Томас Гоббс

 Последовательность наших  мыслей не произвольна, а управляется  законами – иногда законами  ассоциации, иногда законами, зависящими  от цели нашего мышления (это  важно как применение детерминизма  к психологии).

 Гоббс, как и следовало  ожидать, является убежденным  номиналистом. Нет ничего общего, говорит он, кроме имен, и без  слов мы не могли бы воспринимать  никаких общих идей. Вне языка  не было бы ни истины, ни  лжи, так как «истина» и «ложь»  – свойства речи.

 Он рассматривает геометрию  как единственную подлинную науку,  созданную до сих пор. Разум  является по своей природе  исчислением и должен начинать  с определений. Но в определениях  необходимо избегать внутренне  противоречивых понятий, что обычно  не делают в философии. Например, «бестелесная субстанция» – это  бессмыслица. Когда возражали  против этого, утверждая, что  бестелесная субстанция - Бог, Гоббс  отвечал на эти возражения: во-первых, что Бог не есть объект философии, во-вторых, что многие философы думали, что Бог – телесен. Все ошибки в общих предложениях, говорит он, происходят от абсурдности (то есть от внутренних противоречий); он приводит как пример абсурдности идею свободы воли и сыра с примесью хлеба. (Известно, что, согласно католической вере, элементы хлеба могут быть присущими субстанции, которая не является хлебом.)

 В этом отрывке у  Гоббса проявляется старомодный  рационализм. Кеплер пришел к  общему высказыванию: «Планеты вращаются  вокруг Солнца, по эллипсам», –  но и другие взгляды, как,  например, взгляд Птолемея, не являются  логически абсурдными. Гоббс, вопреки  своему восхищению Кеплером и  Галилеем, не понял пользы индукции  для овладения общими законами.

 В противоположность  Платону Гоббс считал, что разум  не является врожденным, а развит  трудолюбием. 

 Затем он переходит  к рассмотрению страстей. «Усилие»  может быть определено как  малое начало движения, когда  усилие направлено в сторону  чего-нибудь – это желание,  когда же оно идет в противоположную  сторону от чего-нибудь – это  отвращение. Любовь – то же  самое, что и желание, а ненависть  - то же, что и отвращение. Мы  называем вещь «хорошей», когда  она является объектом желания,  и плохой, когда она является  объектом отвращения. (Нужно заметить, что эти определения не дают  объективных оснований «хорошему»  и «плохому»; и когда желания  людей расходятся, то не имеется  теоретического метода, чтобы урегулировать  их расхождения.) Определения различных  страстей большей частью основаны  на сталкивающихся концепциях  жизни. Например, смех – это  внезапный триумф. Страх перед  невидимой силой, если он допущен  публично, – это религия, если  не допущен – суеверие. Таким  образом, решение относительно  того, что является религией и  что суеверием, остается на  усмотрение законодателя. Счастье  включает в себя постоянный  прогресс; оно состоит в преуспевании, а не в том, что успех уже  достигнут; нет такой вещи, как  постоянное счастье, за исключением,  конечно, небесного блаженства, которое  превосходит наше понимание. 

 Воля – это не  что иное, как окончательное желание  или отвращение, оставшееся в  результате обдумывания. Иными  словами, воля не есть нечто  отличное от желания и отвращения, а просто сильнейшая сторона  в случае противоречия между ними. Очевидно, что это связано с отрицанием свободы воли у Гоббса.

 В отличие от большинства  защитников деспотического правительства,  Гоббс считает, что все люди  равны от природы. Но в естественном  состоянии, до того как появляется  какая-либо власть, каждый человек  хочет не только сохранить  свою собственную свободу, но  и приобрести господство над  другими; оба этих желания диктуются  инстинктом самосохранения. Из их  противоречий возникает война  всех против всех, что делает  жизнь «беспросветной, звериной  и короткой». В естественном  состоянии нет собственности,  нет справедливости или несправедливости, есть только война, а «сила  и коварство являются на войне  двумя кардинальными добродетелями».

 Вторая часть книги  рассказывает о том, как люди  избегают этих бед, объединившись  в общины с подчинением каждой  из них центральной власти. Все  это представлено как результат  действия общественного договора. Предполагается, что ряд людей  собрались и согласились выбрать  правителя или верховный орган,  который будет пользоваться правами  власти над ними и положит  конец всеобщей войне. Вряд  ли этот «завет» (как его  обычно называет Гоббс) мыслился  как определенное историческое  событие; полагание такового вовсе  не является существенным для  аргумента. Это объясняющий миф,  употребленный для объяснения  того, почему человек подчиняется  и должен подчиняться ограничениям  личной свободы, пришедшим вслед  за подчинением власти. Целью  обуздания, которое люди возложили  на себя, говорит Гоббс, является  самосохранение от всеобщей войны,  проистекающей из нашей любви  к свободе для себя и к  господству над другими. 

 Гоббс рассматривает  также вопрос о том, почему  невозможно сотрудничество, подобное  тому, которое есть у муравьев  и пчел. Пчелы, находясь в одном  и том же улье, не конкурируют  между собой, у них нет желания  достичь почета, и они не используют  разум для того, чтобы критиковать  правительство. Их соглашение  естественно, но завет людей  может быть только искусственным.  Договор должен даровать власть  одному человеку или собранию  лиц, так как иначе он не  сможет принуждать к повиновению.  «Завет без содействия меча  суть лишь слова». Договор происходит  не между гражданами и правящей  властью, как впоследствии было  у Локка и Руссо, – это  договор, заключенный гражданами  между собой о том, чтобы  повиноваться такой правящей  власти, которую изберет большинство. Избранием этой власти их политические полномочия заканчиваются. Меньшинство связано так же крепко повиновением государству, как и большинство, так как договор обязывает повиноваться правительству, избранному большинством. Когда правительство избрано, граждане теряют все права, за исключением тех, которые сочтет целесообразным предоставить им правительство. Отрицается право восстания, потому что правитель не связан никаким договором, тогда как его подданные связаны.

 Объединенное таким  образом множество людей называется  государством. Это – «Левиафан», смертное божество.

 Гоббс предпочитает  монархию другим формам правления,  но все его абстрактные доводы  равно применимы и ко всем  другим формам правления, в  которых есть одна верховная  власть, не ограниченная юридическими  правами других органов власти. Он может примириться только  с парламентом, но не с системой, в которой правительственная  власть разделена между королем  и парламентом. Это прямой антитезис  взглядам Локка и Монтескье.  Гоббс говорит, что английская  гражданская война произошла  потому, что власть была разделена  между королем, палатой лордов  и палатой общин. 

 Верховная власть, будь  то человек или собрание лиц,  называется сувереном. Власть  суверена в системе Гоббса  – неограниченна. Он имеет  право цензуры над всяким выражением  общественного мнения. Полагают, что  его главный интерес заключается  в сохранении внутреннего мира  и что поэтому он не использует  право цензуры, чтобы замалчивать  правду, так как доктрина, противоречащая  миру, не может быть истиной.  Законы собственности должны  быть полностью подчинены суверену, так как в естественном состоянии  нет собственности и поэтому  собственность создана правительством, которое может контролировать свое творение как ему угодно.

 Допускается, что суверен  может быть деспотичным, но  даже худший деспотизм лучше,  чем анархия. Кроме того, интересы  суверена во многих отношениях  совпадают с интересами его  подданных. Он богаче, если богаче  они, он в большей безопасности, если они послушны законам,  и так далее. Восстание неправильно  и потому, что оно обычно неудачно, и потому, что, если оно удачно, оно дает плохой пример и  учит восставать других. Аристотелевское  различие между тиранией и  монархией отвергается, «тирания», согласно Гоббсу, это просто монархия, которую употребляющий это слово не любит.

 Далее даются различные  обоснования того, что правительство  монарха предпочтительнее правительства  собрания. Допускается, что монарх  будет обычно следовать своим  личным интересам, когда они  сталкиваются с интересами народа, то так же может действовать  и собрание. Монарх может иметь  фаворитов, но они могут быть  и у каждого члена собрания; поэтому общее число фаворитов  при монархии, вероятно, должно быть  меньше. Монарх может слушать  советы от кого-нибудь и секретно, а собрание может слушать только  советы от своих собственных  членов и публично. Случайное  отсутствие некоторых членов  в собрании может быть причиной  того, что другая партия получит  большинство и, таким образом,  произведет изменение политики. Кроме того, если собрание разделится  на враждебные партии, результатом  может быть гражданская война.  На основании всего этого Гоббс  заключает, что монархия является  наилучшей формой правления. 

 Во всем «Левиафане»  Гоббс нигде не рассматривает  возможность влияния периодических  выборов для обузданий стремлений  собрания пожертвовать общественными  интересами ради личных интересов  своих членов. По-видимому, он в  действительности думает не о  демократически избираемых парламентах,  а об органах, подобных Большому  совету в Венеции или палате  лордов в Англии. Он представляет  демократию наподобие античной, предполагающей непосредственное  участие каждого гражданина в  законодательной и исполнительной  власти; по крайней мере таким  был его взгляд.

 Участие народа, согласно  системе Гоббса, полностью исчерпывается  первым избранием монарха. Престолонаследование  должно определяться монархом, как  это практиковалось в Римской  империи, когда этому не мешали  мятежи. Допускается, что монарх  обычно изберет одного из своих  детей или ближайшего родственника, если он не имеет детей, но  считается, что не должно существовать  таких законов, которые мешали  бы ему сделать иной выбор. 

 Есть глава о свободе  подданных, которая начинается  исключительно точным определением: свобода – это отсутствие внешних  препятствий к движению. В этом  смысле свобода совместна с  необходимостью, например вода необходимо  течет вниз по холму, когда  её движению нет препятствий  и когда поэтому, согласно определению,  она свободна. Человек свободен  делать то, что он хочет, но  вынужден делать, что желает Бог.  Все наши желания имеют причины и в этом смысле необходимы. Что касается свободы подданных, они свободны там, куда не распространяется действие законов; это не является ограничением верховной власти, так как действие законов могло бы быть распространено, если бы этого захотел суверен. Подданные не имеют прав в отношении монарха, за исключением тех, которые суверен уступит добровольно. Когда Давид присудил Урию к смерти, он не оскорбил его, так как Урия был его подданным, но он оскорбил Бога, потому что он был подданным Бога и не повиновался закону Бога.

 Древние авторы своими  похвалами свободе привели людей,  согласно Гоббсу, к тому, чтобы  они стали одобрять бунты и  мятежи. Он утверждает, что если  их правильно истолковать, то  свобода, которую они хвалили,  была свободой для суверенов,  то есть свободой от иностранного  господства. Внутреннее сопротивление  правителям он осуждает даже  тогда, когда оно кажется возможно  наиболее оправданным. Например, он считает, что св. Амвросий  не имел права отлучать от  церкви императора Феодосия после  резни в Фессалониках. И он  яростно осуждает папу Захария  за его помощь в низложении  с престола последнего из Меровингов  в пользу Пипина.

 Он, однако, в одном  отношении ограничивает обязанность  подчиняться суверенам. Он рассматривает  право самосохранения как абсолютное: подданные имеют право самозащиты  даже против монархов. Это логично,  так как самосохранение является  у него лейтмотивом в учреждении  правительства. На этой основе  он считает (хотя и с оговорками), что человек имеет право отказаться  сражаться, когда к этому призывает  правительство. Это то право,  которое ни одно современное  правительство не признает. Любопытным  результатом его эгоистической  этики является утверждение, что  сопротивление правительству оправдано  только в случае самозащиты, сопротивление  же с целью защиты другого  всегда преступно. 

 Есть ещё другое  совершенно логичное исключение: человек не имеет обязанностей  перед правителем, у которого  нет силы защитить его. Это  оправдывало подчинение Гоббса  Кромвелю в то время, когда  Карл второй находился в ссылке.

 Конечно, таких органов,  как политические партии, быть  не должно. Все учителя должны  быть исполнителями воли суверена  и должны учить только тому, что считает полезным суверен.  Права собственности имеют силу  только в отношении других  подданных, но не в отношении  суверена. Суверен имеет право  регулировать внешнюю торговлю. Он не подчиняется гражданскому  праву. Его право наказывать  исходит не из какой-либо концепции справедливости, но потому, что он сохранил свободу, которой все люди обладали в естественном состоянии, когда ни один человек не мог быть наказан за нанесение обид другим.

 Интересен перечень  причин (не считая иностранного  завоевания), вызывающих распад государства.  Это – предоставление суверену  слишком малой власти; разрешение  личных суждений подданным; теория  о том, что все, что против  совести, является грехом; вера  во вдохновение; доктрина о  том, что суверен должен подчиняться  гражданским законам; признание  абсолютного права частной собственности;  разделение верховной власти; подражание  грекам и римлянам; отделение  светской власти от духовной; отказ суверену в праве на  налогообложение; популярность могущественных  подданных и свобода спора  с сувереном. Всему этому было  множество примеров в тогдашней  истории Англии и Франции. 

 Гоббс считает, что  не должно быть большой трудности  в том, чтобы научить людей  верить в права суверена, так  как не были ли они обучены  верить в христианство и даже  в пресуществление, что является  противоречащим разуму. Нужно выделить  дни для изучения обязанностей  подчинения. Обучение народа зависит  от права обучения в университетах,  за которыми поэтому должен  быть тщательный надзор. Должно  быть единообразие вероисповедания:  религия устанавливается сувереном.