1992-й год прошел в США в
полемике между сторонниками
«лидерской» и «гегемонистской»
политики22. Первые выступали за расширение
взаимодействия с союзниками, а также
«привязывание» России и КНР стабилизирующими
соглашениями. Вторые считали, что США
должны предотвратить появление новых
конкурентов любыми средствами, включая
использование военной силы. Споры получили
широкий резонанс в марте 1992 года, когда
в СМИ был опубликован рабочий документ
министерства обороны США, отражавший
позицию сторонников «гегемонистского»
направления.
Приход к власти демократической
администрации У. Клинтона стал
победой «лидерского» подхода.
Провозглашенная осенью 1993 г. стратегия
«расширения демократии» предполагала
укрепление отношений США со странами
ЕС, включение бывших социалистических
стран в трансатлантические институты
и проведение «гуманитарных акций» для
пресечения масштабных нарушений прав
человека. Для решения этих задач администрация
У. Клинтона выработала в 1995 г. стратегию
гибкой и избирательной вовлеченности
Соединенных Штатов в региональные конфликты23.
В ее рамках выделялось четыре сценария
применения американских вооруженных
сил.
Первый – проведение миротворческих
операций. 18 июня 1993 г. У. Клинтон
подписал «Обзорную директиву
№ 13» (PRD-13), разделившую понятия
«миротворческие миссии» (peace-keeping
operations) и «операции по принуждению
к миру» (peace-enforcement operations)24. На
ее основе возник пласт литературы
по проблеме «нового интервенционизма»
– вмешательства во внутренние дела других
стран в гуманитарных целях25. Эксперты
прорабатывали концепции «неудавшихся
государств» (failed states) и «государствостроительства»
(nation-building). Предельным случаем «нового
интервенционизма» стала концепция «гуманитарных
интервенций» – силовых акций, осуществляемых
под предлогом защиты прав человека. Эти
наработки были закреплены в «Стратегиях
национальной безопасности США для нового
века» 1997-го и 1999-го годов26.
Второй – осуществление политики
сдерживания (containment and deterrence). «Буря
в пустыне» вызвала всплеск дискуссий
о том, как следует вести себя в ситуации,
когда союзники Соединенных Штатов стали
жертвами агрессии со стороны «авторитарных
режимов»27. Новое наполнение получила
разработанная в 1960-х годах концепция
«кризисного реагирования» (crisis management).
Американские эксперты также полагали,
что подавляющее превосходство США в обычных
и ядерных вооруженных силах предотвратит
саму возможность нападения «опасных»
стран (прежде всего – Ирака, Ирана, КНДР)
на американских союзников. Возникла концепция
сдерживания подобных стран угрозой нанесения
им неприемлемого ущерба (deterrence by denial)28.
Третий – стратегия контрраспространения
(counter-proliferation strategy)29. Это понятие,
введенное министром обороны
США Лесом Эспиным 7 декабря
1993 года, предполагало использование
силы для пресечения распространения
ОМП. В документах 1993–1997 годов
стратегия контрраспространения
была объявлена частью ядерной
стратегии Вашингтона30. Эти положения
постепенно приобретали практическое
измерение. В ходе первой «ядерной тревоги»
на Корейском полуострове (1993–1994) в Пентагоне
обсуждали возможность нанесения ударов
по ядерным объектам КНДР. В начале 1995
г. в американских СМИ дебатировался вопрос
о нанесении упреждающего удара по атомным
объектам Ирана. Во второй половине 1990-х
годов на первое место вышел Ирак. Американские
эксперты утверждали, что США должны принудить
Багдад открыть для инспекторов ООН «проблемные»
объекты или силой лишить его потенциала
воспроизводства ОМП.
Четвертый – ведение войны
с противниками из числа великих
держав. В ходе дискуссий 1989–1994
годов американские аналитики
пришли к выводу, что КНР может
стать «новой сверхдержавой»
и потому потенциально опасна
для США31. Подобные настроения
усилились в середине 1990-х годов32,
когда Китай показал готовность применить
силу против Тайваня. Появились публикации
о переходе Пекина к экспансии с целью
установить контроль над Тайванем, спорными
островами в Южно-Китайском море, Непалом,
Вьетнамом и пограничными районами с Индией33.
Гипотетическое американо-китайское столкновение
виделось в Вашингтоне как тщательно подготовленное
вмешательство США в конфликт Пекина с
кем-либо из его соседей.
Более сложно развивались отношения
с Россией. В начале 1990-х годов
американские аналитики полагали,
что Москва быстро сократит ядерный арсенал
и станет проводить подконтрольную Соединенным
Штатам внешнюю политику34. Но затянувшийся
процесс ратификации Договора СНВ-2 (1993)
и отказ России от американского проекта
Договора СНВ-3 (1997) доказали, что Москва
не готова к одностороннему разоружению.
Параллельно Россия стала критиковать
Вашингтон за военные акции на Балканах,
расширение НАТО, политику в прикаспийском
регионе и его позицию в иранском вопросе.
Поэтому 5 января 1995 г. министр обороны
США У. Перри выдвинул доктрину «взаимно
гарантированной безопасности» (mutually
assured safety), которая предусматривала быстрое
наращивание оперативно развернутых ядерных
боезарядов в случае изменения вектора
внешней политики России35. С конца 1990-х
годов американские эксперты теоретически
не исключают ситуации, когда Вашингтон
может вмешаться в один из вооруженных
конфликтов на постсоветском пространстве36.
События вокруг Южной Осетии в августе
2008 г. подтверждают обоснованность такого
вывода.
Разрабатывая подобные сценарии,
американские аналитики фокусировали
внимание на нескольких обстоятельствах.
Во-первых, подчеркивалось, что в
рамках политики «превентивной
дипломатии» США действуют совместно
с ООН. Во-вторых, доказывалась
недопустимость дублирования структур
НАТО в рамках реализующейся с 1992
г. «Общеевропейской политики безопасности».
В-третьих, появились проекты приспособления
НАТО к борьбе с «новыми вызовами» и его
трансформации в высокомобильный союз.
Эти наработки легли в основу официальной
позиции США на саммитах НАТО в Брюсселе
(1994), Берлине (1996) и Вашингтоне (1999). На последнем,
в частности, была принята новая стратегическая
концепция альянса, допускающая использование
силы за пределами национальной территории
его участников.
Под задачи ограниченного проецирования
силы подверстывались и приоритеты
военного строительства. «Национальная
военная стратегия» 1997 г. провозгласила
переход к концепции «глобальных совместных
операций» (global joint operations) – взаимодействию
всех родов войск через информационно-космические
телекоммуникации37. Специальные обзоры
Пентагона «Единая перспектива-2010» (1996)
и «Единая перспектива-2020» (2000) объявили
приоритетами военного строительства
создание аэрокосмических соединений,
гиперзвуковых крылатых ракет, сверхзвуковых,
высокоатмосферных и суборбитальных летательных
аппаратов38. Республиканцы опасались,
что эти действия ослабят традиционные
силы общего назначения. Но преобладала
точка зрения, что РВД закрепит силовой
отрыв Америки от конкурентов.
Похожие тенденции господствовали
и в ядерной сфере. В ноябре
1992 г. в Пентагоне была создана
внутриведомственная исследовательская
группа (Strategic Planning Studying Group), призванная
разработать план поражения «подвижных»
целей. Представленный 18 сентября 1994 г.
«Обзор ядерной политики США» подтверждал,
что основными целями для ядерных ударов
должны быть ядерные силы и связанная
с ним инфраструктура противника, а не
его города и промышленные объекты. 24 июня
1995 г. Пентагон запустил Программу повышения
защищенности ядерных боеголовок, размещенных
на баллистических ракетах на подводных
лодках, которая предусматривала создание
новых образцов ЯО. Появились работы, авторы
которых допускали использование «облегченных»
видов ЯО в региональных конфликтах39.
К концу 1990-х годов американское
экспертное сообщество заинтересовалось
проектами достижения стратегической
неуязвимости США за счет создания
стратегической ПРО40. Еще в 1991
г. Конгресс преобразовал программу
«Стратегической оборонной инициативы»
в проект развития систем ПРО театра военных
действий. В феврале 1995 г. республиканцы
вынудили администрацию У. Клинтона принять
программу развития систем «заатмосферного
перехвата». В 1997 г. прошли дискуссии о
целесообразности ратификации Нью-Йоркского
протокола к Договору СНВ-2 о разграничении
систем стратегической и тактической
ПРО. Опубликованный 13 октября 1998 г. доклад
комиссии министерства обороны по оценке
угроз США со стороны баллистических ракет
объявил о необходимости создать ограниченные
системы стратегической ПРО, способные
поражать баллистические ракеты «стран-изгоев».
Эти дискуссии повлияли на принятое в
1999 г. решение администрации У. Клинтона
начать переговоры с Россией о ревизии
советско-американского Договора по ПРО
1972 года.
В 1990-х годах администрация
У. Клинтона считала реализацию
доктрины лидерства лучшим способом
защитить национальные интересы США. В
ее рамках использование вооруженных
сил рассматривалось как «последнее резервное
средство» внешнеполитической стратегии
Америки. Но в середине 1990-х Пентагон дал
старт серии проектов, направленных на
увеличение военно-технического отрыва
Соединенных Штатов от союзников и конкурентов.
Частичная реализация этих планов позволила
Пентагону диверсифицировать сценарии
применения американских вооруженных
сил.
3
Приход к власти республиканской
администрации Дж. Буша-мл. в 2001 г.
скорректировал вектор развития
стратегической мысли США. Еще в 1997 г. на
базе «Американского проекта для нового
века» в Соединенных Штатах сформировалось
неоконсервативное движение. В ходе президентской
кампании 2000 г. его представители заняли
ведущие посты в Республиканской партии.
Неоконсерваторы критиковали администрацию
У. Клинтона за увлечение «глобализационными»
проектами и недостаточную жесткость
при укреплении основ сложившегося миропорядка41.
Эти наработки легли в основу обновленной
военно-политической стратегии Вашингтона.
Влияние неоконсерваторов на
систему стратегического планирования
стало заметно уже в первой
половине 2001 года. 11 января 2001 г. комиссия
во главе с министром обороны
США Д. Рамсфелдом рекомендовала
ускорить работы по созданию «космического
оружия» для защиты американской орбитальной
группировки. 1 мая 2001 г. президент Дж. Буш
заявил о намерении США выйти из Договора
по ПРО независимо от позиции России и
КНР. Весной 2001 г. обострились американо-китайские
отношения из-за попыток Соединенных Штатов
поставить Тайваню комплексы тактической
ПРО «Иджис». В американских СМИ вновь
появились публикации о возможности ограниченного
военного столкновения Вашингтона и Пекина42.
Ситуация изменилась после событий
11 сентября 2001 года, когда администрация
Дж. Буша-мл. объявила войну транснациональному
терроризму. С этого времени в американской
стратегической мысли утвердилась концепция
«транснациональной войны» (transnational war)43.
Документы 1990-х годов содержали «новые
вызовы» – от увеличения объемов наркотрафика
до усиления опасности терроризма. Но
эти угрозы считались второстепенным
по сравнению с региональными конфликтами.
В начале 2000-х годов противостояние террористическим
сетям приобрело приоритетное значение.
Наиболее вероятным сценарием
использования вооруженных сил
стал разгром вооруженных отрядов
(квазиармий) террористических сетей.
В ходе войны в Афганистане
2001–2002 годов сетевая организация
«Аль-Каида» создала вооруженные
формирования, которые вели боевые
действия. Эксперты Пентагона опасались,
что такая ситуация повторится
и в других регионах. В этой
связи 13 ноября 2004 г. министерство
обороны США провозгласило доктрину
«боевых разведывательных операций»
(fighting for intelligence): уничтожение отрядов,
тренировочных лагерей и предприятий
по производству ОМП террористов.
В «Национальной стратегии борьбы с
терроризмом» 2006 г. утверждалось, что в
первую очередь следует ликвидировать
тренировочные лагеря, средства связи,
инструменты осуществления финансовых
операций, коммуникационные системы, средства
пропаганды и лидеров террористов44.
Параллельно в США были переосмыслены
концепции «неудавшихся государств»45
и «государствостроительства». В 1990-х
годах американские аналитики применяли
их к странам Африки и Латинской Америки,
правительства которых не могли обеспечить
полноценную работу государственных институтов.
С 2001 г. американские эксперты опасались,
что «неудавшиеся государства» могут
стать базой для деятельности террористических
сетей. Возникли сценарии проведения интервенций
в эти страны с целью помочь им создать
«нормальную» (с точки зрения Америки)
государственность46.
Особое место стала занимать
доктрина «смены режимов» (regime change).
В послании Конгрессу 29 января
2002 г. Дж. Буш заявил о наличии
«оси зла» (Axis of Evil) – диктаторских
режимов, которые сотрудничают с
террористическими организациями и могут
передать им ОМП. Выступая в военной академии
в Вест-Пойнте 1 июня 2002 года, президент
США отметил, что Пентагон может наносить
превентивные удары по этим странам в
случае, если речь идет об опасности попадания
ОМП и ракетных технологий в руки террористов47.
«Стратегия национальной безопасности»
2002 г. разделила понятия: (1) «preemptive strike»
(упреждающие удары по изготовившемуся
к агрессии противнику) и (2) «preventive strike»
(превентивные удары по противнику, представляющему
потенциальную угрозу)48.
В американских стратегических
концепциях сменились и географические
приоритеты. После Второй мировой
войны в центре всех американских
концепций безопасности находились
Европа и Восточная Азия. С
2001 г. на приоритетные позиции
выдвинулись Ближний Восток и
Центральная Евразия – регионы,
где, по мнению администрации
Дж. Буша, базировались транснациональные
террористические сети, производилась
основная масса наркотиков, находились
непризнанные ядерные державы и крупные
запасы углеводородов. Европейским союзникам
по НАТО стала отводиться роль «тылового
обеспечения» американской стратегии
в Евразии. В моду вошли публикации о «маргинализации
Европы» в мировой политике и о нарастающем
расхождении стратегических культур стран
ЕС и США49. Американские эксперты заговорили
о необходимости превращения НАТО в группировку,
способную проецировать силу на всем пространстве
от Турции до западных границ Индии и Китая.
Приоритетом американского военного
строительства стал возвратный
интерес к использованию сил
общего назначения. Еще в 1999–2000
годах военные эксперты критиковали
администрацию У. Клинтона за
излишнее увлечение «воздушной
мощью» в Косовской операции50.
Для исправления ошибок в 2003
г. министерство обороны США
утвердило концепцию «специальных
объединенных операций» (joint special
operations), которые предусматривали
прорыв глубокой обороны противника
посредством взаимодействия всех родов
войск. 13 апреля 2004 г. министр обороны США
Д. Рамсфельд заявил о создании глобальных
вооруженных сил, действующих по формуле
«10 – 30 – 30»51. Возник запрос на «объединенность»
– концепцию, согласно которой только
комбинация сухопутной и авиационной
мощи способна обеспечивать достижение
победы в борьбе с нерегулярными формированиями52.