Изучение сюжетной системы романа

Последовательное вторжение  одного плана в другой меняет мотивировки, показывает случайное как закономерное, а кажущееся закономерным разоблачает  как «человеческий балаган».

Так, Харлов думает, что действует  по своей воле, доводя ее даже до крайности  своеволия. Однако на самом деле он лишь реализует волю ищущего воплотиться  короля Лира. Но и действующий в  Харлове Лир несвободен - он марионетка в руках вороного коня, Смерти, отменяющей все расчеты.

Проза Тургенева своим  глубинным пластом идет в ином русле, чем ведущие тенденции  русского романа XIX в. И этот пласт  предсказывал прозу Апухтина и русских  символистов. Однако другие пласты повествовательной  прозы Тургенева не только развивались  «в русле века», но во многом были понятнее читателю, чем сложные структуры  романов Толстого и Достоевского. Это определило своеобразный феномен. Тургенев читался как бы на нескольких уровнях: одни читатели сосредоточивали  внимание на злободневном изображении  идейных конфликтов и считали  возможным «не замечать» концовки или относить их за счет «непоследовательности» автора. Так, например, Писарев считал смерть Базарова легко элиминируемым  элементом сюжета, лишь искажающим правдивость романа. В отношении  персонажей к архетипам можно  было усматривать литературную полемику (например, с романтизмом). Структура  расслаивалась, и различные ее уровни имели различную историко-литературную судьбу.

На самом же деле Тургенев составлял своими романами и повестями  необходимое дополнение к единому  и едино-различному целому, которое  называется русской прозой XIX в., дорисовывая  ее сюжетное пространство.