Шарль Фурье

Гораздо менее  подробно рассматривал Фурье общество как объединение многих фаланг. Он почти совершенно игнорировал государственную власть, что позволило впоследствии анархистам принять на вооружение некоторые его идеи. Во всяком случае, фаланги у Фурье находятся в состоянии интенсивного хозяйственного общения и обмена: между ними существует широкое разделение труда.

Система Фурье  полна противоречий и зияющих  пробелов. С чисто экономической точки зрения многое в фаланге остается неясным и сомнительным, несмотря на стремление Фурье все предусмотреть и регламентировать. Каков характер и масштабы товарно-денежных отношений внутри фаланги? Как обмениваются ее подразделения продуктами своего труда, в частности как передаются в следующие стадии производства сырье и полуфабрикаты? Если здесь нет купли-продажи, а есть лишь какой-то централизованный учет (так можно понять Фурье), то для чего фаланге товарная биржа, которую он подробно описывает?

Неясно, как образуются общественные фонды потребления, которые должны играть в фаланге большую роль (школы, театры, библиотеки, затраты на празднества и т. п.). В фаланге как будто нет ни отчислений из совокупного дохода на подобные цели, ни налогов на личные доходы. У Фурье есть лишь намек, что богачи будут обильно жертвовать на общественные цели.

Еще важнее вопрос о накоплении и  его социальных аспектах. Поскольку опять-таки не предусматривается отчислений из совокупного дохода на капиталовложения, фонд накопления, очевидно, может складываться лишь из индивидуальных сбережений членов фаланги, формой которых может быть покупка акций. Но капиталисты из своих высоких доходов (да еще при уравнительности потребления) могут сберегать гораздо больше, чем прочие члены фаланги. Поэтому должна действовать тенденция к концентрации капитала и дохода. Возможно, опасаясь этого, Фурье и предложил описанную выше дифференциацию акций. Но в то же время, заботясь о привлекательности фаланг для капиталистов, он предусматривал возможность владеть акциями «чужих» фаланг. Вернее всего, эта система вновь и вновь рождала бы капитализм и самых настоящих капиталистов.

Эти и многие другие пороки системы Фурье заставляют сделать два главных вывода.

Во-первых, утопический социализм не мог в силу исторических условий своего возникновения обойтись без мелкобуржуазных иллюзий и быть последовательным в проектах социалистического преобразования общества.

Во-вторых, заведомо обречены на провал все попытки предписать людям будущего обязательный образ действий и поведения, подробно регламентировать их жизнь.

Но не иллюзии и промахи  видим мы в первую очередь в трудах Фурье. Гений его заключался в том, что он, опираясь на свой анализ капитализма, показал ряд действительных закономерностей социалистического общества. Научный коммунизм Маркса и Энгельса использовал и развил наиболее ценные и плодотворные идеи Фурье, в том числе идеи об экономической организации будущего общества. Кое-что представляет у Фурье интерес и в свете нашего исторического опыта строительства социализма, наших задач и перспектив. Замечательны мысли Фурье об организации труда, о превращении труда в естественную потребность человека, о соревновании. Фурье поставил проблему уничтожения противоположности между физическим и умственным трудом. Сохраняют свое значение его мысли о рационализации потребления, о расширении сферы общественных услуг, об освобождении женщины от домашнего труда, о свободе и красоте любви людей социалистической эры, о трудовом воспитании подрастающего поколения.

Источник: Жид Ш., Рист Ш. История  экономических учений - М.: Экономика, 1995.

ШАРЛЬ ФУРЬЕ

Практическая  деятельность Оуэна, конечно, значительнее практической деятельности Фурье, ибо, как мы видели, его инициатива является исходным пунктом большинства великих  социальных движений XIX столетия. Но чисто интеллектуальное дело Фурье, хотя оно и более утопично, и более безрассудно, значительно шире как благодаря чрезвычайной чувствительности Фурье к порокам цивилизации, по его собственному выражению, так и благодаря его как бы сверхъестественному чувству предвидения будущего.

Фурье часто третировали  как сумасшедшего, и этот эпитет не кажется преувеличенным, когда  читаешь на многочисленных страницах  его писаний экстравагантности, которые некоторые ученики напрасно пытались прикрыть, придавая им символический смысл, о котором он сам никогда не думал. И все же можно сказать, что он был самым буржуазным из социалистов, если только можно дать ему название социалиста, которого он сам никогда не принимал. Действительно, можно ли назвать социалистом человека, который говорил об Оуэне следующее: "Что же касается его догм, то догма об общности имуществ так жалка, что не заслуживает опровержения"; который говорил о сенсимонистах следующее: "Это чудовища, которые вызовут в XIX столетии пожимание плечами, а не проповедь уничтожения собственности и наследства"; который в своей системе распределения ставит почти в один ряд труд, капитал и талант, приписывая первому 5/12, второму - 4/12 (т.е., вероятно, больше, чем он получает ныне) и третьему - 3/12; который, оставляя далеко позади самые бесцеремонные рекламы дельцов, обещает дивиденды в 30 и даже в 36 процентов для тех, кто предпочтет фиксированную прибыль в 81/3; который делал из ожидания и даже поисков наследства одно из привлекательнейших развлечений в будущем фаланстерском обществе; и, наконец, который заявлял, что неравенство между богачами и бедняками "входило в намерения Бога" и, следовательно, в его собственные, потому что "нужно понять, что Бог сделал хорошо все то, что он сделал"?

И несмотря на это, Фурье представлялся людям его времени и представляется еще ныне всем тем, кто его не читал, т.е. почти всему обществу, ультрасоциалистом, коммунистом. Это объясняется не столько экстравагантностями его мечтаний и языка, о которых мы только что говорили, сколько причудливым названием "фаланстер", которое он дал своей ассоциации и которое вызывало представление о какой-то таинственной и беспокойной общине, где все было бы общим - имущество и женщины.

С этого нужно  начать изложение его системы; в  этом она заключается целиком.

§ 1. Фаланстер

Нет ничего менее страшного, чем этот фаланстер, - в нем нет  ничего, что походило бы на "Новую  Гармонию" Оуэна, на "Икарию" Кабэ, на "Город солнца" Кампанеллы, на "Утопию" Мора. По наружному виду и по внутреннему устройству это просто большая гостиница, Palace Hotel, оборудованная на 1500 человек и подобная тем (но больше их), которые ныне воздвигаются на всех зимних и летних курортах, с комнатами и апартаментами, табльдотами, салонами, с читальными залами, с залами для игр, для концертов, для театральных представлений и т.д., со всеми помещениями, подробности которых он не устает описывать самым тщательным образом. Каждый, впрочем, свободен, совсем как ныне, не только занимать целый апартамент, но и заставлять подавать у себя в комнате, если он не хочет идти к табльдоту. Фаланстер отличается от большой гостиницы только тем, что в нем отводится помещение не только для богатых, но имеются комнаты и стол за всякие цены, пяти классов, и даже даровые. Так что можно было бы сказать, что он представляет комбинацию народной гостиницы с отелем первого разряда.

В нем, следовательно, нет  иного коммунизма, кроме коммунизма, выражающегося в общинном потреблении, объединяющего всех путешественников под одной крышей и за одним столом;

только это было бы не случайной, как ныне, а постоянной и, стало  быть, для всех нормальной формой существования. Почему Фурье придавал такое значение этому способу существования, что  считал его условием sine qua поп (непременное условие) своей системы и видел в нем разрешение всех социальных вопросов? Потому что он подобно Оуэну хочет сначала создать благоприятную среду, отличную от современной среды, где новые люди могут свободно развиваться.

С точки зрения экономической жизнь под одной крышей имеет целью осуществить максимум комфорта при минимуме расходов для потребителя и заменить скудное и тягостное семейное хозяйство громадными коллективными службами с кухней, с отоплением, освещением, ваннами и прочим.

С точки зрения социальной жизнь под одной крышей имеет  ту же цель, чтобы, "сталкивая" людей  самых различных положений в  ежедневных встречах, постепенно чувством взаимного влечения заменить те их чувства, которые при современном общественном строе, как он красноречиво говорит, "движутся по восходящей лестнице ненависти и по нисходящей презрения", а также сделать жизнь более интересной благодаря расширению связей, интересов и даже интриг, которые неугомонно копошились бы в этом маленьком мире.

Фурье неистощим на счет этих двоякого рода выгод. Он с мелочностью старого приказчика перечисляет и вычисляет все ожидаемые отсюда сбережения и с пристрастием закоренелого старого холостяка не нахвалится превосходством жизни с табльдотом над жизнью в семейной обстановке.

Что же касается выгод морального и социального порядка, ожидаемых  от общинной жизни, то они представляются довольно сомнительными. Нужно иметь  немного простоватое представление  о психике людей, чтобы думать, что благодаря соседству с  богатыми бедные станут вежливыми и учтивыми, а богатые более счастливыми. Но что касается материальных выгод общей жизни, то они бесспорны, и доказательством этого является то, что мнимая утопия Фурье готова стать действительностью в стране, где дороговизна жизни особенно дает себя чувствовать, - в С.-А. Соединенных Штатах. Там много есть не только холостяков, которые живут и квартируют в своем клубе, но и молодых семей, помещающихся в гостиницах. Это уже полуфаланстерцы. Как видно, проницательность Фурье в этом отношении намного опередила его время, и тем, которые думают, что доктрины определяются фактами, трудно было бы в начале XIX века открыть такие факты, которые уже тогда могли бы подсказать фаланстерскую систему.

Вопрос о прислуге, который  становится ныне столь мучительным для буржуазных семейств, тоже нашел в фаланстере свое разрешение, и оно, вероятно, останется на будущее время. Заключается оно в следующем: с одной стороны, личные услуги заменяются коллективными, так как вторые не без основания признаются наиболее совместимыми с достоинством и независимостью личности, с другой стороны, домашний способ выполнения работ по хозяйству заменяется промышленным способом; для печения хлеба и стирки белья это уже свершившийся факт, та же эволюция намечается в работах по подметанию комнат, чистке платья, сапог и пр. То же, вероятно, распространится и на изготовление питательных продуктов: широкое распространение консервов уже предвещает это.

§ 2. Интегральная кооперация

Если мы теперь посмотрим на внутреннюю организацию  фаланстера, то мы увидим там нечто большее, чем обыкновенную гостиницу: это кооперативная гостиница, т.е. гостиница, принадлежащая определенной ассоциации и принимающая только ее членов. Следовательно, фаланга есть то, что мы ныне называем кооперативным обществом интегрального потребления, т.е. более законченным кооперативом, чем современные потребительские общества, которые ограничиваются общей закупкой товаров, но вопреки их названию не потребляют их сообща, за исключением отдельных редких случаев, когда кооперативный ресторан устраивается вместе с кооперативным магазином.

Но фаланга  не только потребительское общество, она в то же время и производительное общество. Для этого около дворца фаланстера, служащего жилищем, имеется  земли около 400 гектаров с сельскохозяйственными  постройками и промышленными  заведениями, приспособленными для изготовления того, что необходимо для удовлетворения нужд обитателей фаланстера. Это маленький самодовлеющий мирок, микрокосм, производящий все то, что он потребляет, и потребляющий все то, что он производит, и в исключительных случаях, когда ему чего-нибудь не хватает или когда у него что-нибудь в излишке, вступающий в обмен с другими фалангами. Фаланга организована по образцу общества на акциях. Частная собственность в ней не уничтожена, она приняла лишь вид акционерной собственности - трансформация, не заключающая в себе ничего социалистического, а, наоборот, носящая в себе самый яркий капиталистический характер, В наше время Молинари стремился к тому, чтобы сделать такую трансформацию общим явлением, и в этом отношении Фурье опередил его на три четверти века. С чрезвычайной для его времени проницательностью (ибо тогда общества на акциях редко встречались) Фурье перечисляет преимущества такой эволюции собственности и даже утверждает, что "акция есть более реальная ценность, чем имения и металлические деньги".

Что касается дивидендов, которые, по обещанию Фурье, будут чудовищными, то они должны распределяться между  всеми членами. Но по какому принципу? По сумме ли их акций, что ныне является общим правилом во всех торговых или  финансовых обществах?

Не совсем так. Капитал  будет, конечно, иметь хорошую долю, треть прибыли, 4/12, а за трудом останется 5/12 и за талантом - 3/12. Что нужно  разуметь под талантом? Способность  к руководству делами, определяемому  избранием. Предполагается, что избирать будут самых способных. Фурье, по-видимому, не очень беспокоит шаткость этого предположения - тогда еще не было опыта со всеобщим избирательным правом, а затем и вообще можно было предполагать, что в пределах маленькой группы выборы будут более сознательными.

Как кооперативная производительная ассоциация, фаланга находит ныне почти полную реализацию в известных  категориях рабочих обществ, носящих  такое название, - они распределяют прибыли почти по арифметической формуле Фурье. А затем, как бы для того чтобы лучше подтвердить, что они ведут свое происхождение прямо от него, они у него же взяли инициативу воздвигнуть ему памятник в их квартале, на бульваре Клиши.

И не только современная форма  кооперативной производительной ассоциации была намечена Фурье, но им же с совершенной определенностью была указана и цель ее - видоизменение наемного труда в ассоциированный. "Первая задача политической экономии должна заключаться в том, чтобы научиться превращать наемников в собственников с общими интересами".