Внутренняя речь

а) о языке,

б) о той части действительности, о которой говорится в речи,

в) о говорящем человеке во многих аспектах.

В языке нет мыслей, они находятся  в речи. Однако это не значит, что  вместо проблемы «мышление и язык»  следует говорить о проблеме «мышление  и речь». Наоборот, научный смысл  имеет именно проблема мышления и  языка, так как мысль «транспортируется» в речи средствами языка. В языке  должно быть что - то такое, что способно фиксировать мысль и передавать ее через речь. «О коде можно говорить в двух смыслах. Кодом иногда называют саму знаковую систему обозначений. В таком случае язык -- это код. Но кодом можно назвать и способ реализации языка. Это следует понимать так. Какое-нибудь слово, например стол или лошадь, может быть дано (и это заметил еще И.П. Павлов) или как слово слышимое, или как видимое (в буквах), или как произносимое; к этому добавим, что слово может появиться как осязаемое (по азбуке Брайля), как зрительно-двигательное (пальцевая речь) и др. Все это разные коды. При этом слова стол и лошадь как элементы системы языка остаются тождественными во всех этих разных кодах». [22] Таким образом, код в этом значении представляет собой систему материальных сигналов, в которых может быть реализован какой-нибудь определенный язык. Отсюда видно, что возможен переход от одного кода к другому. В отличие от этого переводом лучше назвать эквивалентное преобразование одной языковой формы в другую. В дальнейшем будут рассматриваться коды - реализации натурального языка. В круговороте кодовых переходов надо найти самое неясное, самое неуловимое звено - человеческую мысль, внутреннюю речь. Это, несомненно, экстралингвистическое явление, но интересное для лингвистики. Как фактически происходит процесс мышления, можно узнать только экспериментально. В дальнейшем будет изложен один из экспериментальных подходов к решению некоторых относящихся сюда вопросов. Ставится, прежде всего, следующая проблема: осуществляется ли процесс мышления средствами только данного натурального языка? Для ответа на этот вопрос распорядок эксперимента должен был опираться на некоторые допущения. Если испытуемый по словесной инструкции выполнял такие задания, как опознавание содержания предъявляемых картин и рассказ о них, сосчитывание точек или клеточек разграфленной бумаги. Эксперимент показывает, что изучаемое звено относится к области кодовых переходов. Последовательно рассуждая, этого и следовало ожидать, но все же и вторая подсерия опытов не показала отчетливо, существует ли особый код внутренней речи и в чем состоят самые кодовые переходы. То же получилось и в третьей подсерии основных опытов. Они был задуманы с тем, чтобы усилить речедвигательный код внутренней речи. Испытуемому предлагался в письменном виде конец какого-то предложения (например, с железной крышей и ржавыми окнами), требовалось «сочинить» его начало (например, Вдали показался дом с железной крышей и ржавыми окнами). Очевидно, что правильных ответов может быть больше, чем один. В этих опытах нужные слова не были зафиксированы в буквенном коде, их надо было активно искать в памяти. Казалось бы, такой отбор мог быть проведен только с участием речедвигательного анализатора. Однако эксперимент показал, что метрическое постукивание и здесь не было помехой. Испытуемые говорили, что еще до внутреннего произнесения слов им ясно, как в каждом отдельном случае можно по смыслу составить предложение. Но из объективных данных нельзя было установить, как реализуется этот смысл. Он не мог реализоваться ни в двигательном, ни в буквенном кодах; звуковой же код адресован к слуху как приемнику речи, а экспериментальная задача требовала не приема, а синтеза речи. Трудность обнаружения кода, специфического для внутренней речи, возникла вследствие того, что обычные три кода - буквенный, речедвигательный и звуковой - у испытуемых были вполне автоматизированы. Вследствие этого кодовые переходы были очень быстрыми и не только не замечались испытуемым, но и не поддавались объективному учету, к тому же методика реагировала только на двигательный код. Надо было замедлить процесс решения мыслительной задачи и ввести новый, малопривычный код для приема сообщений. Такой подход подсказывался опытом с применением латинского алфавита при чтении русских слов; тогда введение непривычного кода приводило к замене буквенного кода на двигательный. Теперь надо было применить такой входной код, который во внутренней речи переходил бы в двигательный, но при этом оставались бы широкие возможности в условиях постукивания для нового кодового перехода, чего не могло быть, например, в опыте с подсчетом клеточек. Таким входным кодом был выбран тактильный. В ладонь испытуемого, которая была отгорожена от него экраном, экспериментатор вписывал тупым стилетом простые фигуры: палочка; кружочек; крестик; две палочки; два кружочка. Из них в зависимости от последовательности элементов могли составляться разные ряды. Задача испытуемого состояла в том, чтобы опознать элементы ряда, запомнить их и после окончания опыта воспроизвести. Без метрического постукивания обычно запоминали пять-шесть элементов ряда. Все испытуемые замечали способ запоминания.

По ходу вписывания фигур они  проговаривали про себя примерно так -- две палочки две палочки, кружочек две палочки, кружочек, крестик две палочки, кружочек, крестик, два кружочка, и т. д. Этот прием они называли суммированием, т. е. при вписывании нового элемента проговаривались все ранее вписанные. При введении метрического постукивания у всех испытуемых появилась экспериментальная амнезия. Воспроизводилось только два, редко три элемента, остальные, хотя и опознавались при вписывании, но потом забывались, так как постукивание вытесняло проговаривание про себя названий элементов. Через один или два экспериментальных дня некоторые испытуемые неожиданно для экспериментатора стали в опытах с постукиванием с легкостью. Воспроизводить все пять, шесть элементов, т. е. столько же, сколько и без постукивания.

Стало ясным, что они перешли  на какой-то другой код при решении  этой задачи. Опишем коды, найденные  двумя испытуемыми. Испытуемый М. перед  опытом с постукиванием уже составил правило перевода слов русского языка  на предметно-схемный язык. Так, он представлял  себе елку, когда вписывалась палочка; когда вписывался в ладонь крестик,-- что елку вставили в крест; при вписывании следующих элементов -- кружочка, палочки, двух кружочков, крестика -- он продолжал развивать этот же сюжет: на елку повесили круглое украшение, потом длинное украшение, на верх елки крестик. В следующий раз тот же испытуемый применил новую разновидность того же кода. Другой испытуемый применил безакцентный двигательно-предметный код. Испытуемый обозначил находившихся в комнате экспериментатора палочкой, а его ассистента -- кружочком. Запоминание происходило так: при вписывании палочки испытуемый взглядом глаз или легким поворотом головы обращался к экспериментатору, при вписывании кружочка -- к ассистенту. Две палочки -- два взгляда в сторону экспериментатора; два кружочка -- два поворота в сторону ассистента; крестик -- специальное покачивание головой и т. д. Выражение «язык речи» кажется бессмысленным. Но если обратиться к той области, где нет различия между языком и речью, где средства обозначения и их реализация совпадают, где кодовый переход и перевод одно и то же, тогда есть смысл говорить о каком-то данном языке, который является языком только данной речи, приспособленной к данной ситуации. Такой язык должен отличаться некоторыми особенностями. Описанный выше предметно-схемный код, обнаруженный у разных испытуемых, может быть охарактеризован некоторыми общими чертами. Во-первых, это код непроизносимый, в нем отсутствуют материальные признаки слов натурального языка. Здесь нет последовательности знаков, а есть изображения, которые могут образовать или цепь или какую-то группировку. Этот код отличается от всех других тем, что обозначаемое других языков в этом новом коде является вместе с тем и знаком. Когда мы говорим: Большой театр, то за буквами или звуками языка разумеем самое вещь -- Большой театр. Когда же мы представляем себе Большой театр, то независимо от каких-либо букв или звуков, мы имеем в виду самое эту вещь как предмет, могущий породить множество высказываний (например, мысль о том, что находится справа, слева, сзади от Большого театра и т. п.). Поэтому такой код и может быть назван предметным. Вместе с тем представления как изобразительные компоненты этого кода схематичны. Испытуемый представлял себе, например, елку и елочные украшения лишь как заместителей палочки и кружочка: палочки, крестики и кружочки сами по себе никак не связаны, поэтому и плохо запоминаются, елка же предметно связана с елочными украшениями. Тем не менее, эта связь схематична.

Предметы, сведенные к такой  схеме, составляют единство, каждый элемент  которого непроизносим. Такой предметный код представляет собой универсальный язык, с которого возможны переводы на все другие языки. Язык внутренней речи свободен от избыточности, свойственной всем натуральным языкам. Язык есть средство передачи сообщений - это его коммуникативная функция. Но считают также, что язык в то же время - и средство мышления. Вообще же говоря, никому еще не удалось показать на фактах, что мышление осуществляется средствами только натурального языка. Это лишь декларировалось, но опыт обнаруживает другое.

                                         ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Если принять, что язык как таковой может быть представлен  в виде отношения: выражение-выражаемое, то «языков» окажется больше, чем один, так как могут быть применены разные знаковые системы выражения. Если также принять, что любой язык есть средство общения людей, то должен существовать только один достаточно понятный язык, порождающий другие языки. Действительно, понимание может осуществиться только в том случае, когда у партнеров общения будет что-то общее. Общим для людей является предстоящая им действительность. Представления же как отражение действительности субъективны и не могут быть переданы непосредственно от одного партнера к другому; поэтому нельзя узнать, какая часть содержания этих представлений совпадает у разных партнеров. Операция обозначения позволяет выделить дискретные элементы содержания представлений, которые в знаковой системе натурального языка могут передаваться от одного партнера к другому и сравниваться. В результатах формируются и каждым усваиваются общественно отработанные понятия как критерии взаимного понимания. Взаимодействие внутреннего, субъективного языка и натурального, объективного образует процесс мышления. Мышление —это общественное, а не индивидуальное явление. Мысли вырабатываются в совместной деятельности людей. Понимание – это перевод с натурального языка на в внутренний. Обратный перевод – высказывание.

В самом натуральном языке  можно обнаружить новое взаимодействие двух языков. Для понимания необходима операция отождествления и выполнение правил тождественных преобразований. В языке должны быть компоненты, позволяющие партнерам отличать тождественное от нетождественного. При помощи мета-языковой абстракции эта часть натурального языка может быть выделена и представлена как особый язык, один и тот же во всех натуральных языках — это логика. Соблюдение правил такого языка в речах на любом натуральном языке называют логическим мышлением.

Далее, натуральный язык может породить такой язык, высказывания на котором непереводимы на натуральный  язык; на натуральном язык устанавливаются  общепонятные положения, вводятся символы, определи ется их значение и такие правила составления высказываний, которые сохраняют истинность ранее принятых положений. Отсюда следует, что правильные высказывания на этом языке не нуждаются в проверке и понимании, т. е. в переводе на натуральный язык. Таков язык математики. Так как этот язык порождается натуральным языком, он сохраняет двухзвенность натурального, а именно —язык алгебры (символический) и язык геометрии (изобразительный). Оба эти языка взаимно переводимы, но перевод на натуральный язык исключается (алгебраические формулы не поддаются описанию в словах, а геометрические объекты, например, многомерного пространства —наглядно не представимы). Следует различать фазу порождения математических языков (это аспект человеческого мышления и общения) от фазы применения математической системы. В последнем случае осуществляется процесс, часто называемый языком информационных машин.

В процессе общения и применения натурального языка вырабатываются еще два особых языка —языка художественного мышления. Выше отмечалось, что представления и чувствования сами по себе и непосредственно не передаваемы. Однако возможен такой язык, при помощи которого можно управлять появлением у воспринимающего партнера определенных представлений и чувствований. Это достигается путем введения в язык новых правил, регулирующих или надсинтаксическую структуру временных членений (как в поэтическом языке), или форму языковой изобразительности, т. е. способ построения описываемых ситуаций (как в художественной прозе). Так создается двухзвенпый механизм художественного мышления. Здесь задаются новые, так сказать, более «свободные» правила отождествления, логика ограничивается, выражаемое определяется неповторимостью ситуаций и индивидуальностью интонаций. Наиболее полно язык изображений представлен в изобразительном искусстве. Художник передает в своем произведении сложное наглядное сообщение, которое приобретает смысл при интерпретации его замысла зрителем. Здесь также обнаруживается двухзвенный механизм художественно-изобразительного мышления (в наиболее простой форме он реализуется в надписях под картинами и скульптурами).

Гипотезу двухзвенностн языка внутренней речи подтверждают не только экспериментальные факты, но и тривиальные наблюдения над формам общения людей, показывающие, что понимание, т. е. прием сообщений, следует рассматривать как перевод с одного языка на другой. При этом одним из этих языков должен быть язык изображений, так как именно из них составлена первая, чувственная ступень познания действительности.

                               Список использованных источников 

1. Ананьев Б.Г. К теории внутренней речи в психологии. / Психология речи. – М.,1946.
2. Гойхман О.Я., Надеина Т.М. Речевая коммуникация: 
    
   Учебник/Под ред. проф. О.Я. Гойхмана. — М.: ИНФРА-М,  
    
   2003.
3. Гомезо М.В., Домашенко И.А. Атлас по психологии: Информационно-

методическое пособие  по курсу "Психология человека". М.: Российское

педагогическое агентство, 2006.

4. Данилова Н.Н. Психофизиология. Учебник для вузов. - М.: Аспект-Пресс,

2000.

5. Жинкин Н.И. О кодовых переходах во внутренней речи. / Вопросы языкознания,1964. - № 6.
6. Исследование речевого мышления в психолингвистике. – М.,2009.
7. Крысько О.Р. Общая психология в схемах и комментариях к ним. - М.:

Московский психолого-социальный институт, Изд-во "Флинта", 1998.

8. Кучинский Г.М. Психология внутреннего диалога. – Минск, 2000.
9. Леонтьев А.А. Внутренняя речь и процессы грамматического порождения высказывания. / Вопросы порождения речи и обучения языку (под ред. А.А. Леонтьева, Т.В. Рябовой). – М.,1967.
10. Найссер У. Познание и реальность. – М.,1981.
11. Немов Р.С. Психология. – М.,1995. – Том 1.
12. Общая психология: Учебник/Под ред. Тугушева Р.Х. и Гарбера Е.И. – М.: Изд-во Эксмо, 2006
13. Петровский А.В., Ярошевский М.Г. Психология. / Учебник. М.: Academ A,2008.
14. Психология. Словарь/Под общ. ред. А.В. Петровского. – М.: Политиздат, 1990.
15. Подольский Л.И. О взаимовлиянии внутренней и внешней речи. / Психология речи. – М.,1946.
16. Развитие мышления и умственное развитие дошкольника/Под ред. Н.Н. Поддъякова, А.Ф. Говорковой. – М.: Педагогика, 1985
17. Слободчиков В.И., Исаев Е.И. Психология человека. - М.: "Школа-

Пресс", 2009.

18. Соколов А.Н. Внутренняя речь и понимание. / Ученые записки ГНИИ психологии,1941. – том 2.
19. Соколов А.Н. Динамика и функции внутренней речи (скрытой артикуляции) в процессе мышления. / Известия Академии педагогических наук РСФСР,1960. - № 113.
20. Ушакова Т.Н. и др. Речь человека в общении. – М.,1989.
21. Филичева Т.Б., Чевелева Н.А., Чиркина Г.В. Основы логопедии. - М.: