Создание большого объема текста на основе цепи Маркова

        self.start = Button(frame, text=u"Старт", width=13, command=self.startGen)

        self.start.grid(row=0, column=0)

        self.stop = Button(frame, text=u"Стоп", width=13, command=self.stopGen, state=DISABLED)

        self.stop.grid(row=0, column=1)

       

        for i in range(0,3):

            self.mainWindow.columnconfigure(i, pad=5)

        for i in range(0, 6):

             self.mainWindow.rowconfigure(i, pad=5)

       

        self.mainWindow.mainloop()

   

    def setWidgetState(self, state):

        if state == DISABLED:

            one, tow = DISABLED, NORMAL

        else:

            one, tow = NORMAL, DISABLED

       

        self.inputButton['state'] = one

        self.inputEntry['state'] = one

        self.outputButton['state'] = one

        self.outputEntry['state'] = one

        self.stemButton['state'] = one

        self.start['state'] = one

        self.stop['state'] = tow

   

    def startGen(self):

        if self.input.get() == "":

            tkMessageBox.showerror(u'Файл не выбран', u'Пожалуйста, выберите исходный файл!', parent=self.mainWindow)

            return

        elif not os.path.exists(self.input.get()):

            tkMessageBox.showerror(u'Ошибка', u'Выбранный исходный файл не существует!', parent=self.mainWindow)

            return

        if self.output.get() == "":

            tkMessageBox.showerror(u'Файл не выбран', u'Пожалуйста, выберите выходной файл!', parent=self.mainWindow)

            return

        if self.words.get() <= 0:

            tkMessageBox.showerror(u'Неверный подсчет слов', u'Количество слов должно быть больше нуля!', parent=self.mainWindow)

            return

       

        self.setWidgetState(DISABLED)

        try:

            if self.oldInput != self.input.get() or self.stem.get() != self.oldStem or tkMessageBox.askyesno(u'Перезагрузить файл?', '', parent=self.mainWindow):

                fp = codecs.open(self.input.get(), 'r', self.charset.get())

                self.Markov.load(unicode(fp.read()))

                fp.close()

           

            self.oldInput = self.input.get()

            self.oldStem = self.stem.get()

           

            self.Markov.useStemmer = self.stem.get()

            self.Markov.pair = self.pair.get()

           

            text = self.Markov.generate(self.words.get())

           

            fp = codecs.open(self.output.get(), 'w', self.charset.get())

            fp.write(text)

            fp.close()

        except UnicodeDecodeError:

            tkMessageBox.showerror(u'Ошибка кодировки', u'Кажется, вы указали неправильный кодировку входного файла.', parent=self.mainWindow)

       

        self.setWidgetState(NORMAL)

   

    def stopGen(self):

        self.setWidgetState(NORMAL)

   

    def setInFile(self):

        self.input.set(tkFileDialog.askopenfilename(parent=self.mainWindow, title=u'Выберите исходный файл'))

   

    def setOutFile(self):

        self.output.set(tkFileDialog.asksaveasfilename(defaultextension='.txt', parent=self.mainWindow, title=u'Выберите выходной файл'))

GUI()

 

 

 

 

 

 

 

Приложение Б

(Обязательное)

Входной текст

 

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива  по-своему. Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.

На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский – Стива, как его звали в свете, – в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване… Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.

«Да, да, как  это было? – думал он, вспоминая  сон. – Да, как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, – и столы пели: –  Il mio tesoro, и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», – вспоминал он.

Глаза Степана  Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. «Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще там было отличного, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь». И, заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб.

 

«Ах, ах, ах! Ааа!..» – замычал он, вспоминая все, что было. И его воображению представились опять все подробности ссоры с женою, вся безвыходность его положения и мучительнее всего собственная вина его.

«Да! она  не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной  всему я, виной я, а не виноват. В этом-то вся драма, – думал  он. – Ах, ах, ах!» – приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из этой ссоры.

Неприятнее  всего была та первая минута, когда  он, вернувшись из театра, веселый и  довольный, с огромною грушей для  жены в руке, не нашел жены в гостиной; к удивлению, не нашел ее и в  кабинете и, наконец, увидал ее в спальне  с несчастною, открывшею все, запиской в руке.

Она, эта  вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с запиской в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.

– Что это? это? – спрашивала она, указывая на записку.

И при этом воспоминании, как это часто бывает, мучала Степана Аркадьича не столько самое событие, сколько то, как он ответил на эти слова жены.

С ним случилось  в эту минуту то, что случается  с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком  постыдном. Он не сумел приготовить  свое лицо к тому положению, в которое  он становился перед женой после  открытия его вины. Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным – все было бы лучше  того, что он сделал! – его лицо совершенно невольно («рефлексы головного  мозга», – подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой.

Эту глупую улыбку он не мог простить себе. Увидав эту улыбку, Долли вздрогнула, как  от физической боли, разразилась, со свойственною ей горячностью, потоком жестоких слов и выбежала из комнаты. С тех пор  она не хотела видеть мужа.

«Всему виной  эта глупая улыбка», – думал Степан Аркадьич.

«Но что же делать? что делать?» – с отчаянием  говорил он себе и не находил ответа.

 

 

 

 

 

Приложение В

(Обязательное)

Сгенерированный текст

Она, вспоминая  самые супругами, и столы пели: – подумал Степан Аркадьича Облонский – думал Степан Аркадьич Облонский – спрашивала она, не в Америке. И, объявила мужу, что это. Все запиской в их доме француженкою-гувернанткой, и по старой, девятилетней привычке, не нашел ее горячностью, потоком жестоких слов и домочадцы чувствовали, что это. – с экономкой и не в Америке. И не в золотистый сафьян туфли и не щекой; но вдруг улыбнулось привычною, доброю и столы пели: – в кабинете; на диван отыскал ими шитые женой а что-то американское. это. это. На друга, каждая несчастливая семья несчастлива семья похожи друг каждая постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, задумался, улыбаясь. Алабин давал обед в кабинете; на пружинах дивана, как он вспоминая все, что же женщины», – думал он, эта продолжалось уже третий день и тут он спит не простит и домочадцы чувствовали, и гнева смотрела на сафьянном диване… Он не в связи с огромною грушей для себя и столы да, Алабин давал обед в восемь часов утра, проснулся не в доме француженкою-гувернанткой, и не находил ответа. » – Il mio tesoro, а в гостиной; к тому месту, повар ушел еще там было очень хорошо. Много еще там было та первая минута, то, что виной всему дому, француженкою-гувернанткой, и гнева смотрела на эти глупую улыбка», – с тех пор она неожиданно уличены в руке, не вставая, потянулся рукой и довольный, с отчаянием и они не сумел приготовить свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, и в эту вечно озабоченная, и прижался к удивлению, не может простить. С запиской приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со свойственною ей в гостиной; к ней было бы лучше того, чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным – Что делать. Он не мог простить себе. – подумал Степан Аркадьич, который он не выходила из театра, веселый заблестели, и тут он не вставая, потянулся рукой к ней может простить. С женою, после открытия его звали в прошлом году), обделанные в свете, – и они сморщил лоб. На записку. она же делать. что делать. Жена а что-то американское. Она, эта часто бывает, мучала Степана Аркадьич Облонский – Стива, как он эта ссоры. – Что делать. – с отчаянием и в эту ссоры. она вернувшись из своих кабинете, на каждом несчастливая по-своему. Дети бегали по старой, девятилетней привычке, не было очень хорошо. И по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к удивлению, не находил ответа. «Всему виной эта глупую улыбка», – с выражением ужаса, отчаяния и наконец, увидал ее в этом-то вся драма, – подумал Степан Аркадьич, Облонский – вспоминал он. » – думал он. Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить расчета. На сафьянном диване… Он неожиданно уличены в которое любил физиологию), совершенно невольно («рефлексы головного мозга», – и не нашел ее горячностью, потоком жестоких слов и при этом воспоминании, как это часто бывает, мучала Степана Аркадьича Облонский – приговаривал он с ним случилось в эту глупую улыбкой. На стеклянных столах, пели: – спрашивала она, спит не выразишь». »