Политическая деятельность Алкивиада

Начало войны обнаружило примерное равновесие сил. И здесь в ход событий вмешался совершенно неожиданный фактор: в Афинах разразилась эпидемия (430-426 гг. до н.э.), в ходе которой погибло огромное число воинов, земледельцев и ремесленников. Эпидемия пошатнула моральный дух и устойчивость политической системы Афин. Дело дошло до того, что Перикл был обвинен во всех бедах, свалившихся на город, отстранен от должности и оштрафован. В 429 г. до н.э. Перикл умер, и Афины остались без единственного политика и стратега, способного действовать по-настоящему здраво и взвешенно. Мания «поиска внутренних врагов», охватившая Афины со времен эпидемии, в дальнейшем усугубилась; от нее пострадал и Сократ.

Копившиеся внутри Афинского союза признаки энтропии стремительно давали о себе знать: уже в 432 г. до н.э. от союза откололся полис Потидея, за ним совершил попытки выхода о. Лесбос (427 г. до н.э.). Афинскому союзу теперь приходилось расщеплять военные силы между подавлением мятежников и войной с пелопоннессцами. Лесбосский мятеж был подавлен с жестокостью и последовательностью, превзошедшей подавление самосского мятежа. Несмотря на то, что Афинскому союзу удалось устоять и даже вновь завоевать Потидеи, внутри всего механизма существования архэ уже произошел надлом.

Надлом произошел и  в жизни самих Афин. Если до начала войны и в первые ее годы афинская политическая элита была относительно монолитной, то теперь она раскололась на два лагеря. Сторонники Клеона выступали за решительные наступательные военные операции, мобилизацию всех сил и средств Афинского союза на ведение войны; сторонники Никия выступали за оборонительную тактику и переход к мирным переговорам со Спартой. Крупные удачи Афин на театре военных действий в 426-424 гг. до н.э. позволили доминировать группировке Клеона. Спарта отступала, теряла стратегически важные позиции, и, наконец, сама направила в Афины послов с предложением заключить мир. Но уже в битве при Дели в 424 г. до н.э. Афины потерпели первое крупное поражение; в этом же году афинский экспедиционный отряд был вынужден покинуть Сицилию по требованию собрания представителей местных городов; еще более постыдное поражение Афинский союз потерпел в районе фракийского побережья Эгейского моря, неожиданно столкнувшись там нос к носу со спартанским войском и потеряв в ходе столкновения г. Амфиополь. Пытаясь разрешить ситуацию, Афины направили к Амфиополю войско во главе с Клеоном; в сражении, так и не определившем окончательную расстановку сил, погибли как афинский, так и спартанский военачальники. В этих условиях позиции политической группировки Никия естественным образом усилились. В 421 г. до н.э. был заключен так называемый Никиев мир, который фактически оказался перемирием, продлившимся до 415 г до н.э.

Восстановив финансовые и военные ресурсы, Афины выступили  инициатором возобновления военных  действий, которые начались с сицилийского похода (415-413 гг. до н.э.). Начавшаяся как грандиозный поход огромной морской армады, сицилийская кампания завершилась бесславным и позорным поражением, переломившим хребет всей военной мощи Афинского союза. После сицилийского поражения, которое можно сравнить по значимости и масштабам с ролью битвы при Ватерлоо в судьбе Наполеона, энтропия как внутри Афинского союза, так и внутри самих Афин стала всепоглощающей. Зашатались не только военно-политические, но и социальные, и демократические, и экономические институты. Только экстренные меры, радикальным образом менявшим характер взаимоотношений внутри Афинского союза, на время сдержали полную катастрофу. Но уже в 411 г. до н.э. в Афинах был совершен государственный переворот, на время уничтоживший демократию (так называемая «тирания Четырехсот»); сторонники демократического устройства, контролировавшие афинский флот, находившийся на Самосе, фактически образовали альтернативное правительство. Восстановить демократический режим удалось, но это уже не могло спасти стремительно идущую ко дну триеру афинского могущества.

Особую роль как в событиях сицилийской кампании, так и в событиях демократической реставрации 411 г. до н.э. в Афинах суждено было сыграть именно Алкивиаду.

Алкивиад – политик и полководец, характеризуя которого Фукидид, Плутарх и Непот в один голос свидетельствуют о том, что не могут определить, кем он был на самом деле, несмотря на то, что и о его биографии, и деяниях, и поступках известно слишком многое.

Алкивиад происходил из знатного, богатого и древнего греческого рода; по отцовской линии он был потомком Аякса, по материнской – потомком Алкмеонидов и приходился двоюродным племянником Периклу. В социальной стратификации Алкивиад занимал положение, присущее высшему высшему классу; Плутарх и Непот единогласно определяют, что у Алкивиада от рождения было все: деньги, красота, ум, принадлежность к политической и социальной элите. Алкивиада воспитывал и обучал сам Сократ. Но, по злой иронии судьбы, воспитаннику Сократа не было суждено стать предвестником славы воспитанника Аристотеля. Пожалуй, Сократу так же «не повезло» с учеником, как и Сенеке с Нероном. Оба, будучи воплощением морально-этического и педагогического эталона своего времени, будучи приверженцами скромного и сдержанного образа жизни, проповедовавшие мудрость, самоограничение и самодисциплину, породили худшие образцы всего, что полностью отвергало вышеперечисленные добродетели. И дело было вовсе не в том, что Сократ или Сенека не могли или не умели воспитать в своих учениках добродетель. Дело было в самой эпохе, условиях жизни и окружении.

Феномен «пресыщенности процветанием», характерный как для Аттики времен Алкивиада, так и для Рима времен Нерона, породил людей, имеющих все, но стремящихся к большему, опустошенных внутренне, с огнем искания лучшего и большего, сжигающим их изнутри, заставляющим пренебрегать общественными устоями, моралью, эгоистичных и нарцисстичных, ищущих развлечения там, где другие испытывают боль и страдание. Характерно, что пресыщенность процветанием охватывала в первую очередь молодых представителей аристократических, богатых семей, имеющих от рождения доступ ко всем благам; и эти молодые люди составляли особую социальную группу, именующуюся «золотой молодежью». Вместо достижений «золотая молодежь» порождала все самое худшее. Алкивиад оказался захвачен феноменом «золотой молодежи». Правда, в отличие от «золотой молодежи» более поздних времен, Алкивиад прославился не только скандальным поведением и распущенностью. Непот так характеризует феномен Алкивиада: «Все, писавшие о нем, согласны в том, что никто не мог сравниться с ним ни в пороках, ни в добродетелях»⁹.

Алкивиад вполне мог разделить  лавры Александра Македонского, очень  рано приобщившись к политической и  военной деятельности. К моменту начала Пелопоннесской войны Алкивиаду было 19 лет, на момент начала похода на Сиракузы – 35 лет, и за этот период он сделал совершенно головокружительную карьеру. В 26 лет Алкивиаду довелось участвовать в битве при Делии; до этого он участвовал в походе на Потидею и был охарактеризован в обоих случаях как доблестный и мужественный воин; позже Алкивиад неоднократно выбирался главнокомандующим и стратегом. Однако назначение Алкивиада одним из стратегов сицилийской кампании 415 г. до н.э. произошло больше в силу его политического и финансового, нежели военного таланта; полководческие умения Алкивиада в полной мере проявились уже позже.

Фукидид, Плутарх и Непот, как  и прочие биографы и исследователи  деятельности Алкивиада, большую часть  своих исследований посвящают не столько действиям Алкивиада и их последствиям, сколько характеристике его личности и отдельных поступков. Все три источника сходятся во мнении, что Алкивиад был нестандартной, яркой, экстравагантной и эпатажной личностью. Но что стояло за этим внешним эпатажем – простая испорченность и одержимость всеобщим вниманием, или что-то большее? Первым попытался разрешить данный вопрос Плутарх.

Сравнительное жизнеописание  «Алкивиад и Кориолан» Плутарха можно признать уникальным источником, смысл которого гораздо глубже, чем развлекательно-нравоучительное чтение. Плутарх совершенно не случайно поставил Алкивиада и Кориолана в парное сравнение. Составляя свои парные жизнеописания, Плутарх желал не только продемонстрировать общность и преемственность греческой и римских историй, но и извлечь из каждого сравнения или параллели определенный нравственный или политический урок, продемонстрировать пользу или вред добродетелей или пороков. Сам Плутарх, традиционно подводя итоги биографической параллели, указывает на те общие и отличные черты характера и поступков, которые желал отметить у Алкивиада и Кориолана: полководческое искусство, честолюбие, аристократизм¹⁰. Глубинный же смысл параллели Алкивиад-Кориолан в том, чтобы обозначить общность «особых отношений с толпой», которые установились у героев. Плутарх на примере параллели Алкивиад-Кориолан подходит к тезису, который позже повторяется и у Макиавелли в «Государе»: «Подло льстить народу для приобретения себе влияния, но и подло и бесчестно приобретать себе влияние, делаясь грозой для народа, чтобы давить и угнетать его»¹¹. Плутарх на примере Алкивиада и Кориолана демонстрирует, что происходит с политиками, которые становятся рабами собственных страстей, при этом пытаясь навязать эти страсти всем окружающим: «Первого (Алкивиада) сограждане не могли ненавидеть даже тогда, когда им приходилось терпеть от него зло, второго (Кориолана) - были не в состоянии любить, несмотря на свое уважение к нему»¹².

Особое место в исследованиях  Плутарха и Непота занимает вопрос оценки перехода Алкивиада на сторону спартанцев, а затем и измена спартанцам. Плутарх и Непот не считают данные поступки изменой, предательством или подлостью со стороны Алкивиада. Плутарх определяет поведение Алкивиада как совершенно оправданную самозащиту: разве мог рассчитывать на снисхождение и справедливое решение суда человек, находившийся в родственных связях с Периклом, так недавно обвиненным во всех бедах Афин? Разве мог иначе поступить человек, подвергшийся заведомо несправедливому и заочному осуждению, заведомо зная, что милостивого приговора ему, как слишком популярному и одиозному политику, не вынесут? Прекрасно зная умонастроения афинской толпы, ее податливость и пластичность, склонность к насильственному решению проблем, Алкивиад предпочел бегство, но бегство такое, которое заставило бы афинян пожалеть о намерении преследовать и обвинять Алкивиада, своеобразное бегство-месть. Но поступок Алкивиада Плутарх оценивает более мягко, нежели поведение Кориолана во время осады Рима вольсками: «Сурово отвергнуть мольбы от имени целого народа, и затем снять осаду в угоду матери было не честью для матери, а позором для отечества, которое было спасено из чувства сострадания к одной женщине и из уважения к ее просьбам, как будто оно не заслуживало пощады само по себе. Милость эта может возбуждать к себе только ненависть, предстает поистине немилостивой, и в ней не было милосердия ни к одной из сторон»¹³. Непот вообще не считает бегство Алкивиада в Спарту предательством, ссылаясь на слова Алкивиада, что, дескать, он воюет не против отечества, а «против своих врагов, которые одновременно были и врагами Спарты»¹⁴. Все поступки Алкивиада Непот неоднократно объясняет проявлением любви к родине, патриотизмом, демонстрируя, что Алкивиад возвращался в Афины именно в те моменты, которые были для полиса временем крайней нужды и опасности, и даже демонстрируя дружбу персидскому царю, пытался использовать это свое положение на благо родного города.

Фукидид, в свою очередь, приводя речи Алкивиада, произнесенные  им перед спартанцами, цитирует оговорку: «Я бежал оттуда (из Афин) от низости людей, изгнавших меня, но не для того, чтобы оказывать вам помощь…Истинный патриот – не тот, кто не идет против своего отечества и тогда, когда несправедливо лишится его, а тот, кто из жажды иметь отечество приложит все старания добыть его снова»¹⁵. Столь своеобразное понимание патриотизма Алкивиада и Фукидидом, и Плутархом, и Непотом, свидетельствует отнюдь не о том, что в античном мире бытовали иные нормы высших моральных категорий и добродетелей, а о подсознательном стремлении всех указанных авторов оправдать Алкивиада. Все указанные авторы не скрывают своей симпатии и восхищения фигурой Алкивиада; справедливо указывая на порочные и эпатажные стороны его натуры, авторы подчеркивают, что Алкивиад как при жизни, так и после смерти обладал харизматическим очарованием. Странное сочетание несомненных талантов, способностей и задатков с жизнью порочного и непостоянного человека делали Алкивиада демонстрацией того, как в свое время в Афинах чуть не появился собственный Александр Македонский. Вероятно, сожаление о том, что огромный потенциал алкивиадовой личности, стратегической дальновидности и политической комбинаторики так и не смогли реализоваться в необходимом для Аттики и Греции в целом направлении, и сформировало у Фукидида, Плутарха и Непота безусловную симпатию к герою своих исследований.

2.1. Цели политической деятельности Алкивиада

В своей работе «Аристократия  и демос» И.Е. Суриков характеризует  Алкивиада термином «блистательный анахронизм»: «Алкивиад был последним (и даже анахронистическим) аристократическим лидером… В кардинально изменившейся обстановке, в условиях демократического полиса он пытался «играть по старым правилам», использовать традиционные механизмы влияния, характерные для афинской знати архаической эпохи, VII—VI вв. до н.э. Так, он стремился добиться власти посредством богатства и его демонстративных трат, через межродовые матримониальные связи, путем громадного увеличения своего престижа (этому служило многое — неоднократно исполнявшиеся им литургии, чрезвычайно активное участие в панэллинских играх, да и весь стиль жизни Алкивиада, пышный до экстравагантности)»¹⁶. Но настолько ли анахронистичным был Алкивиад и настолько ли прямыми были мотивы и цели его поступков? Чего на самом деле желал добиться человек, у которого от рождения было абсолютно все? Какие истинные цели он преследовал, находясь на службе у Спарты и Персии? Попытаемся ответить на эти вопросы.

 Демократический политический режим в Афинах ко времени начала активной политической деятельности Алкивиада уже имел более чем столетнюю историю, но продолжал эволюционировать; свою лепту в эту эволюцию внес Перикл. И Перикл, и Алкивиад принадлежали к роду Алкмеонидов, из которого так же происходил и положивший начало демократическому устройству Клисфен. Таким образом, Алкивиад «родился в пурпуре», будучи обреченным на обладание властью. Именно принадлежность Алкивиада к роду, обладавшему полнотой высшей власти не в одном поколении, способствовало различному пониманию его политики. Одни считали, что Алкивиад стремится абсолютизировать власть Алкмеонидов, превратив ее в наследственное венценосное право; другие считали, что Алкивиад станет преемником Перикла; третьи – что Алкивиад сознательно противопоставляет себя Периклу и дискредитирует его с целью узурпации власти и осуществления государственного переворота. Наиболее распространенными обвинениями в адрес Алкивиада были обвинения в тиранических или олигархических целях.

В самом деле, по своему социальному и экономическому статусу  Алкивиад просто не мог не тяготеть к олигархическому политическому  режиму; ведь именно такой уклад  жизни поощрял распределение власти среди родовой аристократии, облеченной богатством и правами, имеющей элитное образование, способной обдуманно и взвешенно принимать решения. Кроме того, олигархические намерения Алкивиада доказываются и его постоянной дружбой с Сократом, который, в свою очередь, был сторонником «власти избранных», идея которой затем была развита Платоном.