Государственная теория Д.С.Норта

5. Реакция фирмы на изменения во внешней среде не отражается на ее структуре. Она остается жесткой. Некоторая гибкость присуща лишь определению должностных обязанностей ряда работников или каких-то структурных подразделений.

Данная теория организации, как нам представляется, вполне соответствовала теории и практике менеджмента в рамках “научной”, “классической” школ и школы “человеческих отношений”.

Теоретические выводы, полученные при решении четырех основных вопросов теории организации, способствовали достижению эффективного функционирования компаний. Противоречие между структурой организации и менеджментом успешно разрешалось, не нанося существенного урона капиталистическим фирмам. Однако по мере развития производительных сил, создания новых технологий, новых товаров, освоения новых рынков все заметнее становилась коллизия между структурой организации и менеджментом. Рынок не обеспечивал соответствующей защиты трансакций (сделок), риск неполучения прибыли нарастал. Подвергался сомнению и принцип рационального поведения экономических субъектов. Линейно-функциональная структура организации не могла уже обеспечить эффективного функционирования многоотраслевых компаний. Хозяйственная практика сталкивалась с ограничениями в теории. Переход к новой теории организации был неизбежен. [7]

2.2 Простая неоклассическая  теория Д.Норта

Для Норта государство - простая статическая модель контракта между

правителем и подданными, которой присущи следующие черты:

1) Правитель относится  к ситуации, как собственник. Он  продает или поставляет за  вознаграждение защиту и правосудие, включая защиту прав собственности  и контрактных прав (их Норт  выделяет отдельно). Вознаграждение  – это налоги. В силу экономии  на масштабе и специализации  правителя членам общества это  выгоднее, чем если бы каждый  из них сам защищал свои  права собственности и контрактные  права.

2) Правитель приобретает  верховную власть. Он может командовать, уверенный, что его будут беспрекословно  слушаться. Он получает возможность требовать и получать обязательные взносы от своих подданных, размеры которых он устанавливает произвольно. Правитель будет вести себя, как дискриминирующий монополист, выделяя группы подданных по доходу и устанавливая сборы таким образом, чтобы максимизировать свой доход. Это некое объяснение прогрессивной налоговой шкалы, когда с богатых берут 30 %, потому что у них после этого все равно еще что-то останется, а с бедных – 10 %, потому что иначе они умрут с голоду, и в следующий раз от них не получишь и этих 10 %.

3) Ограничения для правителя  со стороны подданных задаются  двумя типами потенциальных издержек. Это exit costs – стоимость того, что  подданный сумеет добраться до  “канадской границы”, пересечь  ее и устроиться на новом  месте (издержки выхода); и replacement costs – стоимость того, что подданные  сумеет заменить правителя (издержки  перемены правителя). Например, ты  собираешь где-то партийную ячейку, поешь шепотом “Интернационал”, грабишь банк, покупаешь оружие, а потом устраиваешь штурм  Зимнего дворца, чтобы получить  нового правителя, который тебе  больше обещает. Норт считает, что  у каждого правителя есть такие  враждебные альтернативные правители  внутри страны, т.е. место правителя  всегда внутренне конкурентно.

В модели Норта первая (основная) услуга, которую правитель предоставляет подданным, - это конституция, писаная или неписаная. Вспомним расширенную производственную функцию, в которой R – конституция (внешний набор доступных комбинаций прав собственности), а услуга – разработка конституции, ее предоставление и приведение в действие.

Понятие “предоставление конституции” предполагает, что правительство инвестирует средства в то, чтобы снизить трансакционные издержки по информации, сделать все эти правила доступными и ясными для граждан. Такие правила резко снижают для граждан неопределенность существования. Не имея их, гражданин при столкновении с контрагентом, не знал бы, каким набором правил тот будет руководствоваться (может, контрагент захочет его убить, а не обменяться с ним яблоками на штаны)?! А когда конституция предоставлена, гражданин твердо знает, подданным какой страны он является. Гражданин твердо знает, что хозяин пивной, куда он зайдет выпить пива, его не зарежет (он не имеет права делать колбасу из клиентов своей пивной), а в худшем случае нальет ему кислого пива. С этой точки зрения, гласное объявление государством ряда комбинаций и стратегий запрещенными - большое достижение цивилизации. Но эти же ограничения специфицирует права собственности граждан таким образом, чтобы максимизировать доход правителя. Например, при феодализме выделялось право на землю - основной ресурс, которым данное общество располагало, и земля, естественно, присваивалась верховным правителем, который уже сам раздавал ее другим, как своим агентам. На этом было основано эффективное использование ресурсов данной общественной организацией. Т.е. это некое взимание ренты с производства, использующего природные ресурсы, когда ограниченным ресурсом была плодородная земля. При рабовладельческом строе выделялось право на личность – на человека, который работал, в то время как другие бряцали оружием или сибаритствовали. В “гидравлических цивилизациях” выделялось право на воду. [15]

Вторая услуга в модели Норта – это набор общественных и полуобщественных товаров, которые правитель предлагает подданным (он вынужден содержать армию для охраны подданных, строить библиотеки, и т.д.).

Получая монопольную ренту, правитель сталкивается с проблемой ее

диссипации (рассеивания). Классический механизм рассеивания ренты – это бюрократический механизм. Отношения “принципал-агент” в любом случае ведут к тому, что рента принципала (если она у него есть) в результате издержек агентства рассеивается. Таким образом, в одном случае ренту присваивают сатрапы, в другом - надсмотрщики над сатрапами. Соответственно, здесь возникает проблема эффективности бюрократии.

Кроме того, распределение ренты может идти не только в пользу агентов, но и частично в пользу граждан (подданных) в случае, если альтернативные издержки подданных по выходу и/или по замещению данного правителя будут низкими. Если же альтернативные издержки подданных высокие - до границы добираться далеко и трудно, трудно и заменить правителя (оружия купить нельзя, собираться более, чем по трое, нельзя - ну, как тут организуешь народное восстание или Октябрьский переворот?!), - то в этих условиях даже частично рента не будет распределяться в пользу граждан.

Однако и при свободных границах, когда альтернативные издержки выхода (exit costs) граждан низкие, существуют издержки, мешающие им уехать в более благополучную страну. Это т.н. sunk costs (утопшие издержки), которые люди несли в своей жизни, и которые они уже не смогут вернуть. Это издержки, связанные с образованием в самом широком смысле, т.е. знание обычаев (принадлежность к мягким институтам), язык, культура, семейные, дружеские и деловые связи. Неформальные институты имеют свою цену. Но как только ты переезжаешь из России в США или Израиль, все это пропадает. Ты не можешь устроиться на квалифицированную работу, потому что там нужно уметь не только хорошо считать, но и свободно владеть разговорным языком; нужно иметь знакомых, а у тебя их нет. В результате, ты резко выпадаешь из привычной для тебя страты (твой социальный статус, доход много ниже). Ты испытываешь дискомфорт - ведь тебе не с кем поговорить, так как окружающим, которые зачастую доброжелательно настроены в отношении тебя, ты все же по большому счету не интересен. В связи с этим у многих эмигрантов возникают огромные проблемы. И, тем не менее, люди уезжают. Рассмотрим несколько примеров. Из СССР в 1970–80-ых гг. уезжали евреи. Их exit costs были низкими, так как они целыми семьями выезжали массово в Израиль или США, где были большие еврейские общины. Т.е. они попадали в аналогичное сообщество, где могли и пристроиться, и разговаривать на своем языке (на русском или на идиш, а не на иврите). Кроме того, действовала система поддержки, организованная государством Израиль: иммигрантам выплачивались подъемные, их устраивали на работу, и т.д. В эти же годы из СССР эмигрировали интеллектуалы любой национальности, exit costs которых тоже были низкими. Дело в том, что эти люди имели очень высокую идиосинкратическую ценность (они были высококлассными специалистами, в ряде случаев с мировым именем), и, естественно, у них не было проблем с трудоустройством. Труд их – тех же танцовщиков Р.Нуреева или М.Барышникова – оценивался на порядок выше на Западе, чем в СССР. Т.е. издержки оппортунизма у них оказывались низкими, и они уезжали. Exit costs косовских албанцев по сравнению с издержками существования внутри Югославии сегодня тоже крайне низки – они просто вынуждены спасать свою жизнь бегством. Сказанное касается и replacement costs.

В любом случае существует некая закономерность: правительство может вести себя оппортунистически по отношению к своим гражданам, делать с ними все, что пожелает, если их альтернативные издержки высоки; а при низких альтернативных издержках граждан правительство вынуждено делиться с ними частью своей ренты. По Норту, у простой статической модели есть два ограничения. Во-первых, это уровень политической конкуренции, внутренней и внешней. Во-вторых, это собственные трансакционные издержки правителя, куда входят:

- агентские издержки, т.е. издержки мониторинга и контроля  за бюрократами с тем, чтобы  они не растаскивали достояние  правителя и 

правильно реализовывали его волю;

- издержки по информации, предполагающие сбор информации о подданных, чтобы определить оптимальный уровень сбора налогов, т.е. максимизировать монопольную ренту, правителю необходимо знать, с кого и что можно взять, а для этого ему приходится тратиться на различные службы,

начиная с Госкомстата и Социологической службы и кончая различными разведками и контрразведками.

Принимая в расчет эти ограничения, правитель обычно не максимизирует свой доход, а соглашается на такую совокупность прав собственности и контрактных прав, которая благоприятна для групп риска – групп, имеющих низкие replacement costs и exit costs. Обратимся к историческому примеру. При феодализме абсолютному правителю, казалось бы, имело смысл прежде всего облагать налогами самые богатые сословия – церковь и феодалов. Однако он боится и не берет деньги с верхних децилей, с которых есть, что взять, у которых половину возьми, они и не заметят, а пытается собрать скудные гроши - десятину - с крестьян, которые на 10 порядков беднее. Он понимает, что крестьяне, только доведенные до предела, соберутся, возьмут вилы и выступят против него; а стоит ему у придворного любимого жеребца отнять, он уже назавтра без головы останется, так как придворный - кузен его охранника. [1]

Норт на очень простой модели убедительно показывает, почему столь долго в истории существовало абсолютно неэффективное, даже с точки зрения эгоистических интересов правителя, распределение налогового бремени и прав собственности. Хотя правители знали об этом всегда, на секуляризацию они решились исторически недавно и провели ее, поделившись в значительной мере доходами с другим сословием - буржуазией. Правители постоянно были вынуждены балансировать между группами риска и собирать налоги не с них, а с тех, кто более беден и менее влиятелен, у кого гораздо выше издержки на то, чтобы объединиться и свергнуть правителя. Это пример “институциональной ловушки” - устойчивого неравновесного состояния, устойчивого неэффективного распределения ресурсов, на преодоление которого нам нужно на порядок больше ресурсов, чем мы приобретем в результате слома данной ситуации. История человечества полна такого рода институциональными ловушками, что свидетельствует о том, что инструмент микроэкономического анализа явно недостаточен для объяснения исторического процесса.

Список использованной литературы

1. Ананьин, О. И. Методология экономической науки: современные тенденции и проблемы / О. И. Ананьин // Истоки. – 2009. - № 4. – С. 34-37.

2. Бергер, П. Л. Приглашение в социологию: гуманистическая перспектива / П. Л. Бергер, Г. С. Батыгина. – М. : Аспект Пресс, 2009. – С. 87-88.

3. Бруннер, К. Представление о человеке и концепция социума: два подхода к пониманию общества / К. Бруннер // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. Мир человека. – 2008. – № 5. – С. 27-29.

4. Заславская, Т. И. Социальный механизм трансформации российского общества / Т. И. Заславская // Социологический журнал. – 2009. – № 3. – С. 5– 21.               

5. Заславская, Т. И. Трансформационный процесс в России: социоструктурный аспект. Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Т. И. Заславская, З. И. Калугина. – Новосибирск : Наука 2008. – С. 149-167.

6. Монсон, П. Juluis F. Hecker. Russian Sociology. A Contribution to the History of Sociological Thought and Theory. – London, 1934. – P. 149–174 / П. Монсон // Рубеж. Альманах социальных исследований. – 2010. – № 3. – С. 37–52.

7. Норт, Д. Институты и экономический рост: историческое введение / Д. Норт // THESIS. – 2011. - № 21. – С. 47-51.

8. Норт, Д. Институты, идеология и эффективность экономики / Д. Норт // От плана к рынку: будущее посткоммунистических республик. – 2009. – 17. – С. 11-16.

9. Норт, Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики / Д. Норт. - М. : Фонд экономической книги «Начала», 2007. – 218 с.

10. Норт, Д. Институциональные изменения: рамки анализа / Д. Норт // Вопросы экономики. – 2010, - № 3. – С. 37-41.

11. Олейник, А. Н. Институциональная экономика / А. Н. Олейник. - М. : ИНФРА-М, 2010. – 176 с.

12. Олсон, М. Возвышение. Экономический рост и упадок. Стагфляция народов. Социальный склероз / М. Олсон. – Новосибирск : ЭКОР, 2008. – 143 с.