Франция в период диктатуры Наполеона Бонапарта

Между тем наступил грозный 1793 год. Провозглашение республики и казнь Людовика XVI вооружили  против Франции всю Европу, и к  коалиции Австрии и Пруссии примкнули  Англия, Испания, все немецкие и итальянские  государства. Дюмурье был разбит при Неервиндене и бежал за границу , завоевания были потеряны, и  Франции снова грозило вторжение  на всех ее границах. Одновременно вспыхнуло  восстание в Вандее, а несколько  времени спустя, после победы якобинцев  над жирондистами разразилась настоящая  междоусобная война почти во всей стране. Франции, по-видимому, грозила  неизбежная гибель и нужна была совершенно исключительная энергия для того, чтобы спасти страну от внутренних раздоров и внешней опасности. Национальный Конвент, собравшийся в сентябре 1792 года, и посвятил свои силы осуществлению  этой задачи. Организовав целую систему  террора и расправляясь с беспощадной  жестокостью со всякой попыткой неповиновения  или сопротивления внутри государства, он в то же время обратил усиленное  внимание на устройство вооруженных  сил. Главную роль в этом деле играли знаменитый Карно,прозванный «организатором победы», Приэр и уже известный нам Дюбуа-Крансэ.

Конвент прежде всего должен был оставить мечту  о «свободной» армии из добровольцев и заняться осуществлением идей Дюбуа-Крансэ о всеобщей воинской повинности. Декретом 24 февраля 1793 года он постановил произвести немедленный набор 300.000 рекрутов из рядов национальной гвардии и  разослал во все департаменты особых комиссаров из числа своих членов с верховными полномочиями для исполнения своего декрета. Но так как декрет в то же время разрешал заместительство, то набор не дал обещанной цифры, а нужда в солдатах становилась  все сильнее. Тогда декретом 16 — 23 августа 1793 г. Конвент осуществил «всеобщий призыв» (levee en masse) и объявил, что всякий француз в возрасте от 18 до 40 лет считается находящимся  в постоянном призыве (en requisition permanente). В первую очередь были призваны все  холостые или вдовые и бездетные  молодые люди в возрасте от 18 до 25 лет. В виду страшной опасности, грозившей  родине, этот закон был встречен самым горячим сочувствием, и  призванные молодые люди стали под  ружье с неменьшим патриотическим пылом, чем волонтеры предыдущего  года. Первый набор дал 450.000 новобранцев. По мере того, как вновь формируемые apмии двигались к границам, к  оружию призывались новые группы населения. Через год на границах Франции сражались уже 14 армий  с численностью в 1.200.000 человек.

Но одного патриотического  пыла и революционного энтузиазма было недостаточно для того, чтобы создать  настоящую армию. Надо было дисциплинировать и обучить призванных новобранцев, приучить их к тягостям военной службы, преобразовать их в настоящих  солдат. Для этого необходимы были кадры опытных офицеров и унтер-офицеров. По счастью, старая регулярная армия, несмотря на эмиграцию, сохранила еще достаточный  запас таких элементов, и по настоянию  Карно и Дюбуа-Крансе Конвент  декретировал так называемую «амальгаму», т.е. слияние старой армии с батальонами  нового призыва. К каждому батальону  старой армии присоединялись два  батальона новобранцев и образовывали таким образом тактическую единицу  — полубригаду (новый термин вместо полка).

«Амальгама» прошла не без осложнений и не без столкновений между старыми солдатами и  новыми рекрутами, но правительство  настойчиво преследовало свою цель, и  к средине 1794 года всякие следы «амальгамы»  уже исчезли, и французская армия  представляла собой единое целое. Представить выбор офицеров самим солдатам, как это практиковалось относительно волонтеров, было слишком рискованно, и Конвент позволил замещать по выбору только одну треть офицерских должностей. Другая треть замещалась по старшинству, третья — по назначению. Назначение генералов Конвент сохранил за собой, щедро производя в генералы офицеров и даже унтер-офицеров, если они проявляли соответственные военные таланты, и беспощадно отсылая их на эшафот за военные неудачи. Для того, чтобы снабдить такую многочисленную армию всем необходимым, принимались самые решительные меры, организована была система продовольствия при помощи реквизиций, при содействии группы выдающихся ученых основана масса заводов для выделки оружия и пороха, созданы специальные военные училища и т. д. Чтобы поддержать повсюду строжайшую дисциплину, осуществить с возможной быстротой все необходимые меры и вдохнуть в армию дух неукротимой энергии, Конвент посылал в департаменты и к отдельным корпусам своих представителей (representants en mission) с неограниченными полномочиями. И дело организации в значительной степени было обязано своим успехом исключительной энергии большинства этих комиссаров.

Результат всех этих мероприятий Конвента был самый  блестящий. Поражения опять сменились  победами. На смену старым полководцам, не пользовавшимся доверием солдат за свое аристократическое происхождение, большей частью погибшим на эшафоте, выдвинулась целая плеяда новых, быстро выслужившихся из солдат или  низших офицерских чинов и олицетворявших собой тип настоящих республиканских  генералов (Журдан, Моро, Пишегрю, Гош, Марсо, Шампионнэ, Дезэ, позднее Лекурб, Наполеон Бонапарт, Массена и др.). Неприятельские войска были скоро отброшены  с французской территории, снова  завоеваны Бельгия и левый  берег Рейна, а вслед за тем  победоносная республика перешла в  наступление против монархической  Европы.

В то время, как  внутренняя жизнь французской республики представляла собой самую ужасную  картину, когда повсюду свирепствовал  террор и боровшиеся за власть партии отправляли своих побежденных противников  на эшафот, когда гибли одни за другим выдающиеся деятели эпохи, французская  армия представляла собой единственное отрадное явление в жизни Франции. Туда шло теперь все, что оставалось выдающегося во Франции, шло, влекомое самыми разнообразными мотивами —  и чистым патриотизмом, и страхом  перед террором, и надеждой на блестящую  карьеру. Эта новая армия представляла собой удивительный феномен. Плохо  одетая, полуголодная, она оказывалась непобедимой, и регулярные армии европейской коалиции терпели поражение за поражением. Угроза союзников восстановить старый порядок в случае победы придавала офицерам и солдатам особый пыл. Каждый из них сражался не только за свободу родины, но и за собственную свободу и равенство. И никогда ни раньше ни позже французская армия не была в такой степени проникнута гражданскими чувствами, как именно в этом периоде 1792 — 1795 гг. Вот как, например, описывает свои впечатления от кампании 1794 — 95 гг. будущий маршал Сульт:«Офицеры подавали пример преданности. С мешком на спине, не получая жалованья, они принимали участие в раздаче хлеба вместе с солдатами. Им раздавали квитанции на получение нового платья или пары сапог. И однако никто не жаловался на нищету и не бросал службы, которая была единственным занятием и предметом соревнования. Повсюду проявлялась одна и та же ревность, одно и то же стремление сделать даже больше, чем требовал долг. Это был период моей службы, когда я работал больше всего, и когда начальство было наиболее требовательно. Среди солдат можно было видеть ту же преданность, ту же самоотверженность. Завоеватели Голландии переходили замерзшие реки и заливы при 17° мороза, почти голыми. Они находились в самой богатой стране Европы, перед их глазами были всевозможные соблазны. Но дисциплина не терпела ни малейшего нарушения. Никогда армия не была ни более послушной, ни более воодушевленной; это был период войны, когда войско отличалось наибольшими добродетелями».

Но война с  европейской коалицией беспрерывно  продолжалась и правительство Директории не только должно было сохранять под  ружьем старых солдат, но и делать новые  призывы. Эта бесконечная война  не замедлила оказать свое действие на армию, и мало-по-малу дух этой армии стал заметно меняться. Волонтеры  и рекруты первых лет республики после целого ряда походов превращаются в постоянных солдат, которые уже  не мечтают о возвращении домой  и привыкают к войне, как к  постоянному ремеслу. Тот республиканский  энтузиазм, которым сопровождались первые встречи с неприятелем, остывает или, вернее сказать, уступает место  другому виду энтузиазма, чисто военному. Война из священной оборонительной войны давно уже превратилась в обыкновенную завоевательную, сопровождающуюся всеми чертами, характеризующими такие  войны — суровой расправой  с побежденными, реквизициями и контрибуциями. Правда, еще сохранились кое-какие  следы республиканского «крестового  похода» первых лет, и французские  армии по-прежнему уничтожают стары порядок в завоеванных областях и учреждают там республики. Но эти республики находятся под французским протекторатом и существуют только поддержкой французских штыков. Самые идеалы войска изменились. Место «свободы, равенства и братства» заняли теперь «честь, слава и богатство». Прежняя самоотверженность уступает место честолюбию, желанию сделать карьеру, стремление нажить богатство. Известно первое воззвание к солдатам Наполеона Бонапарта, когда он был назначен главнокомандующим итальянской армией, где он прямо говорил солдатам: «Я вас поведу в самые плодородные на свете равнины. В вашей власти будут богатые провинции, большие города. Вы там найдете честь, славу и богатство». Эту прокламацию обыкновенно рассматривают, как начало новой эры во французской армии, но в сущности в данном случае Наполеон только определенно формулировал то, что уже делалось повсюду, и грабеж побежденных давно уже являлся нормальным результатом французских побед.

Уже в последние  годы Директории армия перестала  быть тем «вооруженным народом», которым  она была в эпоху «всеобщего призыва». Раз война из оборонительной сделалась  наступательной, то нельзя было уже  требовать от народа поголовного  участия в армии и надо было регулировать более точно военную  повинность. Этой потребности удовлетворил закон 1798 года, изданный по инициативе генерала Журдана. Воинская повинность в принципе продолжала быть всеобщей, и каждый француз должен был ее отбывать в возрасте от 20 до 25 лет. Призываемые  делились на классы по возрасту, и государство  сохраняло за собой право призывать  к оружию один или несколько классов  сразу. Наполеон внес в этот порядок  дальнейшие изменения. Не придавая особого  значения тому, чтобы служба была непременно всеобщей, и ценя гораздо больше испытанных ветеранов, чем рекрутов-новичков, он ввел систему заместительства (1800 г.), а затем жребий (1804). Благодаря  этому, на службу призывался теперь не весь класс данного года, а только те, на кого подал жребий. Кроме того, всякий призываемый мог выставить  вместо себя заместителя. Найти заместителей среди отслуживших свой срок солдат было не трудно, и люди обеспеченных классов широко пользовались этим правом, благодаря чему армия опять стала  превращаться в армию солдат-профессионалов. Революция уничтожила в армии  какие бы то ни было привилегии. Наполеон, сделавшись императором, стал их восстанавливать. Уже в эпоху консульства была учреждена особая консульская гвардия. С установлением империи она  превратилась в императорскую гвардию  и стала быстро расти в своем  числе, к концу царствования она  достигала уже 92.000 человек. Гвардия  представляла собой отборный корпус, попасть в который считалось особенною честью. Она получала повышенное жалованье и лучшую пищу, чем остальная армия. В дело она вступала обыкновенно только в решительную минуту в качестве резерва и пользовалась привилегией сражаться на глазах самого императора. Состояла она большею частью из старых испытанных солдат — «ворчунов» (grognards), как их звали, которые обожали своего «маленького капрала», и которым Наполеон позволял даже говорить себе «ты». Мы видели уже, что прежний республиканский патриотизм армии давно уже уступил место патриотизму чисто военному. Наполеон старался всеми силами разжигать это чувство в своей армии, прививать ей понятие чисто военной чести, пропитывать ее духом завоевательного шовинизма и приучать к презрению всего нефранцузского. Сам не веря в высокие идеалы, Наполеон старается действовать на слабости человеческие. Он возбуждает соревнование каждой группы, каждого полка, каждого солдата. Он придумывает в качестве награды сначала почетное оружие, а затем создает орден Почетного Легиона, удостоиться которого становится заветной мечтой каждого француза. На первый план теперь повсюду в армии выдвигается стремление выдвинуться, отличиться, поразить своих соперников. Карьера открывается перед каждым воином блестящая. Наполеон привлекает усиленно в свою армию возвращающихся из эмиграции дворян, но эгалитарный принцип остается в силе, и каждый солдат может рассчитывать добраться до верхних ступеней военной иерархии, каждый солдат «носит в своем ранце маршальский жезл». Разве не из низших слоев населения выдвинулись ближайшие соратники императора, блестящая плеяда маршалов и генералов, щедро вознаграждаемых герцогскими титулами и всевозможными почестями. Двое из них попадают даже на престолы (Мюрат и Бернадот) или, как выражались солдаты, «производятся в короли» (passent rois). На ряду с почестями военная слава сулит и богатства. С невероятной щедростью Наполеон раздает своим генералам деньги, земли, пенсии и т. д. Маршал Ней, напр., получает 600.000 фр. годового дохода, Даву — 900.000. Массена и Бертье — свыше миллиона. В вечер битвы при Эйлау каждый из маршалов, приглашенных к ужину с Наполеоном, находит под своей салфеткой билет в 1000 франков. Последний след «республиканского» устройства армии — замещение части офицерских должностей путем выбора — скоро исчез. Все должности замещаются по старшинству или по назначению. Но зато по-прежнему каждому открыта блестящая будущность, стоит только отличиться. И невероятная сказочная карьера самого императора и его ближайших товарищей заставляет кружиться головы и наполняет сердца каким-то ненормальным честолюбием. Армия особенно горда этим чувством равенства, которое всем сулит одинаковою будущность, и в чувстве равенства один из главных движущих ею мотивов. Она исключительно предана своему императору, но она не перестала быть армией демократической. Она не потеряла еще воспоминаний о героическом периоде революционных войн и чувствует себя по-прежнему представительницей идей свободы и равенства. Она не только завоевывает Европу, она разрушает на своем победоносном пути аристократические порядки, устанавливает повсюду бессословный строй и продолжает быть для старой Европы живым воплощением принципов революции. В этом своеобразном завоевательно-демократическом духе кроется одна из главных причин ее непрерывных успехов. Вот несколько любопытных строк из письма, найденного на груди немецкого офицера, убитого в сражении при Йене: «Если бы вопрос заключался только в физической силе, мы скоро оказались бы победителями. Французы малы ростом, тщедушны: один немец сможет одолеть четырех из них. Но в огне они становятся сверхъестественными существами. Ими овладевает неподдающаяся описанию ярость, которой и следа не найти в наших солдатах. Да и что можно сделать с крестьянами, которые находятся под командой дворян и которые делят со своими офицерами опасности, но отнюдь не награды?»

Со времени  революции, с возникновением демократической  армии установились и новые тактические  приемы. Полководцы стали действовать  крупными массами, не жалея людей  и двигая все свои силы, чтобы  нанести один решительный удар. Беспрерывная война и новая тактика приводят к невероятно быстрой убыли в  армии, и Наполеон призывает под  оружие новые и новые классы рекрутов. С 1806 года обычной нормы призыва  ему уже не хватает. Он начинает вопреки  принципу жребия призывать тех молодых  людей предшествовавших классов, которые  не попали в очередь. Кроме того, он призывает под оружие рекрутов следующих годов, т.е. 19 и 18-летних юношей, и удерживает в армии солдат предшествовавших классов, уже выслуживших свой срок. Когда и этих солдат оказывается  недостаточно, он добивается от сената разрешения призвать в армию всех лиц, зачисленных в национальную гвардию или потому, что они  были единственными сыновьями, или  потому, что они были слишком слабы  по сложению. Благодаря таким беспрерывным наборам, уклониться от военной службы часто было почти невозможно, и  дело доходило до того, что в некоторых  деревнях Франции можно было встретить  только или стариков, или детей, а  кое-где (в окрестностях Лиона, напр.) все сельские работы производились  уже женщинами. Но для политики Наполеона  после того, как он сделался господином всей Европы, даже и этих контингентов, которые ему беспрерывно поставляла Франция, становится мало. От каждой из стран, присоединенных к Франции или попавших от нее в вассальную зависимость, он требует вспомогательных отрядов. Таким образом в рядах французской армии сражаются значительные отряды швейцарцев, итальянцев, испанцев, ганноверцев, баварцев, саксонцев, поляков, кроатов и иллирийцев и т. д. С 1809 г. французская армия как бы теряет свой национальный облик.

В ней говорят  на всевозможных языках, и половину ее, а иногда и больше составляют иностранцы. Высчитано, что за время  с 1800 по 1815 г. Наполеон призвал во Франции  на военную службу 3.153.000 рекрутов. По меньшей мере такое же число призвал  он под оружие в подчиненных его  власти иностранных государствах.

При беспрерывных войнах и наборах дух армии  невольно подвергается перемене. Солдаты  уже не надеются на скорый мир и  на возвращение домой. Они знают, что им суждена скорая смерть на поле сражения или в больнице, и  они утешаются грабежами и  пьянством. Дисциплина начинает быстро падать. Население старается всеми  силами избежать военной службы. Наполеон придумывает строгие наказания, которым подвергает не только рекрутов, но даже лиц, помогающих им укрыться, посылает за укрывающимися целые отряды на розыски, но ничто не помогает, и  в 1813 г., например, во Франции считают  до 80.000 скрывающихся от службы. Не лучше  картина и в самой армии. Солдаты  предаются грабежу в странах, по которым они проходят, и Наполеон бессилен что бы то ни было сделать, так как первый пример подают его  маршалы. В поисках за съестными  припасами или за наживой солдаты  постоянно покидают свои ряды и занимаются мародерством. В 1807г. после сражения при Эйлау, например, в армии всего 80.000 чел., годных к бою. Сверх того — 15.000 раненых, 30.000 больных и 30.000 отсталых и мародеров. В 1811 г. в Испании  образовываются даже целые отряды мародеров, живущих грабежами населения. Дисциплина настолько расшатывается, что иногда приходится командировать целые  отряды для преследования беглецов. В армии начинает чувствоваться  вдобавок усталость; особенно среди  генералов и офицеров, которые  вполне удовлетворены полученными  почестями, мечтают о мире и в  глубине души проклинают ненасытное властолюбие императора, увлекающее его в новые и новые авантюры. Правда, и в 1811 — 12 гг. французская  армия представляет из себя грозную  силу, гордую своими бесчисленными  победами и полную преклонения пред гением своего вождя, но это уже не та блестящая армия ветеранов, которая  одерживала победы при Аустерлице и  Йене. Новая армии состоит на половину из новобранцев, на половину из иностранных отрядов, и не в силах будет вынести тех испытаний, на которые была способна прежняя армия. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Глава 3. Исторические особенности бонапартизма

Здесь будет  уместно поставить вопрос о том, что же представляла собой империя  Наполеона I с точки зрения ее исторических особенностей.

Как мы видели, при  Наполеоне был создан  особый политический режим,  отличный от тех, которые до этого были во Франции  и которые в это время существовали в Европе. В исторической литературе он получил название бонапартистского. Его характерными чертами является крайняя степень концентрации власти, централизация и бюрократизация управления, жесткий полицейский  надзор и цензура, подавление всякой оппозиции. Все это позволяет  оценить его как диктатуру. В  то же время этот диктаторский режим  был облечен в демократические  формы. Формально императорская  власть была делегирована Наполеону  народом в результате плебисцита. В империи сохранялись парламентские  учреждения и существовало всеобщее избирательное право. Несмотря на их фиктивный характер, они придавали  режиму видимость демократизма²⁶.

  В отличие  от феодальной монархии Бурбонов, империя Наполеона I имела буржуазный  характер. Это проявлялось как  в ее социальной базе, которую  составляли широкие круги буржуазных  собственников и крестьянства, так  и в ее политике, направленной  на укрепление и развитие капиталистических  отношений. Однако будет упрощением  представлять себе, что Наполеон  олицетворял или выполнял интересы  буржуазии. Он всегда выступал  и действовал от имени интересов  Франции, нации, французского  народа, но никогда - от лица  банкиров или предпринимателей. Когда он считал это необходимым,  император решительно ограничивал  права буржуазии и ущемлял  ее интересы. С другой стороны,  можно найти немало примеров  того, как Наполеон оказывал помощь  другим слоям населения - крестьянству  и даже городским низам. В  годы империи государство не  только охраняло собственность  крестьян на землю, но и предоставляло  им различные субсидии. Правительство  пыталось бороться с безработицей  и принимало меры для поддержания  низких цен на продовольствие. Иначе говоря, характерной чертой  бонапартизма является то, что  государственная власть не имеет  четко выраженной партийной и  социальной ориентации. Она как  бы стоит над классами и  партиями, выступая как верховный  арбитр в социальных и политических  конфликтах.

Историческое  место и роль бонапартизма обусловлены  той ситуацией, в которой возник этот режим. Он стал логическим завершением  контрреволюции, начало которой было положено свержением якобинской диктатуры  в 1794 г. Его можно считать реакционным  в том, что касается подавления демократических  сил и ограничения демократических  принципов. Но за счет жестокого подавления оппозиции бонапартистский режим  устанавливал во Франции политическую стабильность, которая была жизненно необходима для развития новых социальных отношений. А в исторической перспективе  развитие этих отношений создавало  базу для установления демократии. Образно говоря, бонапартизм в  истории выполняет роль садовника, который должен уберечь ростки капитализма, посаженные революцией, от политических катаклизмов и бурь, искореняя  все, что может повредить их успешному  росту. После того как эта роль будет выполнена, бонапартистская  диктатура должна уступить место  буржуазной демократии²⁷.