Психоисторический подход к проблеме субъекта общественно-исторического процесса

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 31 Октября 2012 в 17:28, реферат

Описание работы

Одной из актуальных проблем современной философии является определение места и роли человека в историческом процессе. В данном случае, речь может идти о человеке не только как о категориальной единице общества или цивилизации, но и как о самостоятельной личности, обладающей индивидуальными физическими и психологическими особенностями, собственным сознанием и поведением. Для философов, как и для представителей других дисциплин, интерес к этой проблеме вполне традиционен. Не случайно, многие историки и философы истории, вне зависимости от их научных и политических взглядов, указывали на то, что основной целью истории следует считать изучение социальной деятельности человека и его вклада в развитие окружающего мира [5]. С другой стороны, обогащение фактологического материала о прошлом, трансформация самих концептуальных основ и методологических посылок заставляют по-новому оценивать сложившиеся онтологические и гносеологические подходы к решению практических задач. Такими задачами можно считать расширение границ исторического познания, источников и методологической базы, исследования временной специфики культуры и общества, применение синтеза и регрессивного анализа при рассмотрении произошедших событий.

Файлы: 1 файл

Реферат.doc

— 149.00 Кб (Скачать файл)



 

 

 

 

 

кафедра философии

 

 

 

“Психоисторический  подход к проблеме субъекта общественно-исторического процесса”

Реферат по курсу “Философия ”

 

 

 

 

 

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

 

 

 

Введение

Одной из актуальных проблем  современной философии является определение места и роли человека в историческом процессе. В данном случае, речь может идти о человеке не только как о категориальной единице общества или цивилизации, но и как о самостоятельной личности, обладающей индивидуальными физическими и психологическими особенностями, собственным сознанием и поведением. Для философов, как и для представителей других дисциплин, интерес к этой проблеме вполне традиционен. Не случайно, многие историки и философы истории, вне зависимости от их научных и политических взглядов, указывали на то, что основной целью истории следует считать изучение социальной деятельности человека и его вклада в развитие окружающего мира [5]. С другой стороны, обогащение фактологического материала о прошлом, трансформация самих концептуальных основ и методологических посылок заставляют по-новому оценивать сложившиеся онтологические и гносеологические подходы к решению практических задач. Такими задачами можно считать расширение границ исторического познания, источников и методологической базы, исследования временной специфики культуры и общества, применение синтеза и регрессивного анализа при рассмотрении произошедших событий.

В настоящее время изучение человека и его роли в истории предоставлено двумя основными подходами – антропологическим и психологическим. Если антропологический включает в себя исследования повседневной реальности, социальных особенностей и ментального восприятия, то психологический основывается на более глубоком анализе человеческого поведения, его внутренней мотивации и поисками внешней реализации своих возможностей. В той или иной степени оба подхода широко применяются в устной, гендерной, социальной, культурной историях, исторической антропологии, микроистории и т.д. Как отмечает чешский этнолог В.Бэм, в них мало взаимоисключающих положений, а различия в инструментарии исследования лишь придают этим исследования выразительность [19].

Советский и российский психолог Р.С. Немов выделил два направления  кооперации истории и психологии – внешнее и внутреннее. «Внешние связи этих наук имеют место тогда, – пишет он, – когда каждая из них для решения собственных задач обращается к другой с целью использования ее данных… Более глубокий союз психологии и истории образуется тогда, когда представителю одной области знаний необходимо воспользоваться методами и приемами, заимствованными из другой науки, для решения собственных задач» [8]. Примерами внутренней кооперации могут служить историческая психология и психоистория – два относительной молодых направления, ставящих своей целью изучение человека во времени.

Историческая психология исследует  психологический склад отдельных  исторических эпох и изменения человеческой психики в истории. С традиционной историей ее сближают нарративность и заимствование принципа историзма. С психологией – наличие психологических методов исследований [13].

В отличие от исторической психологии, психоистория на первый план выводит  мотивацию поведения человека в  разных исторических эпохах.

В данном реферате рассматривается  проблема субъекта общественно-исторического процесса с точки зрения психоистории, а также в рамках данного направления приводятся концептуальные основы изучения человека и его поведения. Соответственно, задачами являются – освещение теоретических основ психоисторического анализа, характеристика достижений и проблем в использовании методов психоистории в историческом и философском познании. 

1. Возникновение и развитие психоистории  как нового научного направления

Психоистория как научное  понятие вошло в оборот только в конце пятидесятых годов нашего столетия. Впервые оно было использовано известным психологом, философом Эриком Г. Эриксоном в его книге «Молодой Лютер». Он определил психоисторию как способ историко-психологического поиска мотивации человеческого поведения [16]. Это была не первая попытка психолога работать на историческом поле. До него это делали В. Вундт, З. Фрейд, К. Юнг, Э. Фромм, Л. Выготский и др. Кроме того, сам Э.Г. Эриксон отлично понимал всю нестройность существовавшей тогда методологической базы. Однако, ему удалось оторваться от описательных рамок. Э.Г. Эриксон не замкнулся на толковании конкретных форм индивидуального поведения. Им были использованы не только клинические, но и исторические сравнения.

Уже в следующем десятилетии психоистория получила свое дальнейшее развитие благодаря плеяде молодых американских ученых, таких как Р.Дж. Лифтон, К. Эриксон, Б. Мэзмин, Ч. Штрозер и т.д. Они, в свою очередь, не ограничились тем немногим, что могли получить из современной им истории и классического психоанализа. Например, Б. Мэзмин и Ф. Вайнштейн активно использовали социологические теории Т. Парсона и М. Вебера. Любопытно, что интерес к современности и состоянию человека в будущем был настолько велик, что Б. Мэзмин даже предлагал переименовать психоисторию в психоисторическую социологию [6].

В семидесятых годах выделилась новая радикальная волна психоисториков, считавших психоисторию самостоятельной дисциплиной. Основатель этого направления, Ллойд де Мос определил психоисторию как «науку о моделях исторической мотивации, которая базируется на антихолистической философии методологического индивидуализма». В свою очередь методологический индивидуализм по Л. де Мосу – это «принцип, согласно которому групповые процессы могут целиком объясняться психологическими законами, управляющими мотивацией и поведением личностей, а также чертами текущей исторической ситуации, которая сама по себе является последствием предшествующих мотивационных действий» [20].

Следует отметить, что несмотря на всю оригинальность предложенных исследований, психоистория все еще не стала  предметом всестороннего анализа со стороны историков и философов. Отчасти это объясняется тем, что она долгое время развивалась в узких географических рамках. В основном, в США. Психоисторические институты, ассоциации и отдельные группы чрезвычайно разделены по тематике исследований. Единые национальные школы в европейских странах (Швейцарии, Германии, Италии, Франции, Беларусии, Финляндии) только обретают свое лицо.

В США и Европе историографический обзор психоистории представлен  работами, нацеленными, в основном, на описание методологии и критику  самого интеграционального подхода. Наиболее значимыми трудами в этой области можно считать статьи Р.Дж. Лифтона «Комментарии к методам» и «Психоанализ и история», вошедшие в его книгу «История и человеческое существование», книги Л. де Моса «Новая психоистория», Г. Лоутона «Пособие по психоистории», О. Олсона «Исследования в психоистории» и Д. Стеннарда «Потрясение истории. От Фрейда к провалу психоистории». Во всех этих работах авторы обращают внимание на две специфики психоистории при рассмотрении человеческой деятельности: во-первых, многие психоисторические исследования содержат чересчур эмоциональную оценку (Л. де Мос заменяет слова «эмоциональный» на «эмпатичный»), во-вторых психоистория отвечает на вопрос «почему?», вместо «как?». В последнем случае Д. Стеннард пишет о «неисторичной» природе психоистории. Особняком от указанных работ стоят статьи и книги британского социолога и историка В.М. Раньяна, посвященные гносеологическим проблемам психоистории. Именно В.М. Раньян первым предложил схему различий между понятиями история, история с психологическим содержанием, психоистория, историческая психология и психология [15].

В бывшем Советском Союзе острую критику вызывала не только психоистория, но и сам психоанализ, положенный в основу этого направления. Историограф В.И. Салов назвал попытки применения методов психоанализа в других гуманитарных науках «субъективно-идеалистическими течениями буржуазной мысли» [11], при этом проигнорировал тот факт, что многие «течения» по существу задавали тон советской исторической психологии. Не менее категоричной выглядит работа Б. Могильницкого, И. Николаевой и Гульбина Г. «Американская буржуазная психоистория». В предисловии они пишут буквально следующее: «Сформированные в партийных документах задачи идеологической борьбы властно диктуют необходимость всестороннего критического исследования буржуазного обществоведения, предполагающего в первую очередь разоблачение всевозможных апологетических концепций капитализма, их антикоммунистической направленности. Поскольку эти концепции в США все чаще получают психоаналитическое обоснование или, во всяком случае, психоаналитическую окраску, возникает настоятельная потребность в критическом рассмотрении самого этого метода применительно к изучению явлений общественной жизни» [6]. Не совсем удачной выглядит и попытка авторов разделить психоисторические исследования по общей тематике, игнорируя их теоретические и методологические различия.

В современной российской историографии  и историософии интерес к данной теме значительно вырос. Авторы учебников по исторической психологии, Е. Боброва и В. Шкуратов, активно используют наработки американских психоисториков, при этом, однако, причисляя психоисторию к исторической психологии. Довольно любопытную попытку построения аналога психоистории на основе теорий советских психологов А. Леонтьева, Л. Выготского, А. Лурия сделал А.Г. Асмолов в своей монографии «Культурно-историческая психология и конструирование миров. Психолог. Психопедагог. Психоисторик».

В Беларуси изучением психоистории как нового перспективного направления занимаются члены Белорусской Психоисторической ассоциации. Здесь было издано несколько критических работ В. Сидорцова, Э. Дубенецкого и О. Шутовой. Монография О. Шутовой «Психоистория: школа и методы» была высоко оценена директором Центра психоисторических исследований, Дж. Атласом. Важное отличие монографии от американских аналогов состоит в том, что в ней уделяется пристальное внимание историко-философской интерпретации научных достижений в психоистории. Вместе с тем, в ней недостаточно четко выражен критический анализ по отношению к наиболее спорным вопросам, таким как ограниченность самого психоаналитического направления, субъективизм в работах мэтров психоистории и страстное отрицание экономического детерминизма.

В целом, опыт интерпретации человеческого  поведения во времени и социальной мотивации в истории, накопленный учеными-психоисториками, открывает новые перспективы в понимании и оценке эволюции человеческого развития.

 

2. История детства и групповая  идентификация личности

В своей модели психоистории как науки Л. де Мос выделяет три  основные сферы исследований: историю детства, психобиографику и психоисторию групп. При этом история детства является, по его мнению, основанием модели [20]. Редактируемый им «Журнал психоистории» также поначалу имел название «История детства». Но придавая огромное значение детскому опыту в формировании личности и психологического облика той или иной исторической эпохи, ученый не оригинален. Он лишь разделяет общее мнение психоисториков. Эта убежденность базируется прежде всего на опыте психоанализа, основатель которого, З. Фрейд, уделил детству первостепенное внимание прежде всего как возрасту, когда формируются предпосылки будущего сексуального поведения. При этом он выделил несколько фаз сексуального развития, зависящих от эмоционального состояния ребенка при получении удовольствия. Им был открыт и описан Эдипов комплекс. В дальнейшем, исследованиями детского опыта занимались такие известные психоаналитики, как М. Кляйн, К. Хорни, О. Ранк, А. Фрейд. Учеником последней являлся Э.Г. Эриксон.

Параллельно психоанализу детское поведение тщательно  изучалось и представителями  бихевиористских школ – О.Х. Морером, К. Халлом, Н. Мюллером. Многие положения по истории функционирования детского организма, разработанные Йельской школой, были заимствованы Р.Дж. Лифтоном [26].

Значение детского опыта в усвоении культурных норм, стилей поведения  и будущей социализации были известны антропологам и социологам. Определенное влияние на психоисторию оказали работы психологов, работавших с историческими и этнографическими материалами, прежде всего А. Кардинера, Г. Горера и Б. Бойера.

Примером такой преемственности  могут служить работы основателя психоистории, Э.Г. Эриксона. Будучи учеником Анны Фрейд, он сконцентрировал свои усилия на изучении Эго-психологии, столь недооцененной самим З. Фрейдом. Стремясь расширить круг знаний, ученый получил педагогическое образование, вел специальные наблюдения за детьми представителей различных культур (европейской, американской, индейской). В результате, Э.Г. Эриксон пришел к выводу, что наряду с описанными З. Фрейдом фазами психосексуального развития, в ходе которого меняется влечение от аутоэротизма к внешнему объекту, существуют психологические стадии развития Эго, во время которых человек устанавливает основные ориентиры по отношению к себе и своей социальной среде. Каждой стадии, по Э.Г. Эриксону, присущи свои собственные параметры развития, принимающие положительные или отрицательные значения.

Всего Э.Г. Эриксон выделил  восемь стадий:

  1. 1 год жизни. В это время формируются два основных базовых параметра – доверие и недоверие, зависящих от того, насколько уютно чувствует себя ребенок.
  2. 2-3 годы жизни. В этот период у ребенка активно развиваются психомоторные функции организма. Он осваивает различные движения, стремится все делать сам. Если родители относятся к деятельности своего чада с пониманием, то у него развивается самостоятельность. В противном случае – нерешительность.
  3. 4-5 годы жизни. В этом возрасте ребенок способен сам придумывать занятия, фантазировать, отвечать на вопросы. Давая детям инициативу, родители закрепляют в них чувство предприимчивости. Ограничивая их – чувство стыда.
  4. 6-11 годы жизни. Этот период совпадает с латентной фазой классического психоанализа. У ребенка вырабатываются умелость или неполноценность.
  5. Юношеские годы. На этой стадии происходит пожалуй самый сложный процесс личной и социальной идентификации подростка. Под термином «идентичность» Э.Г. Эриксон понимает не просто чувство близости с определенными нормами, стилями поведения, но и ощущение полной гармонии. В это время происходит передача ценностных и поведенческих норм. Э.Г. Эриксон вводит понятия положительной и отрицательной идентификации, а так же путаницы ролей.
  6. Конец юности – начало среднего возраста, когда человек приобретает базовые чувства близости или одиночества.
  7. Зрелый возраст, когда появляются такие параметры личности как общечеловечность или самопоглощенность.
  8. Пожилой возраст. На этой стадии человек имеет возможность оценить результаты своей жизни. Он может ощущать цельность, вызывающую удовлетворение, либо безнадежность.

Информация о работе Психоисторический подход к проблеме субъекта общественно-исторического процесса