Шарль Фурье

А почему? Потому что такое превращение есть единственное средство сделать труд одновременно и привлекательным и производительным, "ибо собственническое настроение является сильнейшим рычагом для того, чтобы наэлектризовать цивилизованных". "В Гармонии бедный владеет лишь одной парцеллой, одной двадцатой частью для приложения своего труда, и является собственником целого кантона вместе с другими. Он может сказать: наши земли, наш дворец, наш замок, наши леса, наши фабрики - все это его собственность". "Отсюда выходит, что роли собственника и капиталиста в Гармонии становятся синонимами".

Рабочий будет  участником в прибылях не только в  силу своего труда, но и в силу своего капитала, потому что он будет акционером, а может быть, и в силу своего таланта, потому что его могут избрать, как и всякого члена общества. И не только в прибылях, но и в администрации и в дирекции он может участвовать в качестве акционера или в качестве избранного директора. Это как раз то, что англичане ныне называют копартнершин, а французы - рабочим акционерством. Кроме того, рабочие будут участвовать в выгодах и в дирекции фаланги как члены потребительского общества.

Все это представляется какой-то довольно сложной мешаниной, но именно в намерение Фурье входило  спутать интересы рабочего, капиталиста и потребителя таким образом, чтобы нельзя было распутать этого узла и чтобы каждый из членов общества соединял в своей личности все эти противоположные интересы6. В современном строе эти интересы почти всегда находятся в конфликте друг с другом, потому что они разбиты по классам, а когда они будут соединены в одном и том же лице, конфликт будет устранен благодаря "совместительству", как говорят юристы, или по крайней мере он будет заложен в такую глубь души каждого, что непременно произойдет примирение интересов.

Такая программа, которая имеет в виду не уничтожение  собственности, а, наоборот, уничтожение  наемного труда посредством приобретения ассоциированной и ставшей всеобщей собственности; которая принимает  за средство не борьбу классов, а ассоциацию ума, труда и капитала; которая стремится к примирению антагонистичных интересов капиталиста и рабочего, производителя и потребителя, кредитора и должника, соединяя эти интересы в одной личности, - такая программа, конечно, не может считаться маловажной. Она будет служить идеалом рабочего класса, по крайней мере во Франции в течение всего XIX столетия, до тех пор, пока марксистский коллективизм не устранит ее, но, может быть, не окончательно. Ныне выставляемая при всех выступлениях пар тией радикалов-социалистов программа, с помощью которой она стремится противопоставить себя партии социалистической, резюмируется в следующей формуле: сохранение и расширение частной собственности, но уничтожение наемного труда. Эта партия бессознательно ведет свое начало от Фурье.

§ 3. Возврат к  земле

Ныне это лозунг многих социальных школ. Задолго до настоящего времени это было лозунгом Фурье. Возврат к земле он представляет себе в двух направлениях.

Во-первых, происходит расселение крупных городов и  рассеяние жителей по фаланстерам, которые в действительности будут представлять маленькие изящные городки с населением в 1600 жителей, по 400 семей. Их будут основывать в избранных местностях:

"В местности,  снабженной красивой речкой, перерезанной  холмиками, окаймленной лесом и годной под разные культуры". Это не только, как иронически говорили, "Аркадия бюрократа", но это и полное предвосхищение городов-садов, которые ныне ученики его" Рескин и Моррис, возводят в Англии не только для того, чтобы удовлетворить требованиям гигиены и эстетики, чтобы умножить силу и радости жизни, но и для того, чтобы разрешить вопрос о квартирах и о дороговизне земли в городах.

Во-вторых, сводятся до минимума промышленный труд, машинизм, крупная фабричная промышленность, - условие, впрочем, необходимое для успеха предыдущей реформы. Фурье не питал никакой антипатии к капитализму, как это думают некоторые, но он питал живую ненависть к индустриализму, что не одно и то же. Возврат к земле, очевидно, предполагает преобладающую роль сельскохозяйственного труда. Но следует остерегаться понимать под этим земледелие в старом смысле этого слова, т.е. пахоту и насаждение хлебных злаков. Наоборот, Фурье не унимает своего гнева, пока говорит о посевах зерна и производстве хлеба, которое заставляло человеческий род стонать под игом тяжелейшего труда, чтобы обеспечить себе самую грубую пищу. Для него единственно привлекательным трудом является труд по садоводству, пчеловодству, птицеводству, рыболовству и все то, что входит в рубрику садоводства и огородничества7. Почти единственным занятием жителя фаланстера будет "культивировать свой сад", как у Адама до его падения и у Кандида после пережитых им неудач.

§ 4. Привлекательный  труд

Это стержень системы  Фурье. В так называемых цивилизованных обществах, говорил он, совершенно так же, как в варварских и рабских обществах, труд был осуждением и проклятием. Так дальше продолжаться не может, отныне нужно положить конец тому, чтобы человек трудился под угрозой существующих до сих пор трех стимулов: принуждения, нищеты или интереса. Фурье не хочет такого общественного состояния, где бы человек был принужден к труду необходимостью зарабатывать свой хлеб, или стремлением к прибыли, или императивным законом общественного или религиозного долга. Он хочет, чтобы человек работал, трудился только из-за удовольствия и бежал на работу, говорит он, как ныне бегут на праздник. Чтобы перевести его мысль выражением, которое еще не употреблялось в его время, мы скажем, что он хотел, чтобы труд стал спортом, таким же увлекательным, как спорт, которому ныне предаются молодые люди.

Это возможно, утверждает он, если при наличии обеспеченного для каждого минимума средств существования труд утрачивает свой принудительный характер и становится факультативным; если каждому обеспечивается свободный выбор наиболее соответствующего его способностям рода труда; если труд, какой бы он ни был, достаточно разнообразится, стимулируется соревнованием и производится среди веселья и в красивой обстановке. И с этой единственной целью, чтобы сделать труд привлекательным, организована вся система, о которой мы только что узнали, - фаланстер, общинная жизнь, роскошь обстановки, кооперация в производстве и распределении, замена земледелия садоводством и пр. Но Фурье не останавливается на этом, а пускается еще в измышления иногда по-детски наивных или остроумных комбинаций; так, он составляет маленькие, связанные взаимной симпатией группировки, которые он называет группами и сериями, где разделение труда будет доходить до крайних пределов, где каждый найдет себе место по своим склонностям. И каждая такая группа, отнимая у своего члена лишь частичку времени и жизни, предоставит ему полную свободу "порхать" от одной группы к другой...

Но здесь время  расстаться нам с нашим проводником. Мы не можем следовать за ним по лабиринту его психологии с ее двенадцатью страстями, из которых "основные" три суть Непостоянство, Композит и Кабалист; ни за его теодицеей, ни за его климатической и космогонической эволюцией, которая сделает моря менее солеными, расплавит льды полюсов, создаст новые виды животных и откроет нам сношения с другими планетами. Однако и в этом мутном потоке можно было бы выбрать много крупинок золота.

Например, насчет воспитания детей, которое занимает большое место в книгах Фурье. Хотя этот старый холостяк не любил их, - он сам об этом заявляет, - однако он предвидел формы современного воспитания. Один из его учеников, Фребель, основал в 1847 г. первые детские сады (Kindergarten).

По вопросу  об отношениях полов у него отсутствие всякой умеренности, чего вполне можно было ожидать от легкомысленной морали, принимающей за догму то положение, что все страсти, равно как и инстинкты, хороши и все от Бога. И все эти отчаянные крайности, уходящие далеко за границы свободного союза, немало вредили фурьеризму. Вопрос о женщинах, замечает Поль Жанэ, не принес счастья социалистическим школам. Он же, как мы видели, вызвал раскол и падение сенсимонизма. Однако и здесь у Фурье встречается несколько сильных мыслей, например: "Как общее правило, социальный прогресс и изменения в исторических эпохах происходят в связи с прогрессом женщин к свободе, а падение социального строя происходит в связи с ограничением свободы женщин. Другие события влияют на эти политические перемены, но нет никакой другой причины, кроме изменения в судьбе женщин, которая так быстро вызывала бы социальный прогресс или упадок". К сожалению, его феминизм, по-видимому, внушен не столько уважением к достоинству женщины, сколько ненавистью к домашней обстановке и семье, а свобода женщин, которая действительно могла бы быть принята в качестве критерия прогресса, по-видимому, сводится у него главным образом к свободе любви.

Антимилитаристы тоже могли бы объявить Фурье одним  из своих предтеч. Он первый писал  о современном обществе, что "оно  поддерживается постоянным воздействием меньшинства вооруженных рабов на большинство рабов невооруженных".

Чтобы закончить, скажем еще, что Фурье не имел намерения  сразу вводить всех людей в  мир Гармонии. Он допускал и признавал  даже необходимым переходный период, который он называл гарантизмом и в котором, как он сам довольно ясно указывает, каждому обеспечивались минимум для существования, безопасность и комфорт, т.е. почти все то, что ныне составляет предмет забот рабочего законодательства.

Фурьеризм не произвел на своих современников такого обаятельного влияния, как сенсимонизм, но его воздействие, хотя и менее шумное и более ограниченное, было, однако, гораздо длительнее. Уже полвека, как не существует больше сенсимонистов, между тем как существует еще фаланстерская школа, правда, маленькая, если причислять к ней только тех, кто фактически к ней приписывался, но очень большая, если причислить к ней, как это и должно сделать, по крайней мере отчасти, кооператоров всяческих категорий. Сам Фурье, с давних пор презираемый, снова, по-видимому, начал, лет пятнадцать назад, привлекать к себе внимание и симпатию.

Из его учеников следует назвать главным образом  двух - Виктора Консидерана и Андрэ  Годена.

Виктор Консидеран был одним из самых пламенных  пропагандистов фурьеризма и в своей "Doctrine sociale" ("Социальная доктрина") (1834-1844 гг.) дал лучшее изложение системы. Подобно Оуэну, он даже делал попытки осуществить ее в колониях в Америке8. Он играл некоторую роль во время революции 1848 г., требуя "права на труд" как "справедливого и необходимого вознаграждения за право собственности".

Андрэ Годен  созданием знаменитого фамилистера  воздвиг более прочный памятник, чем своими книгами. Фамилистер - это  промышленное заведение (по изготовлению кухонных принадлежностей) в Гизе; он сделал своих рабочих соучастниками в этом предприятии и в прибылях9. Если бы только в этом заключалось здесь дело, то это была бы обыкновенная кооперативная производительная ассоциация, подобная многим другим, но ее оригинальность и ее славу составляет то, что рядом с фабрикой в прекрасном парке построены один или два громадных жилых помещения, дворцы членов общества, где живут рабочие, помещаются школы, ясли, приюты, театр и потребительские общества. И тем не менее, хотя это учреждение привлекает к себе кооператоров всех стран, оно не имеет в себе ничего особенно привлекательного, и если кто хочет иметь какое-нибудь представление о том, что такое настоящий фаланстер, то пусть лучше посетит прекрасные города-сады в Боривнле в Порт-Сенланте и Агнета-парк в Голландии.

Источник: Утопический социализм: Хрестоматия / Общ. ред. А.И.Володина.- М.: Политиздат, 1982.

ШАРЛЬ ФУРЬЕ (1772-1837)

ТЕОРИЯ ЧЕТЫРЕХ ДВИЖЕНИЙ И ВСЕОБЩИХ СУДЕБ

ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Указания  и методы, приведшие к возвещенному открытию.

[...]С тех пор  как философы доказали свою  несостоятельность при первом  их опыте - Французской революции,  всяк согласен рассматривать  их науку как заблуждение человеческого  духа; потоки политического и  морального просвещения стали  представляться с тех пор лишь потоками иллюзий. Ну разве можно усматривать что-либо иное в писаниях этих ученых, которые, употребив двадцать пять столетий на совершенствование своих теорий, сосредоточив у себя все познания прошлого и современности, при первом же своем выступлении порождают столько бедствий, сколько они сулили благодеяний, и низводят общество строя цивилизации к варварскому состоянию?

Таковы были последствия первых пяти лет, на протяжении которых Франция подвергалась испытанию  философских теорий.

После катастрофы 1793 года иллюзии рассеялись; политические и моральные науки были опозорены и безвозвратно утратили доверие. Отныне следовало предвидеть, что от всех приобретенных познаний не приходится ждать счастья, что социального благоденствия надо искать в какой-то новой науке и проложить новые пути политическому духу; ибо было очевидно, что ни философы, ни их соперники не знают средств от социальных страданий и что под прикрытием догм тех и других вечно продолжались бы самые позорные бедствия, в том числе и нищета.

Таково было первое соображение, заставившее меня подозревать о существовании  еще неизвестной науки и побудившее меня попытаться открыть ее. Далекий  от того, чтобы быть устрашенным  малым объемом своих познаний, я видел впереди только честь  постигнуть то, чего не сумели открыть двадцать пять веков учености.

Я находил поощрение  в многочисленных показателях заблуждений  разума и особенно - в зрелище  бедствий, которые претерпевает общественное хозяйство: нищеты, безработицы, успехов  плутни, морского пиратства, торговой монополии, увода в рабство, наконец, многих других несчастий, перечисление которых я опускаю и которые заставляют подозревать, не является ли хозяйственный порядок строя цивилизации общественным бедствием, придуманным богом с целью наказать род человеческий.

Отсюда я пришел к предположению, что в этом хозяйственном  порядке заключалось некое ниспровержение естественного порядка; что он действовал, быть может, противоречащим божественным видам образом; что стойкость  стольких бедствий могла быть приписана отсутствию некоторых мероприятий, угодных богу и неведомых нашим ученым. [...]