Внутренняя речь

На мой взгляд, теория П. Я. Гальперина особенно интересна в контексте  теорий обучения. Его представление о развитии через этапы умственного действия описывает весьма достоверную модель интериоризации. Он объясняет, как внутренняя речь может формироваться с помощью внешней речи. Совместные действия вместе с инструктором, хорошее понимание конкретного действия, а также правильное языковое обозначение действия приводят к внутренней форме, способствуя автоматизации действий. Теория П. Я. Гальперина свидетельствует в пользу того факта, что внешняя речь формирует внутреннюю речь и, следовательно, мышление и поступки. Кроме того, П. Я. Гальперин ссылается на тот факт, что сокращение речи сначала происходит во внешней речи, а затем во внутренней, что ведет к автоматизированной речи, а также к умственным действиям, и, следовательно, мышлению. Такая интерпретация может привести к предположению, что мышление не является языковым, поскольку оно основывается на интериоризированных автоматизированных действиях. Это вполне вероятно, но при столкновении с трудностями существует возможность вернуться к более ранней стадии. Например, ученик вербализует то, что он думает (свои размышления), или начинает действовать с материальным объектом. Кроме того, преподаватель может совершать действия с помощью более ранних этапов при обращении к ученику. Это, по-видимому, является ключевым моментом: способ речи оказывается критерием степени развития у человека надежного действия.

Возникает вопрос о практическом применении этих выводов. В частности, они применимы  к освоению языка. В этой связи  необходимо уделять внимание, как  дети учатся говорить, как учатся общаться и учатся интериоризировать речь таким образом, чтобы она далее была полезной для мышления. В определенной степени должна рассматриваться оптимизация внутренней речи во время освоения языка. Теория П. Я. Гальперина хорошо здесь применима, потому что <схема> процесса перехода от материального действия к внутренней речи через внешнюю речь легко переносится на процесс освоения языка.

В самом деле, предположение, что  внутренняя речь представляет собой  процесс, делает ее трудным для наблюдения и описания. Однако, с моей точки  зрения, мысли представляют собой  полное испарение слова. И наоборот, оформление мыслей в слова аналогично процессу конденсации; бессознательные элементы внутренних психических процессов не являются языковыми. Речь, в частности внутренняя, представляет собой основу для превращения психического содержания в сознательное.

Наконец, у А. Н. Соколова несколько иной взгляд на внутреннюю речь. Он различает внутреннюю речь, которая служит инструментом для мышления, и развернутую внутреннюю речь (внутренний разговор), которая имеет отношение к продуцированию речи и ее осмыслению. Таким образом, А. Н. Соколов связывает внутреннюю речь не только с мышлением, но и с обработкой речи. Он утверждает, что изучение внутренней речи носило преимущественно теоретический характер, изучались в основном общие вопросы, связанные с генезисом внутренней речи и с ее синтаксической и семантической структурой. Сам А. Н. Соколов проявлял большой интерес к эмпирическому исследованию внутренней речи. 

А. Н. Соколов соглашается с Л. С. Выготским, который определяет внутреннюю речь как речь с самим собой. Одним словом, внутренняя речь является инструментом мышления: в определенной степени внутренняя речь организует мышление, поддерживает его целенаправленный характер и служит для логического завершения мышления. Прежде всего внутренняя речь помогает логической организации мышления. «Внутренняя речь, по Выготскому, во всех своих основных признаках и отношениях — генетическом, структурном и функциональном — представляет собой совершенно особое и своеобразное психологическое явление: она есть «живой процесс рождения мысли в слове» и, как таковая, отражает чрезвычайную сложность взаимоотношения 
мышления и речи, их противоречивое единство»[18, с. 46]¹⁹.

По А. Н. Соколову, внутренняя речь является весьма динамичной структурой, которая постоянно изменяется в  ходе развития. Помимо сокращения структуры  внутренняя речь становится все более  закодированной. «Внутренняя речь организует и направляет мысль, поддерживает ее целенаправленный характер и ведет  к логическому завершению весь процесс. Это — форма речи, которая обладает весьма динамичной и изменчивой структурой и приспособлена для выполнения функций мышления» 
[21, стр. 90].

По данным А. Н. Соколова, внутренняя речь представляет собой важный базовый  механизм для процессов мышления. Функции внутренней речи содержат в  себе точный отбор, обобщение и хранение сенсорной информации. Мышление и речь, тем не менее, никогда не тождественны, потому что мышление основывается на постоянном взаимодействии вербальной и сенсорной информаций; в определенной степени, мышление содержит не только речевой компонент.

А. Н. Соколов определил широкий  спектр возможных приложений внутренней речи. Не только сокращенная внутренняя речь, которая рассматривается в  качестве инструмента для мышления и, в частности, для логической структуры  мышления, но и развернутая внутренняя речь является ответственной за говорение, артикуляцию и, следовательно, находится  ближе к элементам общей обработки  речи.

2 Внутренняя речь и  процессы грамматического порождения  высказывания                                                                                                   

Все гипотезы имеют своей предпосылкой то общее понимание процессов  порождения речи, которое свойственно  современной психологии и в частности - школе Л.С. Выготского, а также  другому направлению в физиологии высшей нервной деятельности, которое  связано с именем Н.А. Бернштейна. Впрочем, они принципиально не противоречат и некоторым другим теориям речевой  деятельности (речевого поведения) и, как  можно далее видеть, опираются  частично на материалы, накопленные  в рамках таких теорий.

«Внутренняя речь, внутреннее проговаривание и внутреннее программирование речевого высказывания суть три разных психологических  процесса, сходных, но не идентичных». [5]

Внутреннее проговаривание ("внешняя  речь про себя", по определению  П.Я. Гальперина) есть скрытая физиологическая  активность органов артикуляции, возникающая  в определенных случаях и имитирующая  в большей или меньшей степени  процессы, происходящие при реальном говорении. Оно связано с двумя  видами ситуаций:

а) восприятие речи;

б) протекающие в развернутой  форме умственные действия.

В первой из этих ситуаций внутреннее проговаривание осуществляется вне  внутренней речи как таковой и  вообще вне "глубинных" психических  процессов. Как показывают опыты  А.Н.Соколова «… мы можем занять речедвигательный аппарат посторонней деятельностью и в то же время обеспечить достаточно адекватное понимание и воспроизведение слышимого текста. Во второй из этих ситуаций внутреннее проговаривание сопровождает внутреннюю речь».

Внутреннее программирование речевого высказывания есть неосознаваемое построение некоторой схемы, на основе которой  в дальнейшем порождается речевое  высказывание. Такое программирование может быть двух типов:

а) программирование конкретного высказывания;

б) программирование речевого целого. «Первое осуществляется, так сказать, на одно высказывание вперед, второе - на более длительный срок». Является ли второе продолжением, развитием, обобщением первого? - Это требует специального исследования». [7] «Говоря о внутреннем программировании, мы имеем в виду программирование речевого высказывания, но отнюдь не поведения (деятельности) в целом, хотя на программирование речи в принципе распространяются общефизиологические закономерности программирования.

Что должно отражаться в схеме высказывания? По-видимому, то, что не будет автоматически  реализоваться при порождении речи, что не заложено в правилах порождения любого высказывания на данном языке, то есть индивидуальная характеристика именно данного высказывания, позволяющая  выбрать из «лексикона» соответствующие  слова, а из возможных синтаксических структур - необходимую. Требуется специальное исследование, чтобы выяснить, какие характеристики предложения, и в какой форме записаны в схеме. Опираясь на соответствующие данные, можно предположить, что эта форма - агглютинативная цепь "смыслов" (в понимании этого термина А.Н. Леонтъевым), каждый из которых соответствует определенной части дерева структуры предложения. «Внутренняя речь структурно стоит ближе всегда к внутреннему программированию, но их структуры не идентичны. Разница внутреннего программирования и внутренней речи - это разница промежуточного звена в процессе порождения и конечного звена, или результата этого процесса». [9] Таким образом, «…соотношение внутренней речи и внутреннего программирования таково: внутреннее программирование может развертываться либо во внешнюю речь, либо во внутреннюю речь в зависимости от функциональной специализации речевого высказывания. Речь "для себя" - это внутренняя речь, речь "для других" - внешняя, но и речь "для себя" может при определенных обстоятельствах применять структурные характеристики, свойственные внешней речи». [10] Переход от внутренней речи к внешней осуществляется через ступень программирования. Конечно же, не внутренняя речь, а именно внутреннее программирование, дефект которого отражается и в нарушении внутренней речи.

Порождение предложения осуществляется по-разному в разных типах речи. В частности, разной является доля участия  программирования в порождении; если в монологической речи эта доля особенно велика, то в диалогической она  сходит почти на нет. Одно и то же (лингвистически) речевое высказывание может быть порождено разными путями. Соответственно можно выдвинуть гипотезу о возможности даже для одного и того же носителя языка использовать при порождении одного и того же высказывания разные модели порождения в зависимости от конкретных условий. Под углом зрения сказанного здесь интересно было бы рассмотреть результаты одного из экспериментов А.Н. Соколова. Его испытуемые слушали текст и одновременно произносили заученное наизусть стихотворение. При этом в памяти у них "оставался только общий, не расчлененный «смысл». Особенно любопытно, что полностью выпадали - "текстуальные выражения", даты и фамилии. Не получив возможности осуществить полный синтез встречного высказывания, речевой механизм испытуемого ограничился анализом, дошедшим до ступени программы. Таким образом, "собственно понимание" (не только общего смысла) оказалось невозможным. Порождение осуществляется по-разному в разных коммуникативных типах речи. Говоря о коммуникативных типах речи, мы имеем в виду отражение в высказывании отношений различного уровня абстракции. Так, А.Р. Лурия различает "коммуникацию событий" (типа собака лает) и "коммуникацию отношений" (типа Сократ - человек). По-видимому, это тот минимум различий, который нельзя не учитывать при анализе механизмов порождения речи.

Программирование не зависит от языка. Различие в порождении начинается на следующем этапе - при переходе к внешней речи, вернее, при грамматическом порождении "дерева" структуры  предложения.

Перевод с языка на язык есть перевод  с языка на внутреннюю программу  и далее - с этой программы на другой язык. Исключением является синхронный перевод, где внутренняя программа  выступает в "разорванном" виде - не как единая цепь смыслов, а как  изолированные смыслы, тут же кодируемые в родной язык. Различная степень  владения тем или иным языком соотносима с различными механизмами порождения высказывания, а именно: либо с внутренним проговариванием или внутренней речью (при недостаточном владении языком), либо непосредственно с  внутренним программированием (при "полном" владении языком).

2.1 Кодовые переходы во внутренней  речи

Известно, что «концепцию полного  совпадения языка и мышления фактически осуществить не удалось. Наоборот, было показано, что структура суждения как единица мышления не совпадает  со структурой предложения как единицей языка. Отрицательный ответ только усложняет "проблему, так как остается в силе положение о том, что  всякое средство должно соответствовать цели. Поиск соответствий между языком и мышлением продолжался. В настоящее время почти единодушно признается, что интонация выполняет синтаксическую функцию. А так как предикат суждения маркируется в предложении при помощи интонации (логическое ударение), то интонация была признана тем дополнительным языковым средством, при помощи которого снова восстанавливается соответствие языка и мышления». [11] При таком подходе мышление фактически переводят в систему языковых средств. Однако при этом подходе поучителен и положительный результат, позволяющий рассматривать суждение не как модель процесса мышления, а как форму изложения мысли, т. е. как средство языка. Оказывается, что при обсуждении этой проблемы во все времена и при разнообразных ее решениях происходила незаметная подмена понятий. Проблема становилась неопределенной, так как оставалось неясным, что называть мышлением и что языком.

По мнению Н.И. Жинкина, все то, что относится к плану выражения, будем называть языком. Язык рассматривается как система знаковых противопоставлений. Добавление или удаление хотя бы одного из средств выражения (знака или правила связи знаков) составит новый язык. Выбор средства выражения и передача партнеру образуют сообщение. В таком случае мышлением может быть названа деятельность, осуществляющая процесс выбора. В некоторых случаях легко обнаруживается полный параллелизм языка и мышления. Представим себе язык, состоящий из ограниченного числа только имен. В таком языке будет однозначное соответствие между каждым именем и актом называния. Даже если усложнить язык, кроме имен ввести другие разряды слов и добавить какие-либо правила, но оставить фиксированность языка, т.е. прекратить генерацию языковых средств, сохранится полное соответствие языка и мышления. Это распространяется на всякий мертвый язык: вследствие конкретной единичности контекстных значений мертвый язык всегда будет содержать конечное число высказываний. Живой человеческий язык не фиксирован. Посредством ограниченного числа языковых средств может быть высказано бесконечное множество мыслимых содержаний. Всякое высказывание производится в расчете на то, что в данной ситуации оно является новым для воспринимающего партнера. Поэтому и набор языковых средств должен стать новым. В момент сообщения происходит перестройка обозначений. В отношении содержание изменяются оба ряда. Таким образом, соответствие языка и мышления обнаруживается снова. Однако в отличие от фиксированного языка, который является раз и навсегда заданным, живой язык становится саморегулирующейся системой. В этих условиях должно измениться и понятие о мышлении: его следует рассматривать как деятельность конструирования, посредством которой производится отбор, как содержания, так и языковых средств из трудно обозримого множества компонентов. Трудность решения такой задачи обнаруживается хотя бы в том, что передающий сообщение добивается лишь частичного понимания у воспринимающего партнера. Хотя каждое высказывание единично, язык в целом представляет собой систему общих форм. Но если бы даже удалось полностью формализовать язык, в остатке бы оказалось все то, для чего язык существует - речевое действие. Но именно в этом действии и обнаруживается мышление. Формализуется система языка, сам же язык приобретает жизнь в процессе реализации системы.

Проблема языка и мышления как  раз и относится к реализации, а не к структуре языка. Именно поэтому разные направления структурализма в лингвистике стремятся обойтись без понятия мышления. Вообще говоря, изолированное выделение какой-либо структуры может привести к универсализму. Когда границы предметных структур не определены, одна из них (например -- языковая система) кажется доминирующей, и тогда неизбежно возникает антиномия. Действительно, возможны два вывода -- как тот, что знаковая система определяет мышление, так и тот, что мышление определяет знаковую систему. Знаки конвенциональны, а их система определяется лишь внутренними, формальными критериями. Поэтому языков может быть много и каждый из них будет «выбирать» в обозначаемом то, что в состоянии выразить данная знаковая система. Это и значит, что язык определяет мышление. Но, с другой стороны, как только язык начинает применяться, на конвенциональность его знаков накладываются сильные ограничения: хотя знак и можно заменить другим, но если такой знак уже создан, то именно потому, что он конвенционален, его лучше сохранить. Фактически оказывается, что знаки языка живут своей жизнью и сопротивляются произвольным заменам. Но самое существенное состоит в том, что язык, давая возможность выразить бесконечно много мыслимых содержаний, не может выполнять эту роль без интерпретаций. В то же время из природы отношения язык-содержание вытекает, что не может быть задано никакой содержательной интерпретации бессодержательной знаковой системе языка. Это значит, что интерпретация привносится со стороны и что мышление определяет язык. В результате, проблема о соотношении мышления и языка продолжает оставаться нерешенной. «При решении обсуждаемой проблемы в течение всего, вообще говоря, плодотворного периода развития языкознания от логицизма и психологизма до структурализма допускался один промах - по характеру проблемы надо было от лингвистики перешагнуть в экстралингвистическую область, но это не было сделано. В одном случае были смешаны логика и грамматика, в другом - грамматика впитала в себя логику, в третьем - от языка отторгалось всякое содержание. Во всех случаях лингвистика оставалась в изоляции». [22] Та экстралингвистическая область, которую следовало привлечь при исследовании обсуждаемой проблемы - это мышление, но не его логические формы, а сам процесс мышления, т. е. явление психологическое. Если же лингвистика и психология откажутся от исследования реального процесса мышления, они понесут весьма значительную потерю - выпадает сам говорящий человек, его речь. До недавнего времени говорящий человек был вне поля зрения, как психологии, так и лингвистики. Исследуя историю и современную систему данного национального языка, лингвистика оставляет вопрос о том, как реализуется эта система, как говорят на этом языке люди. Это относится ко всем аспектам языка. Применение элементарных принципов общей теории коммуникации позволяет целиком отклонить индивидуалистическую концепцию мышления. Прежде всего, очевидно, что индивид раньше должен усвоить мысли, созданные множеством людей предшествующих поколений, и только после этого он становится способным участвовать в процессе дальнейшей разработки некоторой системы мыслей. Мысль вырабатывается не отдельным человеком, а в совместной человеческой деятельности. Для того чтобы участвовать в дальнейшей разработке некоторой системы мыслей, необходимо результаты интеллектуальной работы одного человека «транспортировать» в голову другого. Таким «транспортером» мысли является язык, а его реализатором - речь. Речь содержит неизмеримо больше информации, чем язык. Она содержит информацию: