Шарль Фурье

О земледельческой  ассоциации

Земледельческая ассоциация, если предположить, что  она охватит около тысячи человек, представляет для хозяйства столь  огромные благодеяния, что трудно объяснить беззаботность современных людей в этом отношении; существует же разряд ученых-экономистов, посвятивших себя специально расчетам усовершенствования хозяйства. Их пренебрежение исследованием метода ассоциации тем более непонятно, что они сами указали на некоторые выгоды, которые произошли бы от этого: например, они признали, и всякий мог признать это, как и они, что триста семейств ассоциированных селян имели бы лишь один-единственный амбар, хорошо содержимый, вместо трехсот плохо устроенных амбаров; одну-единственную чановую вместо трех сотен чанов, содержимых большей частью с крайним незнанием дела; что у них было бы в разных случаях, а особенно летом, лишь три или четыре больших очага вместо трехсот; что они посылали бы в город только одну молочницу с бочкой молока на рессорной повозке, что сберегло бы сотню полудней, потерянных сотней молочниц, которые таскают сотню кувшинов молока. Вот некоторые виды экономии, которые предвидели различные наблюдатели, но все же они не указали и двадцатой доли выгод, какие были бы порождены земледельческой ассоциацией.

Ее сочли невозможной, потому что не знали никакого способа  образования ее; разве это основание  для заключения, что его не откроют  и что не следует искать его? Если примут во внимание, что она бы утроила [а зачастую удесятерила бы] доходы от всего хозяйства, не станут сомневаться в том, что бог не имел в виду средства к ее установлению, потому что он должен был заняться прежде всего организацией хозяйственного механизма, который является стержнем человеческих обществ. [...]

Следовательно, если я утверждаю, что при социетарном  порядке люди возымеют вкусы, отличные от тех, какие у них сейчас, и  что пребывание в деревне они  будут предпочитать городской жизни, то вовсе не следует думать, что, изменив вкусы, они изменят и страсти; они всегда будут руководимы только любовью к богатствам и наслаждениям.

Я настаиваю  на этом замечании, чтобы отклонить  смехотворное возражение, которое порождают  некоторые тупые умы; когда они  слышат разговор об изменениях вкусов и привычек, которые произойдут при социетарном порядке, они сейчас же восклицают: Вы, значит, измените страсти! Нет, конечно, но им откроют новые возможности, которые обеспечат им в три-четыре раза большее развитие, чем то, какое они получают в бессвязном строе, в котором мы живем. Вот почему можно будет увидеть, как люди строя цивилизации будут охвачены отвращением к привычкам, которые им приятны сейчас, как привычка к жизни семейным хозяйством, когда они заметят, что в семейном быту дети заняты лишь тем, что ревут, ломают, ссорятся и отказываются от всякой работы, и что те же дети, будучи введены в прогрессивные серии, или серии групп, заняты там только производительным трудом, без всякого внешнего побуждения соперничают в соревновании, что они вполне по собственному своему желанию обучаются земледельческим работам, промышленному труду, наукам и искусствам; что они создают продукцию и дают доходы, в то же время полагая, что развлекаются. Когда отцы увидят этот новый порядок, они найдут, что их дети достойны обожания в сериях и отвратительны в бессвязных семьях. Когда они, далее, заметят, что в резиденции фаланги (таково наименование, которое я дал ассоциации, обрабатывающей кантон) держат столь чудесный стол, что за одну треть расходов, которых стоит питание в семье, в сериях находят обслуживание втрое более тонкое и более обильное, так что там можно питаться втрое лучше, расходуя на это втрое меньше, чем в семье, да еще избегать затруднений по приобретению продуктов и приготовлению; когда они увидят, наконец, что во взаимоотношениях серий никогда не терпят никакого обмана и что народ, столь лживый и столь грубый при строе цивилизации, в сериях становится сверкающим правдивостью и учтивостью, они проникнутся отвращением к этому семейному быту, к этим городам, к этой цивилизации, которые являются предметом их нынешней привязанности; они захотят ассоциироваться в фаланге серий и жить в ее здании. Изменятся ли они в отношении страстей оттого, что станут гнушаться привычек и вкусов, которые ныне им приятны? Нет, но их страсти изменят свой ход, отнюдь не изменив ни целенаправленности, ни природы своей. <..-)

Заблуждения разума из-за неопределенных наук

За двадцать пять столетий, на протяжении которых  существуют политические и моральные  науки, они ничего не сделали для счастья человечества; они служили лишь увеличению человеческого лукавства по мере совершенствования преобразовательных наук; они привели лишь к увековечению нищеты и коварства, к воспроизводству тех же бедствий в различных формах. После стольких бесплодных попыток улучшить социальный порядок философам остается только смятение и отчаяние. Проблема общественного счастья является для них непреодолимым подводным камнем; и один лишь вид бедняков, заполняющих города, разве не доказывает, что потоки философского просвещения-это лишь потоки мрака?[...]

Разум, как бы он ни выставлял напоказ свои достижения, ничего не сделал для счастья, поскольку  он не обеспечил человеку того общественного  богатства, которое является предметом  всех желаний; а я разумею под общественным богатством изобилие разных степеней, ставящее наименее богатых людей в безопасность от нужды и обеспечивающее им, по крайней мере в качестве минимума, участь, которую мы называем средним буржуазным достатком. Если неоспоримо, что для общественного человека богатство - первый после здоровья источник счастья, то разум, не сумевший добыть для нас относительное богатство, или благосостояние разных степеней, создавал, следовательно, своими напыщенными теориями лишь бесполезное пустословие, ни к чему не приводящее; и открытие, которое я возвещаю, было бы, как и политические и моральные теории, только новым посрамлением разума, если бы оно должно было дать нам лишь кое-что от науки, и во всяком случае только от науки, не давая нам богатств, необходимых нам прежде, чем наука.

Теория судеб  выполнит требование наций, обеспечивая  каждому изобилие той или иной степени, которое является предметом  всеобщих желаний и какое можно  найти только при порядке прогрессивных  серий. Что же касается строя цивилизации, из которого нам предстоит выйти, то я докажу, что он, далеко не будучи хозяйственным предназначением человека, представляет собой лишь преходящий бич, которым истязуется большинство планет в первые периоды своего существования; что для рода человеческого он является временной болезнью, подобно прорезыванию зубов в детстве; что он продлился лишних две тысячи триста лет из-за оплошности или спеси философов, пренебрегавших всяким изучением ассоциации и притяжения; наконец, что общественные уклады дикости, патриархата, варварства и цивилизации - это лишь тернистые тропы, ступени для того, чтобы подняться к лучшему общественному порядку, порядку прогрессивных серий, составляющему хозяйственное предназначение человека, вне которого все усилия наилучших государей никак не могут помочь от несчастий народов.

Следовательно, напрасно вы, философы, станете нагромождать библиотеки, чтобы искать счастья, пока не вырван корень всех социальных бед, я хочу сказать - бессвязность хозяйс т в а, которая прямо противоположна видам бога.[...]

Мы станем свидетелями  зрелища, которое можно видеть один только раз на каждой планете: внезапный  переход от бессвязности к социальной согласованности - это самое блестящее  действие движения, какое только может  осуществиться в мире; чаяние его должно утешить нынешнее поколение во всех его несчастьях. Во время этой метаморфозы каждый год будет стоить столетий существования и будет представлять множество столь поразительных событий, что не следует предуказывать их без подготовки; вот почему я решаюсь[...] сейчас только возвестить общие результаты; это будут: добровольный переход дикарей к производственной деятельности и присоединение варваров к освобождению женщин и рабов, свобода которых необходима для образования прогрессивных серий; установление различных проявлений единства по всему земному шару как-то: единства языка, мер, типографских знаков и других средств сношений. [...]

ОБЩИЕ ПОНЯТИЯ  О СУДЬБАХ

Фазы  и периоды социального порядка  на третьей планете, именуемой Землей

Здесь узнают одну истину самого высокого значения о том, что века счастья будут длиться в семь раз больше, чем века несчастья, подобные тому периоду, в котором мы живем уже несколько тысяч лет.

Это сможет показаться безразличным, если принять во внимание, что мы прожили несчастливые времена; но теория социального движения докажет вам, что ваши души в грядущие века примут некоим образом участие в судьбе живущих; вы, следовательно, будете на протяжении семидесяти тысяч лет разделять счастье, готовящееся для нашего земного шара, и в этом отношении вы должны интересоваться картиной грядущих переворотов, которые социальное движение испытает на вашей планете.

Существование рода человеческого должно протянуться  до восьмидесяти тысяч лет - срок приблизительный. Эта цифра вычислена с приближением до одной восьмой, как и все исчисления, относящиеся к социальному движению. [...]

Об изучении природы на протяжении по страсти 

- Если сравнить  безмерность наших желаний с  малыми средствами, какими мы  обладаем для удовлетворения  их, то покажется, что бог поступил необдуманно, наделив нас страстями, столь жадными к наслаждениям, страстями, кажущимися созданными для того, чтобы изводить нас, возбуждая тысячи сильных желаний, из коих мы не можем удовлетворить и десятой доли на протяжении длительности порядка цивилизации.

По этим-то соображениям моралисты претендуют исправлять творение божие, умерять, подавлять страсти, которых они не умеют удовлетворить  и даже не знают: ибо из двенадцати страстей, составляющих главные движущие силы души, они знают только девять; да о четырех основных они имеют еще весьма несовершенные понятия.

Эти девять уже  известных страстей суть пять влечений чувств, имеющих большую или меньшую  власть над каждым индивидуумом, и  четыре простых влечения души, а  именно:

6е - группа дружбы,

7е - группа  любви, 

8е - группа  отцовства, или семьи, 

9е - группа  честолюбия, или корпорации.

Моралисты хотят  дать этим девяти страстям ход, противный  требованиям природы. Сколько разглагольствовали они на протяжении двух тысяч лет, чтобы умерить и изменить пять влечений чувств, чтобы убедить нас, что бриллиант - презренный камень, золото - презренный металл, что сахар и ароматические вещества - низменные продукты, достойные презрения, что хижины, простая и грубая природа предпочтительны перед чертогом королей? Вот так моралисты хотели подавить страсти чувств, да не больше щадили они страсти души. Сколько вопили они против честолюбия? Послушать их, так следует желать только мест посредственных и малодоходных; если занятие дает доход в 100 000 ливров, следует из них принять только десять тысяч, чтобы угодить морали. Еще более смешны они в своих взглядах на любовь: здесь они хотят воцарить постоянство и верность, столь несовместимые с требованием природы и столь тягостные для обоих полов, что ни одно существо не подчиняется им, когда оно пользуется полной свободой.

Все эти философские  прихоти, называемые обязанностями, не имеют ничего общего с природой: обязанность исходит от людей, притяжение исходит от бога; следовательно, если хотят знать виды божьи, надо изучить притяжение, одну лишь природу, никак не приемля долга, который меняется в каждом столетии и в каждой области, тогда как природа страстей была и остается неизменной у всех народов. [...]

Цель моя - не улучшить строй цивилизации, а уничтожить его и вызвать желание изобрести лучший социальный механизм, доказывая, что порядок цивилизации нелеп в частях, как и в целом.

Источник: Утопический социализм: Хрестоматия / Общ. ред. А.И.Володина.- М.: Политиздат, 1982.

ШАРЛЬ ФУРЬЕ (1772-1837)

О БЛИЗОСТИ СОЦИАЛЬНОЙ МЕТАМОРФОЗЫ.

[...]Несчастные  нации, вы подходите к великой  метаморфозе, которая, казалось, возвещает о себе всеобщим  потрясением. Поистине, именно ныне  настоящее чревато будущим, и  чрезмерность страданий должна  привести к спасительному кризису. При виде продолжительности и огромных размеров политических потрясений можно было бы сказать, что природа делает усилие, чтобы сбросить гнетущее ее бремя. Войны, революции беспрестанно охватывают все пункты земного шара; бури, едва отвращенные, возрождаются из своего пепла, точно так же, как головы гидры множились под ударами Геркулеса. Мир - лишь проблеск, лишь сновидение на несколько мгновений; производство стало пыткой для народа с тех пор, как остров пиратов чинит помехи сношениям, отнимает силы у земледелия на обоих континентах и превращает их рабочие мастерские в рассадники нищих. Колониальные притязания породили новый вулкан: неукротимая ярость негров превратит вскоре Америку в обширное костехранилище и отомстит муками завоевателей за уничтоженные ими туземные расы. Торгашеский дух открыл новые пути преступлению;с каждой войной он распространяет распри по обоим полушариям и несет в глубь диких областей соблазны корыстолюбия строя цивилизации; наши корабли обходят весь свет лишь для того, чтобы приобщить варваров и дикарей к нашим порокам и нашим неистовствам. Да, строй цивилизации становится все более отвратительным с приближением его крушения, земля представляет лишь ужасный политический хаос; она взывает к руке второго Геркулеса, чтобы очистить ее от чудовищных социальных явлений, которые ее бесчестят.

Уже появился новый  Геркулес; его великие деяния разносят имя его от края до края, и человечество, приученное им к зрелищу чудесных дел, ждет от него некоего чуда, которое  изменит судьбу мира. Народы, ваши предчувствия сейчас осуществятся; самая блистательная миссия сохранена для величайшего из героев: это он должен воздвигнуть всемирную гармонию на развалинах строя варварства и цивилизации. Вздохните и забудьте свои древние несчастья; предавайтесь ликованию, потому что счастливое открытие приносит вам, наконец, социальную бусоль.[...]

Источник: Утопический социализм: Хрестоматия / Общ. ред. А.И.Володина.- М.: Политиздат, 1982.

ШАРЛЬ ФУРЬЕ (1772-1837)

ЗАБЛУЖДЕНИЕ РАЗУМА, ДОКАЗАННОЕ СМЕХОТВОРНЫМИ СТОРОНАМИ НЕОПРЕДЕЛЕННЫХ НАУК

ПОЛИТИКА

Грядущие поколения  не перестанут удивляться тому, что  этот XVIII век, поднявшийся на гигантскую высоту в области наук и искусств, остался пигмеем в области  науки вполне второстепенной - политики. У людей нового времени, как и у людей древности, она никогда не открыла ничего для счастья народов. В Афинах, как и в Париже, нищенство, осаждавшее входы во дворцы, доказывало всегда ничтожество ваших социальных наук и отвержение природой ваших методов и ваших законов. Вы воображаете себя совершенством из-за того, что устранили некоторые ужасы, ставящие состояние варварства еще ниже вашего состояния. Подобно малышу, считающему себя вполне взрослым в четыре года, потому что он повалил на землю малыша, которому только три, вы оцениваете свои социальные науки путем сравнения с науками людей строя варварства, совсем не имеющих никаких наук. В области политики вы умеете лишь смотреть вспять и похваляться тем, что избегли зла до того, как достигли какого-нибудь добра. Ну, а где же вы на пути добра, когда нищенство, биржевая игра, банкротство, недобросовестность господствуют более чем когда-либо при вашем отвратительном строе цивилизации? [...]

Два порока, от которых  при строе цивилизации нет  средств, возвестили с незапамятных времен о бессилии политических наук: эти пороки - нищета, терзающая отдельных людей, и революции, терзающие государства.

Нищета

Каково бессилие наших общественных договоров доставить  бедняку достойные и соответствующие  его воспитанию средства к существованию, гарантировать ему первое из естественных прав - право на труд! Под этими словами - естественные права - я разумею не бредни, известные под наименованием свободы, равенства. Бедняк не стремится столь высоко, он не хочет быть равным богачам, он вполне довольствовался бы тем, чтобы жить столом их слуг: народ еще более благоразумен, нежели того от него требуют. Он согласен на подчинение, на неравенство, на крепостную зависимость, лишь бы только вы имели в виду средства помочь ему, когда политические превратности лишат его работы, приведут к голоду, позору и отчаянию. Тогда-то он оказывается покинутым политикой. Что сделала она, чтобы обеспечить его от превратностей судьбы - не помощью, а только осуществлением его обычного труда, от чего зависят его средства к жизни? Повсюду народ и даже образованный класс кишит несчастными, которые тщетно требуют занятия, тогда как им подобные безмятежно живут в безделии и изобилии. Почему политика насмехается над этими несчастными, давая им права на суверенитет, когда они требуют только прав на зависимое состояние, только права работать ради удовольствия бездельников?