Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Марта 2014 в 19:01, контрольная работа
Описание работы
1. Место эстетики в системе И. Канта (1724-1804). Эстетическое суждение – суждение вкуса. Антиномии вкуса. Учение об идеале и эстетической идее. Учение о возвышенном. Учение о гении. Классификация искусств. Значение Канта в истории эстетических учений; система эстетических категорий. 2. Немецкий романтизм, отличительная особенность немецкого романтизма; вклад немецких романтиков в мировую эстетику. Ирония как одна из основных категорий эстетической программы романтиков. Противоречивость эстетических воззрений немецких романтиков. 3. Ф. Шиллер и принцип свободного проявления творческого гения. 4. Место эстетики в системе трансцендентального идеализма Ф.В. Шеллинга (1775-1854). Концепция новой мифологии в эстетике Шеллинга. Философия искусства Шеллинга. Схема, аллегория, символ. Основные эстетические категории Шеллинга. Концепция художественного произведения. Учение о гении. Влияние эстетики Шеллинга на эстетические взгляды немецких романтиков. 5. Роль эстетики в системе абсолютного идеализма Г.В.Ф. Гегеля. Эстетика как философия искусства. Учение о прекрасном. Учение об идеале. Классическое, символическое и романтическое искусство. Система эстетических категорий. Гегель о видах искусства и принципах их классификации.
Есть нечто в бытии, что не устаревает
со временем, что не исчезает по желанию
людей, что относится к их сущности, даже
если они не признают вообще никаких сущностей.
Есть некие универсалии взаимоотношений
человека и мира, сохраняющие свою значимость
на протяжении практически всей истории
человека как существа цивилизованного.
Именно к таковым сущностным характеристикам
бытия и принадлежит сфера эстетического,
объединяющая человечество во всех исторических
измерениях.
Освоение мира осуществляется непременно
в эстетической форме. Человеческая деятельность
протекает на основе определенных эстетических
идей, представлений, установок. Эстетика
входит в труд, быт, в промышленное производство,
формируя в человеке созидательное начало
и способность воспринимать красоту.
Актуальность изучения эстетических
идей представителей философской мысли
обусловлена тем, что искусство в духовно-практическом,
а эстетика в теоретическом плане сосредоточивают
внимание на общечеловеческом, они чрезвычайно
значимы, ибо способствуют сближению людей,
у которых без согласия в мире нет будущего.
Эстетика и искусство – фокус всей мировой
культуры и средоточие гуманитарного
опыта человечества.
Наиболее существенный вклад в развитие
философской эстетики, по мнению многих
специалистов, внёс крупнейший представитель
немецкой классической философии Иммануил
Кант (1724–1804). В эстетических
воззрениях Канта наиболее интересен
второй, так называемый критический, период
его творчества, когда он создал наиболее
значительные произведения: «Критика
чистого разума» (1781), «Критика практического
разума» (1788) и «Критика способности суждения»
(1790).
В отличие от своих предшественников-просветителей,
манифестировавших предмет эстетики в
объективной действительности, искавших
объективные основания красоты, Кант вслед
за Бёрком, и опираясь на разработки психологической
школы Вольфа, не мыслил сферу эстетического
без субъекта и его восприятия объекта.
Главные для него категории эстетики «целесообразное»,
«вкус», «свободная игра», «прекрасное»,
«возвышенное» суть характеристики эстетического
созерцания, которое сопровождается особым
удовольствием, или бескорыстной творческой
деятельности.
Умение мыслителя тонко понять и представить
своеобразие художественной сферы объясняет
притягательность и авторитетность его
эстетики. Таким образом, целью данной
работы является рассмотреть наиболее
важные категории и идеи, составляющие
суть эстетики Канта, и определить её вклад
в развитие эстетической мысли.
1. Понятие комического
Предшественники Канта – англичане Шефтсбери
и Хатчесон – подчеркнули специфичность
эстетического, его несводимость ни к
знанию, ни к морали. Кант отстаивает этот
тезис. Но рядом выдвигает антитезис: именно
эстетическое есть среднее звено между
истиной и добром, именно здесь встречаются
и сливаются воедино теория и практика
[1].
Само эстетическое не монолит. У него
две ипостаси, два лица. Одно обращено
преимущественно к знанию – прекрасное,
другое преимущественно к морали – возвышенное.
Кантовский анализ основных эстетических
категорий ограничивается рассмотрением
прекрасного и возвышенного. О комическом
Кант рассуждает вскользь, трагического
вообще не касается. И это показательно:
Канта интересует не столько эстетика
как таковая, сколько ее опосредующая
роль; прекрасного и возвышенного ему
достаточно для решения поставленной
задачи [1].
Кант раскрывает природу комического
на примере анекдота. Один индеец был приглашен
на обед к англичанину. Когда была откупорена
бутылка эля, ее содержимое стремительно
вылетело, превратившись в шипящую пену.
Индеец был поражен. На вопрос: «Что же
тут странного?» индеец ответил: «Я удивляюсь
не тому, что пена выскочила из бутылки,
а не понимаю, как вы могли ее туда заключить?»
[2, c. 82].
Кант выводит один из существенных принципов
комического – неожиданную разрядку искусственно
созданного напряжения ожидания (чего-то
значительного) в ничто путем особого
игрового приема [3, c. 232]. Это и является
причиной смеха над шуткой.
Кант видит во всех комических случаях
нечто, способное на мгновение повергнуть
нас в заблуждение. Он считает смех средством
примирения противоречий и подчеркивает,
что воспоминание о чем-либо смешном радует
нас и не так легко сглаживается, как другие
приятные рассказы. Причина смеха, по Канту,
в состоянии внезапно ущемленных нервов.
Он писал: «Смех разбирает нас особенно
сильно тогда, когда нужно держать себя
серьезно. Смеются всего сильнее над тем,
кто имеет особенно серьезный вид. Сильный
смех утомляет и, подобно печали, разрешается
слезами. Смех, вызванный щекоткой, весьма
мучителен. На того, над кем я смеюсь, я
уже не могу сердиться даже в том случае,
если он причиняет мне вред» [2, c. 82–83].
И, наконец, Кант отмечает действенность
смеха: мало людей способны невозмутимо
на глазах толпы переносить ее насмешки
и презрение, хотя они знают, что эта толпа
состоит из невеж и глупцов [2, c. 83].
2. Аналитика прекрасного
Аналитика прекрасного у Канта строится
в соответствии с классификацией суждений
по четырем признакам – качеству, количеству,
отношению, модальности. Первая дефиниция
(определение) звучит односторонне: прекрасно
то, что нравится, не вызывая интереса.
Оценка приятного возникает в ощущении
и связана с интересом. Доброе мы оцениваем
при помощи понятий, благоволение к нему
также связано с интересом. Оценка красоты
свободна от интереса чувств и разума.
Канту необходимо развеять рационалистические
и утилитаристские построения, поэтому
он столь категоричен в формулировках.
Взятые в их односторонности, они лежат
в основе многих формалистических теорий
искусства. На них преимущественно обращают
свое внимание и критики Канта [1].
Вторая дефиниция прекрасного намечает
более широкий подход к проблеме. Речь
идет о количественной характеристике
эстетического суждения. Здесь выдвигается
требование всеобщности суждения вкуса.
«Прекрасно то, что всем нравится без посредства
понятия» [1]. Но если нет понятия, то откуда
всеобщность? Ведь чувство индивидуально,
оно лежит в основе наслаждения, а на всеобщность
не претендует. Оказывается, удовольствие
от прекрасного производно от «свободной
игры» познавательных способностей –
воображения и рассудка; отсюда «субъективная
всеобщность» красоты.
Если первично удовольствие, то проблема
всеобщности снимается: удовольствие
нельзя передать другому. «Ничто не может
быть сообщено всем, кроме познания» [1].
Понятий в распоряжении человека нет.
Зато он располагает неким «душевным состоянием»,
которое можно соотнести с «познанием
вообще». Это состояние «свободной игры
познавательных способностей». В результате
«без наличия определенного понятия»
благодаря свободной игре воображения
и рассудка возникает благожелательная
оценка, которая предшествует чувству
удовольствия, порождает его и придает
эстетическому суждению всеобщий характер.
Здесь действительно «ключ» проблемы,
одно из замечательных открытий Канта.
Он открыл опосредованный характер восприятия
прекрасного. До него считалось (а многие
продолжают думать так и теперь), что красота
дается человеку непосредственно при
помощи чувств. Достаточно просто быть
чутким к красоте, обладать эстетическим
чувством. Между тем, само «эстетическое
чувство» – сложная интеллектуальная
способность. Еще древние заметили, что
возможна сверхчувственная красота. Чтобы
насладиться красотой предмета, надо уметь
оценить его достоинства. Иногда это происходит
«сразу», а иногда требует времени и интеллектуальных
усилий. Чем сложнее предмет, тем сложнее,
тем специфичнее его эстетическая оценка.
Научная красота только для специалиста.
Чтобы понять красоту математической
формулы, нужно обладать художественной
культурой, но прежде всего – знать математику.
Всеобщность эстетического суждения состоит
не в непосредственной общедоступности,
а в «сообщаемости», в том, что, затратив
силы и время, любой человек может до него
добраться. И сама художественная культура
не всегда дается от рождения, чаще воспитывается
[1].
Достойно внимания и понятие «свободная
игра», которое Кант решительнее, чем кто-либо
другой до него, ввел в эстетику и которому
суждено было занять в ней одно из центральных
мест. Любая игра «поощряет чувство здоровья»,
повышает «всю жизнедеятельность», освежает
«душевную организацию». Игра непринужденна.
Игра развивает общительность и воображение,
без которого невозможно познание [1].
Игра содержит в себе противоречие: играющий
все время пребывает в двух сферах – условной
и действительной. Умение играть заключается
в овладении двуплановостью поведения.
В искусстве – та же двуплановость. При
самой правдоподобной картине действительности
зритель (или читатель) ни на секунду не
забывает, что перед ним все же условный
мир. Когда человек теряет из виду один
из планов искусства, он оказывается вне
сферы его действия. Наслаждение искусством
– соучастие в игре [1]. Таким образом, Кант
проник в самую суть проблемы.
Еще ближе к познанию третье определение
прекрасного: «Красота – это форма целесообразности
предмета, поскольку она воспринимается
в нем без представления о цели». Здесь
особенно важны сопутствующие этому определению
оговорки. Кант наряду с «чистой» красотой
вводит понятие красоты «сопутствующей».
Пример первой – цветы, пример второй
– красота человека, здания и т.д. Сопутствующая
красота предполагает «понятие цели, которое
определяет, чем должна быть вещь» [1]. Это
уже антитезис.
Оказывается, только в сфере «сопутствующей»
красоты реализуется эстетический идеал.
Нельзя представить себе идеал красивых
цветов. Идеал красоты, по Канту, состоит
в «выражении нравственного». А один из
заключительных выводов эстетики Канта
гласит: «Прекрасное есть символ нравственно
доброго» [1]. Здесь уже речь идёт о сфере
поведения человека.
Далее Кант переходит к сфере знания.
Речь идет о самом низшем – эмпирическом
знании. Помимо идеала красоты, Кант устанавливает
«идею нормы» – своего рода идеальное
воплощение внешнего облика. Норма красоты
– средняя величина для данного класса
явления. Хотя Кант оговаривается, что
нет необходимости прибегать к реальным
обмерам, что можно вполне положиться
на динамическую силу воображения, он
все же остается в пределах механического
понимания проблемы, за что неоднократно
подвергался критике [1].
Что касается четвертого определения
прекрасного – «прекрасно то, что познается
без посредства понятия как предмет необходимого
благоволения», – то здесь нет ничего
принципиально нового. Суждение вкуса
обязательно для всех. Потому что условие
необходимости, которую предполагает
суждение вкуса, есть идея «общего чувства»,
базирующегося на упоминаемой уже «свободной
игре познавательных сил». Прекрасное
вызывает интерес только в обществе, это
средство общения и показатель общительности
[1].
Все рассмотренные четыре определения
красоты суммируются в одном. «Красотой
вообще (все равно, будет ли она красотой
в природе или красотой в искусстве) можно
назвать выражение эстетических идей».
Эстетическая идея есть представление,
которое «дает повод много думать», но
которому не может быть адекватным никакое
понятие. «И, следовательно, никакой язык
не в состоянии полностью постигнуть его»
[1]. Красота у Канта немыслима без истины,
но это различные вещи.
Таким образом, Кант считает, что «наслаждение
в приятном» и «наслаждение в добром»
соединены с интересом, в то время как
наслаждение прекрасным, которое определяет
суждение вкуса или эстетическое суждение,
свободно от всякого интереса [2, c. 46].
Кант выявляет два вида красоты: свободную
красоту (pulchritudo vaga), характеризующуюся
только на основе формы и чистого суждения
вкуса, и привходящую красоту (pulchritudo adhaerens),
основанную на определенном назначении
предмета, цели. Предметы, наделенные свободной
красотой, не должны быть «жестко правильными»;
обычно они содержат нечто, вызывающее
непринужденную игру воображения. В этическом
плане Кант рассматривает прекрасное
как «символ нравственно доброго». И в
этом ракурсе осмысления он ставит красоту
природы выше красоты искусства. Прекрасное
в природе «имеет более высокий смысл»,
чем в искусстве [3, c. 189].
3. Аналитика возвышенного
Более отчетливо, чем в аналитике прекрасного,
опосредующая роль эстетики видна в аналитике
возвышенного. Следует начать с того, что,
по Канту, красота «сама по себе составляет
предмет удовольствия», а удовольствие
от возвышенного без «умствования» вообще
невозможно. «Возвышенное в собственном
смысле слова не может содержаться ни
в какой чувственной форме, а касается
только идей разума» [1].
Сопоставляя возвышенное с прекрасным,
Кант отмечает, что последнее всегда связано
с четкой формой, первое же без труда можно
обнаружить и в бесформенном предмете.
Удовольствие от возвышенного носит косвенный
характер, здесь уже не «игра», а «серьезное
занятие воображения», прекрасное привлекает,
возвышенное привлекает и отталкивает.
Основание для прекрасного «мы должны
искать вне нас, для возвышенного – только
в нас и в образе мыслей» [1]. Итак, что же
такое возвышенное?
Сначала Кант дает формальное определение:
возвышенно то, в сравнении с чем все другое
мало, но тут же подкрепляет его содержательным
антитезисом: чувство возвышенного требует
«расположения души, подобного расположению
к моральному». Ход рассуждений следующий:
восприятие возвышенного всегда связано
с определенного рода волнением, которое
возникает при созерцании предметов, размеры
или сила которых превосходят привычные
нам масштабы. «Чем страшнее их вид, тем
приятнее смотреть на них, если только
мы сами находимся в безопасности; и эти
предметы мы охотно называем возвышенными,
потому что они увеличивают душевную силу
сверх обычного и позволяют обнаружить
в себе совершенно другого рода способность
к сопротивлению, которая дает нам мужество
помериться силами с кажущимся всемогуществом
природы» [1].
Возвышенное – нарушение привычной меры,
вместе с тем в нем есть своя мера. Кант
приводит рассказ французского генерала
Савари, побывавшего с Бонапартом в Египте,
о том, что пирамиды следует рассматривать
с вполне определенного расстояния. Издалека
они не производят впечатления, которое
пропадает и в том случае, если вы подошли
слишком близко и ваш глаз не в состоянии
охватить их как целое [1].