Суверенитет и формы его правления

Реально и потенциально к  тотальному суверенитету в большей  степени тяготеют следующие регионы:

• с ведущей ролью национального фактора (например, Татарстан, Башкортостан, Тува, Дагестан);
• с ведущей ролью внешнеэкономического фактора (например, Калининградская, Амурская и Сахалинская области, Приморский и Хабаровский края),
• с ведущей ролью ресурсного фактора (например, Коми, Саха (Якутия), Ямало-Ненецкий, Ханты-Мансийский и Таймырский (Долгано-Ненецкий) автономные округа).

Разумеется, по степени обособления  от Центра регионы отличаются друг от друга. Сильнее всего это ощущается  в Татарстане, Башкортостане и  Саха (Якутии). С правовой точки зрения эти республики уже фактически независимы: их конституции и законы противоречат Конституции и законам РФ. Их особые статусы, закрепленные в договорах  о разграничении полномочий, дают им огромные льготы. Например, Саха (Якутия), добывающая 98% российских алмазов, получила монопольное право на их добычу и продажу. В Татарстане и Башкортостане из-под юрисдикции Центра выведены такие рентабельные отрасли, как нефтедобыча, нефтепереработка, энергетика. Республики начинают формировать свой золотой запас, задумываются о собственной валюте. В договоре Российской Федерации и Республики Татарстан «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Татарстан» от 15 февраля 1994 г. есть даже положение о Национальном банке Татарстана. Так правовой сепаратизм создает базу, как мы видим, для сепаратизма экономического.

Иные мотивы к обособлению  действуют в республиках Северного  Кавказа, которые на 80-90% живут за счет дотаций. Здесь главную роль играет исторический образ России как  метрополии, не раз прибегавшей к  силе (Кавказская война 1817-1864 годов, депортации 1943-1944 годов, война в Чечне в 1994-1996 годах).

Российский и мировой  опыт показывает, что к сецессии могут тяготеть как бедные регионы, населенные национальными меньшинствами, которые считают, что их дискриминируют, так и регионы богатые, стремящиеся  отделиться от бедных соседей (европейские  примеры - Фландрия, Северная Италия, Каталония).

Госсовет Удмуртии, например, принял закон, который в нарушение  республиканской конституции ликвидировал местное самоуправление на уровне районов  и городов, заменив его назначаемыми администрациями. Примечательно, что  руководство Удмуртии поддержали традиционные законоборцы и получатели привилегий: Татарстан, Башкортостан, Бурятия и еще 15 республик. Это симптом того, что противники федерального законодательства переходят к согласованию своих действий. Лишь вмешательство российского президента и Конституционного суда заставило Госсовет Удмуртии отменить свое решение. Дело не ограничивается одной Удмуртией. В последнее время федеральная власть вообще ориентируется на создание системы сдержек и противовесов своеволию губернаторов при опоре на органы местного самоуправления.

Вторая разновидность "внутреннего" сепаратизма наблюдается среди  субъектов Федерации, входящих в "матрешечные" регионы; они стремятся отделиться от региональной "метрополии" и достичь "малой" независимости в составе России. Зачастую это стремление приводит к острым конфликтам. Такова, например, ситуация в Тюменской области, где богатые нефтью и газом Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа рассчитывают путем отделения резко увеличить налоговые поступления в собственный бюджет. Область же, которая без этих округов сразу обеднеет, упорно сопротивляется. Сходное положение - в Красноярском крае, из которого хочет выйти богатый драгоценными металлами Таймырский (Долгано-Ненецкий) автономный округ.

К проявлениям "внутреннего" сепаратизма можно отнести и  события в Кабардино-Балкарии (ноябрь 1996 года), где Съезд балкарского  народа провозгласил создание Балкарской Республики, подчеркнув, что не в  пример Чечне она не намерена выходить из состава России. Перед нами - пример того, что в наэлектризованной  российской обстановке сепаратистский взрыв может произойти даже в, казалось бы, спокойном месте: ведь кабардинцы и балкарцы прежде не конфликтовали  друг с другом; более того, именно в Нальчике периодически проходили  конференции по разрешению чеченско-российского кризиса и установлению мира на Северном Кавказе.

Ряд субъектов Федерации  провозгласивших в 1993 году свой суверенитет  в надежде на скорейшее процветание, это решение уже пересмотрели. Первой "наелась" суверенитетом  Калмыкия, которая в принятом в 1994 году Степном Уложении (Основном законе республики) отказалась от государственного суверенитета. Затем решения о  выходе из краев (областей) отозвали некоторые  автономные округа, получившие по конституции  равные права с другими субъектами Российской Федерации. Так поступили, к примеру, экономически слаборазвитые  Коми-Пермяцкий и Усть-Ордынский Бурятский автономные округа, входящие соответственно в Пермскую и Иркутскую области. Там остро ощутили, как много потеряли после выхода из своих областей, после чего изъявили желание вернуться под "родительскую кровлю". Однако области-доноры теперь не высказывают заинтересованности в их возвращении. Тем более что округа хотят воссоединиться экономически и финансово, а политический суверенитет сохранить.

Чтобы реализовать сценарий "нового федерализма", который  избавил бы Россию от сепаратизма, придется решить множество сложнейших проблем. Это и успех реформ, и преодоление  идейной нетерпимости (в частности, страха федеральной власти перед  сепаратизмом и недоверия регионов к "имперскому" Центру), и пересмотр  традиционных принципов государственного строительства "сверху", дополнение их "самоорганизацией" населения, и утверждение новых духовных ориентиров. России необходимо вернуть  временно утраченное представление  о себе самой, восстановить единую общенациональную перспективу и согласие по поводу основополагающих ценностей и принципов  жизнеустройства. Со всей остротой встанет  и проблема определения своей  новой роли Центром, который в  России никогда не был исключительно  географическим понятием, а задавал  общие параметры и цели развития. В последнее время всё отчётливее звучат предложения по созданию «мягкой» конфедерации, но это скорее вопрос ближайших десятилетий.

Как бы то ни было, Россия в  очередной раз стоит перед  историческим выбором, от которого зависит  будущее не только нашей страны, но и всего мира.

3.1 Национальный  вопрос и проблема равенства

Национальные движения и  национальные идеологии в современной  России отчётливо подразделяются 2 основных вида: первые апеллируют к интересам угнетённой нации или подавляемой этнической группы; вторые защищают право на господство или доминирующее положение (имперские или великодержавные идеологии). Те и другие объединяются термином «национализм».

Национализм первого вида, так или иначе, ставит вопрос о равенстве по отношению к другой – доминирующей или господствующей – нации. В этом и заключается близость таких движений к демократической идеологии, которая выдвигает на первый план идею борьбы против национального угнетения и национальной несправедливости. Лозунг демократии, взятый в абстрактном выражении, предполагает сочувствие каждому, кто заявляет о несправедливости: уже само по себе такое заявление рассматривается как достаточное. Действительно, что есть равенство и справедливость в отношениях между нациями не только в России, но и в мире? В чём состоят отношения угнетения и зависимости?

В России мы сталкиваемся с  проблемой, которая оказывается  одной из наиболее чувствительных: чуть ли не каждый субъект федерации выдвигает требование государственности или, по меньшей мере, самоуправлением. Такая ситуация стала возможна с принятием в 1993 году Конституции РФ, где ст. 5 прямо республики названы государствами. Но повсеместное удовлетворение этого требования ведёт к реализации известного националистического принципа: одна нация – одно государство. Кроме того,  идея равенства между нациями, даже не доведённая до своей абсурдной формы, вряд ли может быть охарактеризована иначе, как утопическая. Историческая и политическая реальность свидетельствует о глубоком своеобразии национально-этнических типов, об их уникальности и, следовательно, об их неравенстве между собой. Очевидно, что вопрос о равенстве наций и суверенитете субъектов Российской Федерации (который активно муссируется различными новыми губернаторами и президентами республик Северного Кавказа, Татарстана, Башкирии и т.д.) должен получить цивилизованное решение несколько в иной плоскости: необходимо рассматривать представителей разных национальностей в качестве лиц, обладающих равными правами в юридическом плане, дабы граждане нашего государства не дискриминировались по национально-этническим признакам.

 В принятии этой  нормы и проведении её в  жизнь состоит одна из наиболее  существенных характеристик демократического  общества. Обычно с данной точки  зрения в виде некого образца  рассматриваются Соединенные Штаты.  Но для того, чтобы не впасть  в иллюзии по этому поводу, необходимо к данному вопросу  подойти исторически. Американская  нация формировалась на основе  иммигрантских потоков беженцев  из всех стран Старого света,  направлявшихся на новый континент  в поисках лучшей жизни. США,  как известно, стали «плавильным  котлом», в котором формировалась  новая нация. Однако и здесь  приоритет гражданских прав над  национально-этническим моментом  стал осуществляться лишь после  того, как в 60-х годах было  принято антисегрегационное законодательство. Да и сейчас пока вряд ли можно утверждать, что идея национального равенства пустила в американской повседневной жизни глубокие корни: межрасовые браки – большая редкость в современной Америке. Вместе с тем. Требования национального равноправия остаются для многих стран в конце ХХ в. своего рода нормой, поскольку на протяжении всей предшествующей истории отношения между нациями складывались на основе господства и подчинения, что для России было более чем характерно.

Кроме того, идея равенства  между нациями, даже не доведенная до абсурдной формы, вряд ли может быть охарактеризована иначе, как утопическая. Историческая и политическая реальность свидетельствуют о глубоком своеобразии  национально-этнических типов, об их уникальности и, следовательно, об их неравенстве  между собой, о невозможности  привести к единому знаменателю. Здесь мы сталкиваемся с другим парадоксом: демократизация нашего общества, породившая «парад суверенитетов» бывших союзных  республик, а теперь уже и субъектов  Российской Федерации, предполагает нивелирование  национальных особенностей: тот, кто  хочет быть суверенным (значит и  современным), не должен постоянно демонстрировать  национальное своеобразие.

Ситуацию в межнациональных  отношениях в мире, сложившуюся в  настоящее время, достаточно чётко  описывает английский политолог  и юрист Э. Смит: «Сказать, что современный мир является «миром наций» означает констатацию реальности, и выражение надежд на будущее. Даже федерации – это всегда федерации национальностей. В то же время, сегодня почти не существует «нации-государства» в полном смысле слова. Дело не только в том, что этнический состав населения большинства государств является «смешанным» в силу того, что большинство государств включают в свой состав значительные этнические меньшинства, а многие из этих меньшинств оказываются разделенными государственными границами. Вообще границы современных государств редко совпадают с территорией моноэтнического распространения. В рамках этих государств живут как этнические группы, так и нации… Картина, которую мы наблюдаем, оказывается путанной и непонятной. В ней очень трудно провести чёткую линию между этнической группой и нацией».

Вопрос об укреплении нынешнего  Российского государства самым  тесным образом связан с пониманием оснований его целостности. Речь идёт о таком понимании этой проблемы, которая обосновывает юрисдикцию государственной  деятельности в пределах данной территории и одновременно – роль данного  государства в качестве субъекта международного права. Царская Россия, равно как СССР, имели такие  основания. Ныне в пылу политической полемики сильно преувеличивается преемственность  этих двух образований. С Петровских времён Россия открыто провозгласила  имперское начало и великодержавное  покровительство «инородцев». Трактовка  России как империи лишена особого  смысла, поскольку империя и «государство-нация» вовсе не противостоят друг другу  в качестве исторических этапов развития. Сторонники такой точки зрения, порождённой  антиимперской демократической  фразеологией, только запутывают проблему, забывая о классических империях нового времени – Великобритании и Франции, которые в рамках своих  метрополий остаются именно государствами-нациями. Россия в этом отношении мало отличалась от иных имперских государств.

3.2 Конституционные  проблемы суверенитета

Чем глубже в современной  России идёт развитие федеративных отношений, тем яснее становится противоречивость и недоработанность ряда конституционных положений, острее выражается потребность в дальнейшем развитии конституционных норм, касающихся Федерации.

Самой серьёзной коллизией  новой Конституции является противоречие между принципом равноправия  субъектов (следовательно, и проживающих в них народов), который закреплён в ст. 5 и разностатусностью республик, с одной стороны, краев и областей – с другой, автономных округов – с третьей. Само сохранение различных наименований субъектов обуславливает их различия. По Конституции РФ республики в отличие от других субъектов Федерации: а) являются государствами (ст. 5); б) имеют конституции, а не уставы (ст. 5); в) вправе устанавливать свои государственные языки (ст. 68).

Кроме того, на практике республики могут иметь своё республиканское  гражданство (что уже противоречит Конституции РФ).

В ст. 66 Конституции РФ закреплено неравноправие краёв и областей и входящих в их состав автономных округов. Получается явное противоречие с принципом равноправия всех субъектов, так как равноправные субъекты не могут входить в состав друг друга – ведь это предполагает некоторую соподчиненность. Данная проблема, по-моему, обостряется в  связи с тем, что п. 1 ст. 67 Конституции  РФ указывает: «территория Российской Федерации включает в себя территории ее субъектов, внутренние воды и территориальное  море, воздушное пространство над  ними». Если мы рассматриваем автономные округа как некие территориальные  образования, входящие в состав других образований – краев и областей, то неясно, как нам считать территорию автономных округов – как территорию самостоятельных субъектов РФ или  как территорию, входящую в состав края или области.

В настоящее время в  связи с неурегулированностью федеративных отношений появились нормативные  акты, статус которых крайне противоречиво  определяется действующей Конституцией. Таковыми являются, упоминавшиеся уже выше, договоры о разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами власти и органами власти субъектов федерации. Так в ст. 11 Конституции написано, что «разграничение предметов ведения и полномочий… осуществляется настоящей Конституцией, Федеративным договором и иными договорами о разграничении предметов ведения и полномочий». А в ст. 76 указывается на то, что «по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов… издаются федеральные законы». В этих договорах зачастую вопреки Конституции содержится перераспределение не только предметов совместного ведения и полномочий, но и ряда предметов и ведения и полномочий Российской Федерации в пользу субъектов РФ (договоры с Татарстаном, Башкирией, Саха (Якутией), Свердловской областью и др.). Более того, в Конституции говорится о разграничении предметов ведения и полномочий между государственными органами власти, а договоры подписывают только представители исполнительной власти, хотя в них идёт речь и о разграничении полномочий в законодательной сфере.