Политический либерализм Б. Констана

Единственная ничем не ограниченная общая обязанность состоит в  неповиновении несправедливым законам. Ничто, по мнению Констана, не может  служить  оправданием для  человека, который оказывает содействие несправедливому закону. Суверенитет народа не  безграничен; он вписывается  в границы, определенные  справедливостью наравне с правами индивида. Даже воля народа  не в состоянии сделать справедливым то, что таковым не является.

Констан отмечает, что против идеи ограниченного суверенитета часто выдвигаются следующие вопросы: а есть ли возможность для ограничения суверенитета? Возможно ли найти нечто, способное помешать ему перейти определенные границы? Первое, что приходит  на ум это ограничение власти путем ее разделения. Составные части власти можно поставить в оппозицию или в положение равновесия по отношению друг к другу.  Вопрос в том можно ли при этом предотвратить их суммарную безграничность? Одного абстрактного ограничения недостаточно. Необходимы политические институты способные найти консенсус сочетающий интересы различных носителей власти и не выходящие из границ своих прерогатив. Первейшей задачей является формирование общественного мнения. Констан считал, что в случае если  определенные принципы в полной мере и четко  доказаны, они могут служить гарантией для самих себя.

Если всеми признается истина о  том , что суверенитет не может быть безграничным, то подобная власть никогда не будет затребована кем либо.  В подтверждение своим словам Констан обращается к истории и приводит пример из античности, когда правители античных республик единолично, без суда решали вопросы о жизни и смерти. «И если тираны античных республик кажутся нам более разнузданными, чем правители новой истории, то это отчасти объяснимо именно названной причиной»¹⁷. По мнению Констана «самые чудовищные деяния единоличного деспотизма чаще всего обязаны своим существованием именно доктрине безграничной власти»¹⁸.

Таким образом, Констан представляет ограничение суверенитета вполне реальным. Главной гарантией ограниченного  суверенитета является прежде всего  общественное мнение. Более определенной формой гарантии является распределение  и равновесие властей. При чем  Констан утверждает, что без первого, второе будет бесполезным.

Такая структура рано или поздно приведет к исчезновению деспотизма, так как если народ принимает, что сам не имеет право, например, назвать виновным обвиняемого виновным ,пока  на то нет законных оснований, то он не может передать это право  кому-либо. Из этого следует, что  любой вид деспотизма будет незаконен, и ничто не сможет его санкционировать. Деспотизм всегда ссылается на волю народа, но если при этом он присваивает  себе власть не содержащуюся в суверенитете народа, то это уже не только незаконное перемещение власти, но и создание власти, которой быть не должно.

2.2. Понятие свободы

Краеугольным камнем в учении Констана о свободе занимает его работа «О свободе у древних в ее сравнении  со свободой современных людей».  В  ней он показывает различия между  этими двумя видами свободы. Данное  исследование являлось необходимым, так  как, во-первых, этому важному вопросу  уделялось крайне мало внимания. Кроме  того смешение этих двух понятий  привело  ко многим неприятным последствиям в  течение революции. Другой причиной исследования было то, что благодаря  революции, которую, исходя из результатов, Констан называл счастливой, французы были призваны воспользоваться благами  предоставленными представительным образом  правления.

Рассмотрение понятия свободы  у древних он начинает со Спарты, или республики Лакедемон, которым, как мы знаем, управляла религиозно-кастовая аристократия.  Представительного  правления в Лакедемоне не существовало. Царская власть была ограничена эфоратом состоящим из пяти эфоров, которых  называл народ, но которые не обладали  полномочиями, схожими с полномочиями членов представительного правления. Авторитет эфоров носил в равной степени религиозный и политический  характер. Они участвовали в осуществлении  исполнительной власти; также  как  это происходило  почти во всех народных магистратах античных республик. Полномочия эфоров не являлись заслоном для тирании, даже наоборот, в ряде вопросов воплощали саму непереносимую  тиранию.

Переходя к режиму галлов, Констан  отмечал его религиозность и  милитаристский характер. Священнослужители  обладали безграничной властью, а класс  военных имел притеснительные по отношению к остальным привилегии. У народа не было ни прав, ни свобод, ни гарантий.

Открытием современного представления  о свободе, Констан считал римскую  систему. Вопреки эксплуатации народа со стороны аристократии, плебс все же обладал большинством прямых политических прав.  Он принимал участие  на голосования законов, или суда патрициев. А что касается миссии римских трибунов, Констан считал, что она носила репрезентативный характер. Из этих аргументов Констана можно вынести, что свобода в античности заключалась в прямом коллективном осуществлении некоторых функций верховной власти, таких как голосование законов, вынесение приговоров, обсуждение вопросов войны и мира, заключение союзов с чужеземцами, проверка актов и расходов  магистратов, а также их обнародование. Но вместе с тем они допускали, что индивид полностью подчинен авторитету  сообщества.  Все частные действия  находились под суровым надзором.

Констан противопоставляет этому свободу в понимании его современников. В его трактовке  это «право каждого подчиняться одним только законам, не быть подвергнутым ни дурному обращению, ни аресту, ни заключению, ни смертной казни вследствие произвола одного или нескольких индивидов, право каждого высказывать свое мнение, выбирать себе дело и заниматься им, распоряжаться своей собственностью, даже злоупотреблять ею, не испрашивать разрешения для своих передвижений и не отчитываться ни перед кем в мотивах своих поступков»¹⁹. И наконец, это право каждого индивида влиять на исполнение  правления двум  методами - либо путем назначения  некоторых или всех чиновников, либо посредством представительства, петиций, запросов, которые власть в той или иной мере была вынуждена учитывать.  Личная независимость не распространяется ни на занятия, ни на религию, ни на мнения. А в античности власть вмешивалась даже в каждодневные домашние дела. По сути молодой лакедемонянин не имел права свободно посещать свою супругу. Более того, цензоры в   Риме контролировали даже  семейную жизнь. Это все исходило из того, что нравы управлялись законами, а поскольку сфера распространения нравов не ограничена, оказывалось что не оставалось  ничего, что не регулировалось бы законом.

На основе этих примеров Констан выводит, что индивид у древних, почти обладающий суверенитетом в общественной жизни, все же остается рабом в плане частной жизни. В качестве  гражданина, он может решать вопросы войны и мира; тогда как в роли  частного лица, он всегда находится под наблюдением, его свобода ограничивается и подавляется повсеместно; как часть коллективного организма, он «вопрошает, осуждает, разоблачает, изгоняет в ссылку или предает смерти своих магистратов или начальников; но, будучи подчиненным коллективному организму, он мог быть лишен положения, достоинства, проклят или умерщвлен произволом сообщества, частицей которого является»²⁰. У современников же Констана, наоборот, «независимый в частной жизни индивид был суверенен в политике лишь по видимости даже в самых свободных государствах»²¹. Его суверенитет ограничен и почти во всех случаях лишен основания. Даже если в определенные, но достаточно редкие времена индивид вправе осуществить этот суверенитет, то лишь затем, чтобы отречься от него.

Различия в этих двух видах свободы  он объясняет особенностями древних  полисов и их различий с современными ему государствами. Во-первых это  отношение к войне. Учитывая замкнутые  узкие границы всех античных государств, то даже самую густо населенную, мощную и значительную из них невозможно сравнить по размерам  даже с самыми маленькими по территории государствами современной Констану Европы. Как следствием такого размера этих республик выступал  их воинственный дух, стремящийся покорить соседей, что нередко приводило к обратному эффекту. Античные государства добивались всего войной. Исходя из этого Констан выводит – война есть предшественник коммерции, «ибо война и коммерция представляют собой ни что иное, как два различных способа достижения одной цели: обладать тем, чего желаешь»²². Коммерция, по его словам, попытка взаимным согласием получить то, что невозможно более получить с помощью насилия.  Констан утверждает не то, что в античности не было торговых государств, но то, что торговля была лишь «счастливым исключением». Тем не менее большинство греческих полисов занимались именно торговлей.

Современники Констана, по его словам, желали мира, и  вслед за ним  достатка, а как его источник видели производство. Война как и прежде являлась наиболее эффективным средством исполнения желаний. Но она уже не давала ни индивидам, ни нациям той прибыли, которые  можно сравнить с прибылью от результатов  мирного труда и регулярного  обмена. Удачно проведенная  война  у древних пополняла как общественное, так и личное состояния рабами, данью, землей. Во времена Констана, и по его словам, «даже самая удачная война отбирает гораздо больше, чем может дать»²³. С другой стороны, учитывая тот факт, что войны в мире не прекращались ни на секунду, можно предположить, что Констан лукавит.

Наконец, благодаря развитию коммерции, религии, прогрессу интеллектуального плана  понятие раб перестает существовать. Свободные люди могут заниматься всеми профессиями. Занятие коммерцией вызывает у человека живое стремление к личной независимости. Деятельность от коммерции удовлетворяет их нужды, исполняет желания безо всякого вмешательства властей. Констан считал, что когда коллективная власть хочет вмешаться в частную жизнь, она лишь мешает человеку: «всякий раз, когда правители пытаются сделать за нас наши дела, они делают это гораздо хуже и расточительнее нас»²⁴.

В конце концов все это в совокупности привело к тому, что во-первых, увеличение территории стран уменьшило  политическую значимость отдельного индивида. Даже самый незнатный гражданин  Рима или Спарты являлся силой. Совсем иначе обстоят дела с  современниками Констана - простыми гражданами Великобритании или Франции. Личное влияние индивида совершенно неощутимо в контексте  общественной воли, диктующей направления  руководства страной. Далее, уничтожение  рабства отменило массу свободного времени для  свободного населения . Если бы не рабы, свободные дискусии на городской площади не были бы доступны для двадцати  тысяч свободных афинян. И, наконец,  коммерция не оставила  промежутков бездействия в жизни человека. У его современников такая деятельность вызвала бы лишь усталость, так как занятые собственным делом, предпринимательская деятельность, создающая блага, которыми  человек владеет, или надеется получить, может отвлечь индивида лишь на очень короткое время.

Из этого следует, что современники в большей степени привязаны  к личной независимости, чем древние. Древние жертвовали этой независимостью ради политических прав, жертвовали меньшим  ради достижения большего. Если целью  древних было разделение общественной власти между всеми гражданами государства  и именно это они и называли свободой, то для его современников  таковой является  безопасность частной сферы. В «Принципах политики»  Констан довольно ясно изложил основы безопасности этой сферы.  В этой работе подробно представлены свобода  печати, религиозная свобода, индивидуальная свобода, свобода собственности.

Рассматривая проблему свободы  печати, Констан делает акцент на то, что новая конституция Франции  устанавливает действенный способ пресечения проступков печати, сохраняя при этом ее свободу и независимость. Он имеет в виду суд присяжных, который, по его мнению, является единственным органом способным «вынести решение  в отношении намерения в соответствии со своими моральными убеждениями и  определить результат посредством  анализа и сравнения всех обстоятельств». Другие суды, вынося решения в соответствии с точными законами, рискуют оказаться  перед альтернативой – либо покарать невиновных, либо допустить произвол. До становления института суда присяжных  вольности в печати не были столь  безграничны. Однако никогда еще  ей не уделялось так мало внимания. «В интересах самой печати следует осмотрительно и справедливо составлять уголовные законы. Они должны уметь быстро различать невинное от преступного»²⁵. Преступным Констан считает подстрекательство к гражданской войне, к убийству, призывы, обращенные к врагу, прямые оскорбления в адрес главы государства, которые непозволительны ни в одной стране.

Вопрос о религиозной свободе  в конституции 1814 г. решался свободой выбора религии, без каких либо ограничений и привилегий. Констан поддерживает принцип закрепленный в этой конституции, мотивируя это тем, что религиозная нетерпимость рано или поздно перерастает в гражданскую нетерпимость, что влечет за собой более тяжелые последствия. Она куда опаснее религиозной нетерпимости, так как не мотивирована убеждениями, более несправедлива, «поскольку зло, которое оно причиняет, является не долг, а расчет»²⁶. Полная и совершенная свобода всех культов не только благоприятствует развитию религии, но и соответствует справедливости. Однако, аксиома, «гласящая, что народу необходима религия, обладает и тем, что необходимо для разрушения любой религии»²⁷.  Власть причиняет зло даже тогда, когда пытается взять под свою юрисдикцию принципы терпимости. И поскольку она пытается навязать терпимости строго установленные формы, противные ее природе, власть причиняет больше вреда.  Констан приводит исторические факты в поддержку своей точки зрения.

В XVIII веке Император Священной Римской Империи Иосиф II будучи либеральным в своих взглядах, пожелал установить толерантность. Он начал с того, что велел составить обширный список всех религиозных воззрений, исповедуемых в Империи. В итоге это привело к тому, что последователи религии, которую забыли зарегистрировать, подверглись гонениям. Другой пример касается отца Фридриха Великого – Фридриха Вильгельма, который пожелал объединить лютеран и реформистов и приказал обоим вероучениям прийти к соглашению. Перед этим оба вышеупомянутых  вероучения существовали порознь, хотя и  в полном взаимопонимании. С момента принужденного объединения, они сразу же начали борьбу, обрушивая друг на друга град нападок и начали сопротивляться  власти. Вступив на трон, Фридрих Великий предоставил свободу всем религиям. Вскоре последователи обеих вероучений утихомирились. Несмотря на все еще существовавшие  различия между ними  различия,  разногласия в значительной мере улеглись.