За пределами Выготского: идеи Бахтина

За  пределами Выготского: идеи Бахтина

Мы  не хотим быть Иванами, не помнящими родства; мы не страдаем манией величия, думая, что история начинается с нас; мы не хотим получить от истории чистенькое и плоское имя; мы хотим имя, на котором осела пыль веков. В этом мы видим наше историческое право, ' указание на нашу историческую роль, претензию на осуществление психологии как науки.

— Выготский, 1978, т. 1, с. 428.

Анализ Выготским высших психических функций дает основание для социокультурного подхода к опосредованному действию. В этой связи особенно важны его исследования социальных источников психики индивида и его положения о семиотическом опосредовании. И все же подлинно социокультурного подхода ему во многих существенных отношениях создать не удалось. В частности, он так и не показал, как исторические, культурные и общественные условия связаны с различными видами опосредованного действия.

Это ограничение  — одно из нескольких в анализе  Выготским социальных процессов, лежащих в основе деятельности индивида. Объясняя интерпсихические процессы, Выготский обращается к взаимодействию в малых группах, особенно в диадах взрослый-ребенок. Его идеи об общем генетическом законе культурного развития, зоне ближайшего развития и различных формах семиотического опосредования основывались на анализе "межиндивидуального" (Shotter, 1982) взаимодействия. Для тех, кто интересуется марксистской психологией, остается несколько странным, что он крайне мало говорил о более глобальных исторических, общественных и культурных явлениях, таких как классовая борьба, отчуждение или рост товарного фетишизма.

Может быть, основная причина неудачи Выготского охватить более широкие социокультурные вопросы в том, что смерть от туберкулеза оборвала его жизнь в возрасте 37 лет. Мне кажется, что об этом упоминают слишком часто, когда объясняют, почему Выготский не рассмотрел те или иные вопросы. Во многих случаях нет оснований полагать, что он вообще стал бы когда-либо их рассматривать. И все же в данном случае такое объяснение имеет смысл, поскольку в последних работах Выготского есть признаки, что он приближался к рассмотрению связи психических функций индивида с культурным, историческим и общественным контекстом.

По его  мнению, ключевым звеном между социокультурной  средой и психическим функционированием индивида является то, как связаны между собой социокультурный контекст и различные формы опосредованных интерпсихических функций. На этот момент указывал последователь Выготского Норрис Миник. Анализируя подход Выготского, Миник утверждает:

"...следует распознать и исследовать связи между взаимодействием в диаде или в малой группе и более обширной социокультурной системе... Действие одно и то же время является компонентом жизни индивида и социальной системы. Этот момент является решающим для анализа развития как интерпсихических, так и ин-трапсихических функций. Действие диады или малой группы не меньше, чем действие индивида, есть компонент социальной системы. Соответственно, интерпсихическое действие и социальное взаимодействие, которые делают такое действие возможным, в определенных отношениях будут определяться и структурироваться более широкой общественной и культурной системой" (Minik,1985,c257).

В последних  работах Выготского проявился его  растущий интерес к формальному обучению как конкретной социокультурной ситуации. Это смещение его интересов мы замечаем, сравнивая Главы 5 и 6 работы "Мышление и речь". Обе они обращены к онтогенетическому переходу от "комплексов" к "подлинным", или "научным" понятиям, являющемуся одним из примеров "деконтекстуализации медиаторов" (Wertsch, 1985с). Однако, эти две главы различаются тем, что в них принимается в качестве движущих сил развития. В Главе 5, основанной на совместном исследовании с Шиф (Шиф, 1935) и написанной в начале 30-х гг., понятие развития трактуется в основном на языке психологии индивида, т.е. понятийного развития ребенка по мере его продвижения от "разрозненной кучи" к "комплексам" и затем к "понятиям". В Главе 6, написанной в 1934 году, подход Выготского к этим вопросам существенно меняется. Он, конечно, продолжает интересоваться интрапсихическими функциями, но теперь обращается к развитию понятий с позиции их возникновения в общественно обусловленной деятельности. Занимаясь тем, как формы устной речи, встречающиеся в гражданских институтах формального обучения, создают рамки, в которых развиваются понятия, он рассматривал не только интрапсихическую деятельность ребенка в этой ситуации, но и различные виды интерпсихической деятельности учитель-ученик.

Идеи, высказанные  им в Главе 6, несколько проясняют также то направление, которое его работа стала принимать к концу его жизни. Он успел написать только начало, и поэтому в его рукописи нет сколько-нибудь подробных объяснений, но общее направление ясно и указывает конкретный путь дальнейшего развития его идей. Вкратце он заключается в следующем. Для выработки более всестороннего социокультурного подхода к психике надо определить исторически, культурно и социально обусловленные виды опосредованного действия и то, как овладение ими ведет к возникновению конкретных видов опосредованного действия в интрапсихическом плане. С точки зрения дальнейшего развития идей Выготского это означает выдвижение на первый план социокультурной обусловленности опосредованного действия в интерпсихическом плане. Именно социокультурная обусловленность опосредованного действия обеспечивает важную связь между культурной, исторической и общественной ситуацией, с одной стороны, и деятельностью индивида, с другой. Именно с этим связаны идеи Бахтина.

Идеи Бахтина

Жизнь Михаила  Михайловича Бахтина, как и жизнь  многих людей в Советском Союзе в то время, была сложной и трудной. В 1929 году его арестовали за политические преступления неясного характера.   Этот арест, случившийся на раннем этапе массовых и жестоких сталинских репрессий, привел к внутренней эмиграции Бахтина. Как отмечали Кларк и Холквист (Clark and Holquist, 1984), его ранний арест в сочетании с его хронической болезнью оказался его удачей, поскольку его не сослали на верную смерть в лагерь строгого режима. Как следствие, однако, Бахтин почти не мог публиковать свои собственные работы, и возникло множество споров и путаницы по поводу авторства нескольких работ, приписываемых то ему, то кому-то еще.

Еще одна причина  такой путаницы в том, что в  ранний период своей деятельности Бахтин входил в различные интеллектуальные сообщества, члены которых работали, жили и писали вместе. По свидетельству ряда ученых (Clark and Holquist [1984], Morson [1986], Morson and Emerson [1989, в печати], Titunik [1986], Titunik and Bruss [1976], Todorov [1984]), в результате такого сотрудничества появился ряд рукописей, опубликованных под именами Бахтина, ПН.Медведева и В.Н.Волошинова,чье индивидуальное авторство не ясно.

Существует  мнение (Gary Saul Morson and Caryl Emerson, 1989, в печати), что можно провести четкое различение работ Бахтина (Bakhtin, 1981,1984,1986) и работ Медведева (Medvedev, 1978) иВоло-шинова (Voloshinov, 1973). Одним из важных критериев здесь служит то, что Волошинов был марксистом, а Бахтин "совершенно очевидно им не был" (Emerson, 1989, с 2). Это различие становится совершенно ясным, если учитывать, например, использование Бахтиным понятия диалогизма, которое он представлял себе совершенно отличным от всякой гегелевской или марксовой диалектики.

Кроме того, Эмерсон  отмечает, что Волошинов, интересовавшийся знаками и знаковыми системами, рассматривал вопросы, подпадающие под относительно стандартное определение семиотики. Напротив, "в своих работах Бахтин использует слово «знак» и/или «знаковая система» очень редко — три-четыре раза во всем опубликованном материале" (Emerson, 1989, с.2). Согласно Эмерсон, Бахтина правильно будет называть семиотиком, только если согласиться с определением Вяч. В.Иванова, данным им в статье о Бахтине. В ней Иванов хвалит Бахтина за то, что он заложил основы "семиотики в ее современном виде",т.е. семиотики, которая признает,что "самым важным, что придает значению смысл, является не знак, но все высказывание^ состав которого данный знак входит" (V.V.Ivanov, 1974, а 237).

Кларк и Холквист (Clark and Holquist, 1984), напротив, утверждают, что есть множество свидетельств тому, что Бахтин есть основной, если не единственный автор спорных текстов, опубликованных под именами Волошинова (Voloshinov, 1973) и Медведева (Medvedev, 1978). По их мнению, однако, это не исключает той возможности, что Бахтин писал основной текст, а другие изменяли и дополняли его перед пуб ликацией под своим именем. Свою позицию они основывают на текстологическом анализе, видах использованной аргументации и комментариях Бахтина и его жены.

Здесь я буду предполагать, что Бахтин самым серьезным  образом был вовлечен в написание этих спорных текстов. Это не означает, что он действительно приложил перо к написанию каждой части каждой рукописи, но что его влияние весьма очевидно. Я выбрал эту промежуточную позицию по двум причинам. Во-первых, несмотря на множество исследований, этот вопрос не получил четкого ответа, и мне нечего добавить к этим спорам. Во-вторых, как принято выражаться, этому вопросу по весьма принципиальным соображениям видимо и следовало бы оставаться нерешенным. По мнению Бахтина, само понятие единственного, изолированного авторства есть фикция. Важным аспектом его принципа диалогизма было представление, что у любого текста, письменного или устного, обязательно много авторов.

Единственное, почему выбор промежуточной позиции  может быть некоторыми сочтен совершенно неудовлетворительным, это заимствования этих различных авторов у Маркса. Как я утверждал выше и в другой работе (Wertsch, 1985с), некоторые идеи в работах Выготского явно основаны на марксистских работах. Связь с последними очевидна, например, и в работе "Марксизм и философия языка" (Волошинов, 1995). Однако, в конечном счете, как мне кажется, ни в работах Выготского, ни в работах Волошинова нет ничего определенно марксистского. Биографии обоих авторов предполагают, что марксистские идеи играли важную роль в становлении их идей, но нельзя сказать, что их решающие выводы обязательно связаны с марксизмом или только с ним.

Роль  высказываний

В отличие  от многих изучающих язык, особенно современных лингвистов, занимающихся в первую очередь лингвистической  формой и значением, абстрагированными от реальных условий их использования, Бахтин направлял свои усилия на анализ высказывания — "настоящей единицы речевого общения". Ориентация Бахтина на изучение высказывания поразительно соответствует ориентации на опосредованное действие, описанной в Главе 1, поскольку она означает ориентацию на ситуативное действие, а не на объекты, выводимые путем абстрактного анализа. В этой связи Бахтин писал:

"Ведь  речь может существовать в  действительности только в форме конкретных высказываний отдельных говорящих людей, субъектов речи. Речь всегда отлита в форму высказывания, принадлежащего определенному речевому субъекту, и вне этой формы существовать не может " (Бахтин, 1986, а 440).

Как отмечали Кларк и Холквист (Clarkand Holquist, 1984), ориентация на высказывание не означает, что Бахтин отвергал представление о наличии в речи постоянства и систематичности. Просто он рассматривал высказывание как место, где постоянство и систематичность вступают в контакт и борются с уникальной ситуативной деятельностью. Именно эта единица анализа дала ему основание спросить: "Может ли необходимость для языка фиксированных значений сосуществовать с не менее настоятельной потребностью его пользователей в значениях, которые могут быть различными в бесконечно разнообразных контекстах, создаваемых потоком повседневной жизни?" (Clarkand Holquist, 1984, с 10).

Таким образом, Бахтин с готовностью принимал необходимость изучения "языка как специфического предмета лингвистики, полученного путем совершенно правомерного и необходимого отвлечения от некоторых сторон конкретной жизни слова" (Бахтин, 1979, с. 210). Но поскольку такой объект сконцентрирован на словах и предложениях (то есть на единицах, абстрагированных от конкретного использования), Бахтин утверждал, что с помощью одной лингвистики нельзя адекватно объяснить высказывания. По его мнению, изучение высказываний требует подхода, выходящего за пределы интересов отдельных существующих дисциплин, подхода, который он называл вне-лингвистическим или транслингвистикой¹.

Под транслингвистикой  Бахтин понимал "не оформившееся еще в определенные отдельные дисциплины изучение тех сторон жизни слова, которые выходят — и совершенно правомерно — за пределы лингвистики" (Бахтин, 1979, с 210). Хотя Бахтин так и не объяснил подробно, какие вопросы она должна охватывать, его замечания указывают на ее пересечение с тем, что сегодня называют "прагматикой" или "дискурсией" (Sherzer, 1987).  Но, используя такие со-

¹ На самом деле Бахтин использовал термин "металингвистика". Но так как с этим термином в современных исследованиях языка связывается слишком много значений, и поскольку, как отмечают Clark and Holquist (1984), термин "мета-" стал уж очень банальным в западной науке, я последую их примеру и буду использовать термин "внелингвистический".— Прим.Автора.

временные термины, определить ее было бы нелегко, поскольку Бахтин основывал транслингвистику на категориях голоса и диалогизма.

Голос

В представлениях Бахтина понятие высказывания изначально связано с понятием голоса, или "говорящей личности, говорящего сознания" (Holquist and Emerson, 1981, с 434). Это так прежде всего потому, что высказывание может существовать только когда его произносят голосом: "Высказывание, устное или письменное, всегда выражается с некоторой точки зрения [голос], что для Бахтина есть процесс, а не состояние. Высказывание — это деятельность, которая вносит различия в ценности. На элементарном уровне, например, одни и те же слова могут означать разные вещи в зависимости от интонации, с которой они произносятся в том или ином контексте: интонация — это звук, создающий ценность" (Clark and Holquist, 1984, с 10).

Как я отмечал  в Главе 1,для Бахтина понятие  голоса не может быть сведено к звуко-речевым сигналам. Хотя он часто интересовался конкретными качествами голоса, его объяснение говорящего сознания является более общим. Оно применимо к письменному и устному общению и касается более широких вопросов, связанных с позицией говорящего субъекта, его понятийным горизонтом, намерениями и взглядами на мир.

В своем анализе  Бахтин подчеркивал, что голоса всегда существуют в социальной среде; голос не может существовать совершенно отдельно от других голосов. Например, кроме голоса произносящего высказывание, очень важна также точка зрения или говорящее сознание, к которым это высказывание обращено. Интерес Бахтина к процессам взаимодействия одного голоса с другим дает еще одну точку соприкосновения с деятельностной ориентацией, описанной в Главе 1. Из трактовки значения Бахтиным явствует, что он рассматривал его как активный процесс, а не как статичную сущность. Он неоднократно подчеркивал, что значение может возникать только при вступлении в контакт двух и более голосов, т.е. когда голос слушающего отвечает голосу говорящего. Настаивая на необходимости принимать в расчет оба голоса, он указывал на то, что "...обращенность, адресованность высказывания есть его конституциональная особенность, без которой нет и не может быть высказывания" (Бахтин, 1986, с 471).