливают
на поиск истины,а это опасно для человеческого
существования. Поэтому общество, где люди
свободны, т.е. определяют свою жизнь сами,
заинтересовано в том чтобы они самостоятельно
умели мыслить, выбрать из множества представлений
оптимальное, творить наилучшее.
Античность: Сократ. В античности
человек мыслился как часть Вселенной, как малый
мир, микрокосмос. Совершенный человек,
соответственно, это тот, кто постиг веления Судьбы
и кто живет по закону Мирового Разума,
управляющего жизнью природы, общества,
индивида. Ведь в этом случае обретается
подлинное счастье и невозмутимость духа.
Человек уже не является пешкой в неведомой игре,
а становится актером, талантливо играющим
роль, предложенную ему Судьбой. Участие в драме
жизни - участь героев: во-первых, необходимо
уметь победить врагов как внешних, так и внутренних;
во-вторых, мужественно принять неизбежное.
По мнению древних, вышеперечисленным требованиям
отвечала фигура Сократа. С одной стороны он
был добропорядочным гражданином, храбрым и выносливым
воином, веселым товарищем, с другой проводил
время в беседах, в ходе которых принуждал сограждан
давать самоотчет по поводу собственной
жизни и указывал на ее истинный смысл.
За свою философскую деятельность Сократ
подвергся судебному преследованию. На
суде он виртуозно защищался, играя жизнью
как мячом, но был осужден на смертную казнь.
Однако в тюрьме Сократ отказался от побега.
Во-первых, он доказывал, что всего более
надо ценить не жизнь как таковую, но жизнь хорошую.
Во-вторых, побег означал бы причинение
зла его родным, близким, т.к. нарушение закона,
приводит к подрыву закона вообще, что несправедливо по
отношению к родному городу. Ведь зло всегда
остается злом, и его надо избегать всегда.
Для европейцев этот афинский
философ до сих пор является образцом человека.
Сократа часто сравнивают даже с Христом.
Истинность духовных исканий Сократа,
подтвержденная им жизнью и смертью, немеркнущим светом
выделяет его имя.
Христианство: Иисус Христос.
Наполеон говорил, что всю жизнь стремился завоевать
сердца людей, а Христос это сделал без войска
и миллионы его последователей умирают за
него. Итак, совершенный человек в христианстве
- это второй Адам, Иисус Христос. Особую
роль в данной религиозной традиции отводят
не столько человеческому разуму, поврежденному грехопадением,
сколько Откровению Бога. Согласно Библии
человек это прах и пепел, глина, которая
оживлена Божьим дыханием. Таким образом,
человек полностью зависит от Бога, единственного подателя
жизни во Вселенной. Однако первый человек
Адам, нарушив Божий закон любви, отделил себя
от Жизни. Для того чтобы вернуть людям утраченное
положение, Бог наказание за совершенное
преступление перенес на Себя. Сын Божий
(Второе Лицо Троицы, Бог Слово) в определенное
время стал человеком. Одним из самых тяжелых искушений
для Него было, пожалуй, смирение. Но, там,
где первый Адам пал, второй Адам победил:
Бог Сын подавил стремления плотского "Я"
помыкать другими, жить для себя. Иисус,
находясь в грешном теле, полностью исполнил
волю Отца, искупив своей смертью человеческий
род от наказания. Своей жизнью и смертью Христос явил
характер Божьей любви. Следуя за Христом,
человек распинает силой Божией свои грехи,
тем самым освобождаясь от власти беззакония
и смерти. Бог наделяет человека самобытностью,
способностью к творчеству, истинным знанием о духовном
мире, способностью любить. Таким образом,
благодаря Христу человек становится личностью,богом.Новое время:Фауст.
В Новое время с ослаблением античного и средневекового
чувства греховности появилось представление о могуществе
человека и божественной силе его интеллекта,
посредством которого он может господствовать
над природой. Человеческому разуму были
предписаны все способности Логоса, Бога:
постигать истину, целеполагать, системосозидать,
упорядочивать хаос эмпирического бытия,
конституировать мир явлений и т.д. Наряду
с возвеличиванием человека и его разума,
происходит обожествление природы и культуры.
Совершенный человек эпохи Нового времени
- это гений, разгадывающий тайны бытия,
строящий собственную жизнь. В качестве
образца совершенного человека этой эпохи может быть
приведен Фауст Гете и сам творец одноименного
произведения, в личности которого тесно переплелись поэтическое творчество,научные изыскания и
философско-мировоззренческие поиски.
Образ Фауста
символичен и трагичен. Он стремится к познанию,
которому не видно конца. Испробовав в жизни
все, он чувствует себя счастливым лишь
будучи слепым стариком, когда слышит как по
его приказу дьявол (Мефистофель) преобразует окружающий
мир. Однако слепец ошибается: черти не
роют канал, а копают могилу для Фауста.
Аналогичная судьба постигла и представление
о совершенном человеке в Новое время. Под воздействием
натурализма к ХХ в. человек утратил понимание
своей природы, т.к. естественнонаучная
традиция, снабдив человека массой эмпирического
материала, бессильна прояснить его смысл.