Формирование политики сплошной коллективизации

50-е годы в истории колхозов остались как годы административных реформ и кампаний: «Догнать и перегнать Америку», «кукурузная лихорадка», «молочные рекорды» и т.д. Желание добиться максимально быстро и без особых затрат впечатляющих результатов, породило совершенно авантюристические проекты, непродуманные реформы, которые и привели к серьезному экономическому и социальному кризису в начале 60-х годов. Это сопровождалось давлением на местных партработников, которые в свою очередь давили на председателей колхозов, а те – на рядовых колхозников. Практическим выражением этого стала кампания против приусадебных участков как частнособственнических пережитков.

Снова, как и  вначале коллективизации выдвигались заведомо невыполнимые проекты, давались нереальные обещания.

Сельское хозяйство  продолжало оставаться наиболее слаборазвитой отраслью советской экономики. (А Россия продолжала оставаться, в сущности, аграрной страной). При Брежневе начались масштабные инвестиции в сельское хозяйство, но было поздно. В противовес тем временам, когда сельское хозяйство эксплуатировалось в интересах промышленности, в 70-е гг. оно стало тяжким бременем для всей экономики.

В марте 1965 г. контроль над колхозами был ослаблен. До них теперь доводился только рассчитанный на 5 лет план продажи продукции по стабильным ценам. Кроме того, были подняты цены на сельхозпродукцию, впрочем, недостаточно, чтобы обеспечить самофинансирование колхозов, так как цены на сельскохозяйственные машины и удобрения росли быстрее и не покрывались субсидиями. К этому времени колхозы уже привычно воспринимались как субъекты, нуждающиеся не только в постоянном руководстве, но и в постоянных финансовых вливаниях. О случаях самоокупаемости, а тем более, прибыльности, колхозов говорилось с гордостью, как о чем-то выдающемся. Но такие «феномены», как правило, объяснялись тем же, что и знаменитые рекорды 30-х годов: приоритетной поддержкой того же государства. О том, что колхозы изначально должны быть самостоятельными хозяйствующими субъектами, работающими прибыльно, вспоминали все реже. Если какой-то колхоз получал больший урожай и большую прибыль, то поскольку ею все равно так или иначе распоряжалось государство, то в виде субсидий эта прибыль фактически раздавалась менее успевающим хозяйствам.

Общее собрание колхозников окончательно превратилось в чисто номинальный орган. Колхоз управлялся почти так же как любое предприятие. Председатель колхоза и секретарь парторганизации проводили в жизнь решения, принятые райкомом партии, который решал все вопросы колхозной жизни, включая вопросы о том, что, где, когда и сколько сеять.

Колхозу спускался  сверху план выработки, уже не такой  смелый, как в первые годы колхозного движения. В ответ колхозники «брали» социалистические обязательства, превышающие плановое задание, которое с этой целью зачастую корректировалось, как и в 30-е годы, но теперь в сторону уменьшения.

Но даже такие планы колхозу не всегда было под силу выполнить. Тогда приходилось закрывать глаза на то, что колхоз сдавал в счет плана закупленную в государственных магазинах продукцию, расплачиваясь средствами, предназначенными для развития сельхозпроизводства. Деньги в виде дотаций и субсидий у колхоза обычно находились, а вот урожая добиться было сложнее. Формально такой способ «выполнения» плана был наказуем, и иногда, чтобы показать «недреманное око» председателей колхоза снимали с должностей, иногда привлекали к юридической ответственности. Но, тем не менее, практика закупок у государства того, что уже было сдано в счет плана, для выполнения следующего плана, была постоянной.

Как уже отмечалось, при Брежневе начались крупные капиталовложения в сельскохозяйственный сектор, но результаты их были более, чем скромными. Вместе с утратой кооперативных черт и приобретением черт госпредприятия (причем, не лучших) колхозы утратили понимание себя как собственников, хозяев земли, поскольку были ими чисто формально. Крестьянина в истинном смысле этого слова уже не существовало, был наемный работник, производящий сельхозпродукцию в трудных и некомфортных условиях, плохооплачиваемый и потому не особо стремящийся повышать производительность труда.

Несмотря на то, что к этому времени была прекращена юридическая дискриминация колхозников, которые не имели права на пенсию, социальное страхование и даже на гражданский паспорт, эта мера тоже запоздала. Как только появлялась возможность, колхозник стремился покинуть деревню, и отмена ограничений повлекла настолько массовый исход крестьян, что для многих областей на северо-востоке России и в некоторых других регионах это имело просто катастрофические последствия.

Уступки «частнику» - личным подсобным хозяйствам крестьян – были начаты постепенно и неохотно. Понемногу становилось ясно, что только частный сектор еще может как-то поддержать экономику сельского хозяйства, несмотря на многочисленные ограничения и негативное отношение, как властей, так и многих граждан, привыкших за десятилетия Советской власти видеть в частнике чуждый элемент.

Смягчение государственной политики по отношению к частному сектору выразилось в разрешении колхозникам увеличить поголовье домашнего скота, брать кредиты для обустройства и т.п. Но на местах этому продолжали чинить препятствия, рассчитывая принудить колхозников больше внимания уделять работе в колхозе. Этому способствовала и психология рядовых людей, сложившаяся за долгие годы пропаганды неприязни к самому понятию предпринимательства, частной инициативы.

Эти умонастроения  отчасти объясняют трудности, с которыми столкнулось правительство, пытаясь расширить сферу частной инициативы в годы перестройки. В 1988г. официально признанная формулировка предлагала «арендный договор», согласно которому одна или несколько семей берут землю в аренду на длительный срок (до 50 лет) и полностью распоряжаются продукцией. В том же году было принято новое положение о колхозах, в котором оговаривалось, что площадь индивидуального участка и поголовье скота в личном хозяйстве будут устанавливаться коллективом колхоза «в зависимости от участия его членов в общем труде». Эти меры дали чисто символические результаты.

Колхозы так и не получили полно самостоятельности, на которую могли бы рассчитывать с момента их основания, являясь кооперативными организациями. Они остались под опекой властей, планирующих и определяющих все, что можно. Арендное движение не получило широкого распространения, главным образом потому, что права арендаторов были «бумажными». Если по закону срок аренды мог составлять до 50 лет, на деле давались в лучшем случае 10. К тому же власти имели право в одностороннем порядке расторгнуть договор. Естественно, при таких условиях мало кто рисковал вкладывать деньги и силы в самостоятельное землепользование.

Но история  колхозов на наш взгляд на этом не заканчивается. Эта форма организации не исчерпала себя, поскольку с самого начала была искажена, но кооперация в сельском хозяйстве, не зависящая от идеологических критериев еще может стать реальностью.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Постперестроечная ситуация во многом напоминала послереволюционную, только в зеркальной проекции. Под знаменем пролетарской революции мы отказались от всего, что было в старом мире. Под знаменем перестройки поспешили отказаться от всего, что появилось после революции.

Идея фермерства, завладевшая умами реформаторов сельского хозяйства, имеет свои достоинства и недостатки. Она оправдала себя за рубежом, где такая форма хозяйствования сложилась исторически, без особых революционных потрясений или, по крайней мере, достаточно давно.

Но в России ситуация иная. До революции землевладение было отчасти помещичьим, отчасти общинным. Хуторские хозяйства, которые можно считать аналогией фермерских, были не так уж многочисленны и в основном существовали на Украине, в Прибалтике, в местностях населенных казаками. Относительно самостоятельно хозяйствовали сибирские крестьяне, но Сибирь требует отдельного исследования на эту тему.

Идея колхозов не была бы так враждебно воспринята населением, и не оказалась бы столь провальной, если бы не политические просчеты. Идеологическая зацикленность и стремление все возникающие проблемы разрешать насильственным путем не могли дать иного результата в такой специфической отрасли экономики как сельское хозяйство.

Российским  крестьянам в большинстве было не привыкать к совместному хозяйствованию, поскольку им был известен институт общины. Но община не вмешивалась так рьяно в личную жизнь и занималась производством, а не перераспределением продукции. Если бы государство не присвоило себе роль распределителя еще до того, как стало производителем, возможно, многих негативных явлений удалось бы избежать.

В настоящее время у крестьян вроде бы есть выбор: в какой форме хозяйствовать на земле. Но если раньше мешали идеологические препятствия, то сегодня им на смену пришли экономические.

Посевные кампании и жатва по-прежнему иногда служат подходящим фоном для политиков перед выборами. Условия закупок невыгодны для крестьян и нет никакой уверенности, что они выгодны для государства, которое так и не научилось пользоваться своими богатствами ни в какой из своих общественно-политических формаций за прошедшее столетие.

До сих пор  почти ни одна из начатых в 90-х годах реформ не дала заметно положительных результатов, трудности в сельском хозяйстве стали для нас традиционными. Даже хороший урожай - скорее проблема, чем повод для радости: нечем убирать, негде хранить, не на что купить… Политическая ситуация тоже не отличается особой стабильностью. Но при этом у нас есть замечательная возможность учиться на ошибках прошлого, чтобы не повторять их.

 

Список использованной литературы

 

1. Н. Верт, История советского государства 1900-91 гг., М., 1992г.
2. История СССР, под ред. П. И. Кабанова, М., 1984г.
3. Г.А. Князев, А.В. Кольцов, Краткий очерк истории СССР, М., 1964г.
4. Краткий политический словарь, М., 1983г.
5. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК, ч. 3, М., 1954 г.
6. П.И. Лященко, История народного хозяйства СССР, М., 1956г.
7. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР, Казань, 1992 г.
8. С.П. Трапезников, Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос, М., 1974г.
9. И.В. Тушканов, Землевладение и землепользование крестьян Камышинского и Царицынского уездов в пореформенное время, Волгоград, 1994г.
10. Хрестоматия по истории СССР, М., 1970г.

1 См. Н. Верт, История советского  государства 1900 -1991гг., М., 1992г., с. 186.

² См. История СССР, под ред. П.И. Кабанова, М., 1984 г., с. 39.

³ Н. Верт, История советского государства 1900-1991гг, М., 1992г., с. 187.

⁴ Г.А. Князев, А.В. Кольцов, Краткий очерк истории СССР, М., 1964г., с. 42.

⁵ Цит. по КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов, ч.3, М., 1954 г., с. 153.

⁶ См. Н. Верт, История советского государства, М., 1992 г. с. 190.

⁷ См. История СССР, под ред. П.И. Кабанова, М., 1984г., с. 42.

⁸ См. там же, с. 43.

⁹ См. Н.Верт, История советского государства 1900-91гг, М., 1992 г., с. 193.

¹⁰ См. И.В. Тушканов, Землевладение и землепользование крестьян Камышинского и Царицынского уездов в пореформенное время., Волгоград, 1994г., с. 78.