Основные виды инвестиций в человеческий капитал

2. Человеческий капитал экономики современной России
1. “Мутации” экономики и человеческий капитал

 В монографии О.В. Евграфовой: “Проблематика человеческого капитала в социокультурном дискурсе” говорится: “В условиях глобализации России оказалась в сложном положении. Сырьевая специализация страны — следствие экономической политики власти “энергетической империи”. Импортная зависимость — оборотная сторона недостаточной конкурентоспособности отечественного производства. Рост внешнего долга — результат недальновидной политики заимствований и несбалансированности государственных доходов и расходов, а утечка капитала — реакция государства и отечественного бизнеса на нестабильность ситуации и неблагоприятный инвестиционный климат.

Отечественное развитие в  силу исторических обстоятельств сложилось  как догоняющее, а потому склонное к мобилизационным методам разрешения возникающих проблем. Мобилизационные (субъективно-волевые) методы реализовывали  при этом не только задачи тактического характера (разрешение вызовов среды), но и, как показывает историческая ретроспектива, функции стратегического плана, касающиеся поддержки, обеспечения  трансплантации новых институтов в  прежнюю ткань эволюционизирующих традиционных отношений. В итоге  в отечественной экономике функционировала  постоянно воспроизводящая биполярная структура с “конструктивными векторами [1]” нерыночно-рыночного характера. Отечественная экономика воспроизводила модель функционирования экономик мира [9] с развивающимися новыми отношениями на базе прежних, возобновляемых отношений. [5 c. 26-27]

Для определения экономической  политики России в условиях глобализации нужно отметить, что, несколько упрощая  вопрос, существует два подхода к  пониманию сути глобализации: “американский” и многополюсный, что в экономическом аспекте дает в первом случае господство либерально-рыночной, моноцентристской, атлантической модели развития, а во втором – более плюралистской, конкурентной, “традиционной” модели интернационализации, базирующейся на взаимовыгодном международном разделении труда.

В ближайшие годы эти тенденции  будут диалектически сочетаться друг с другом, и пока трудно сделать  прогнозы, какая возобладает, но в  любом варианте. России приходится выбирать из следующих стратегий:

Первая — включенные страны в систему микрохозяйственных связей при одновременном “византийском” восприятии ценностной и культурно-политической сторон глобализации. Такая противоречивая стратегия будет тормозить полноценное подключение страны к глобальным экономическим взаимодействиям, потокам капиталов и технологий, хотя и не перекроет его полностью.

Вторая — форсированное вхождение в глобализацию, что предполагает сравнительно быстрое усвоение ценностей и политических практик глобализации, деформацию российской цивилизационной матрицы. Подобное развитие событий представляется маловероятным, даже в случае реализации в России более последовательной либеральной экономической политики. [3]

Третья — “частичная” глобализация, сведение экономических связей с окружающим миром к идеологии “энергетической империи”, предполагающее поставки сырья в обмен на высокотехнологическое оборудование, продовольствие и потребительские товары. Подобная полуизоляция неизбежно обернется экономическим застоем и, в конечном счете — социально-экономическим провалом, последствия которого сегодня с трудом поддаются оценке. [там же с. 27]

Очевидно, экономическая политики России пока представляется эклектической комбинацией элементов всех стратегий, но с преобладанием третьего варианта.

В этих условиях для России исключительно важно заниматься не проблемами расширения поставок энергоносителей, а качествами человека, необходимо для инновационной экономической  деятельности — его мировоззрением, системой социокультурных ценностей, трудовой этикой, экономическим сознанием  и поведением. Кроме того, вхождение  в глобализационные процессы требует  определенной унификации способностей и потребностей человека, что выходит за экономическую компетенцию и требует философско-культурологического рассмотрения.

Эти экономические процессы влияют на качество человеческого капитала и, вместе с тем, сам он во многом определяет характер их протекания в  России. Кратко покажем эту диалектику. Уже достаточно очевидно, что, несмотря на многочисленные декларации о строительстве цивилизованной рыночной экономики как цели “курса реформ”, об их глубоко продуманных программах, на практике реализуется ориентация экономической деятельности власти на “естественность”, спонтанность экономических процессов, отказ от выявления их закономерностей и управления ими, надежда на “невидимую руку” рынка. Отмечается явная невостребованность глубокого понимания происходящего в экономике страны. Власть занимается почти исключительно повседневными, текущими делами, ее практические меры носят преимущественно тактический характер (например, изрядно подзабытые “национальные проекты”). Такая позиция имеет и теоретическое обоснование в призывах не “строить” экономику, а не мешать ей прагматически развиваться естественным рыночным путем.

Мучительно переживается и изменение роли государства  в экономике: его уход ведет страну к катастрофе, возвращению и эффективному управлению мешает государственная же экономическая идеология рыночного либерализма.

Богатеть “вместе с государством” у народа явно не получается, предпочтение отдается возможности богатеть “за счет государства”, а эта идеология не дает нужных обществу экономических результатов. Общественные представления об экономических основах, принципах новой жизни весьма фрагментарны и противоречивы, в них сталкиваются разные экономические ценности, прежде всего — элиты и массы. Степень адаптации населения в целом к рыночным реалиям страны пока является весьма разноплановой. [там же с.28-29]

Происходит своего рода подавление общего — частным, разрушение единства целого и части, отрыв теоретических  абстракций от практики, приоритет  рыночного идеала над реальностью. Происходит Мало понятная мутация экономической жизни, которая “ушла от плана”, но пришла не к рынку, а к “плану”.

Такая дерационализация экономического бытия “инфицирует” и экономическое сознание “человеческого капитала”. Примечательно, что его расщепленность и бессвязность присущи не только широким “народным массам”, но и просвещенной интеллигенции; более того, в силу своей “начитанности” она более подвержена этой страшной болезни.

Дерационализация экономического сознания предполагает его мифологизацию, так как нерационалистическая форма  связывания “потока сознания” является миф.

У этого процесса есть и  субъектирующий момент, объясняющий  такой откат в архаику. Очевидно, это обусловлено тем, что идеологи либеральных рыночных преобразований по Западной модели просто не знали  экономической практики, ее для них  заменяли советские экономические  мифы. Казалось бы, надо всего лишь грамотно, профессионально сформулировать, что  хотят люди, занимающиеся экономической  деятельностью, определить, какая экономика  нужна разным социальным группам  и обществу в целом. Но делать это крайне затруднительно, ибо мифологизация экономического сознания не дает возможности получать, достаточно достоверную информацию об экономической жизни. Кроме того, пропаганде удалось внедрить в сознание людей постмодернистские критерии разума и совести: рыночная идея убедила значительную часть их в том, что богатство одних за счет нищеты других, голода других — это нормально.

У доминирующей части “человеческого капитала” мы видим “взрыв” индивидуалистических, эгоистических, корыстных ориентаций предпринимательской деятельности. Финансовое обогащение и потребление становятся важнейшими идеалами для широких масс; происходит явный потребительский перекос в соотношении с созидательным трудом. Идеал рынка слишком многими был воспринят не через напряженную производительную деятельность, а через витрину западного супермаркета, волшебным образом перенесенного в Россию. Это привело к соответствующим перекосам в структуре экономики России. Резко меняется трудовая мотивация, на первый план выходит умения быстро делать большие деньги, неважно какими способами. Систематическая, “срединная” профессиональная работа, медленное, трудовое, честное обогащение мало привлекает людей, и, прежде всего — молодежь. Этому способствует как криминализация общества, так и массовое обесценивание частного труда, особенно в бюджетной сфере. [там же с.29-30]

Ситуация усугубляется тем  обстоятельством, что социальной базой  “дезорганизации” сознания является перманентный экономический кризис, разрушающий хозяйственную структуру страны. Этот кризис к маргинализации широких масс населения, их отчуждению от общественной, в т.ч. и экономической жизни, от государства. Значительная часть экономических субъектов люмпенизируется, теряет былое, четко определенное социально-экономическое лицо, принадлежность к определенным социально-экономическим группам, коллектива, профессиям.

Данная ситуация имеет  название постмодерна. Этот феномен  достаточно хорошо известен и прописан на материале духовной сферы; его экономическая проекция только начинает получать свое осмысление”. [там же с.30]

2.2 Моделирование человеческого капитала модернизации

Так же в монографии О.В. Евграфовой “Проблематика человеческого капитала в социокультурном дискурсе” говорится: В наличных разговорах о модернизации внимание в основном уделяется ее технико-экономическим аспектам. При всей их важности, Ольга Владимировна полагает, главным фактором модернизационных изменений является  Человек, поскольку модернизация — не объективный процесс, она невозможна без осуществляющего ее субъекта. Поэтому представляется фундаментальной мысль о решающей мере зависят от качества субъекта экономической деятельности, а не от ее институтов и механизмов: “каков человек — таков рынок”. Но можно сказать и иначе “каков рынок — таков и человек”. Если рынок (экономика) является, на наш взгляд, “мутационно-капиталистическим”, то в этой идеологической парадигме и человек ей нужен именно как классический “капитал”.

Важно подчеркнуть, что формирование искомого “рыночного” субъекта – дело не столько экономическое, столько социокультурное, оно зависит не только от характера участия человека в экономической деятельности, но определяется всем его мировоззрением, системой всех общественных ценностей. Именно такой целостный человек и реализует себя как субъект экономической деятельности. Уже поэтому его характеристика как “капитала” является образной, не имеющей концептуальности в современной экономической жизни. Разумеется, классическое использование человека в качестве рабочей силы для получения прибыли на основе определенных, специфических функций, абстрагирование от его личностной целостности есть в современной экономике, будет и в экономике постиндустриальной.

Но для современной  и перспективной высокотехнологичной, высокомобильной, гибкой “экономики знаний” в условиях глобализации нужны не только узкие специалисты — “профессионалы-работяги”, но все более люди, способные к творчеству, к совместительству, работе на “стыках”, к перемене характера труда, рассматривающее его не просто как средство получения прибыли или материального жизнеобеспечения, не как унылую необходимость, но и как способ самореализации, ценящие трудовую “атмосферу”, личностный комфорт и т.п. А это предполагает рассмотрение социокультурного контекста экономических преобразований, состояния всех сфер культуры, не только экономической. [5 с. 31]

Модернизация хотя бы только экономической системы – задача суперсложная, она требует концентрации воли и гигантских сил. Но кто (что) сейчас может быть ее субъектом? Относительно успешные Петровская и Александровская, успешная Сталинская и провальная постсоветская модернизации осуществлялись государством. Ныне же оно настойчиво и принципиально проводит политику своего ухода из экономики. Частные “эффективные собственники”? Им сейчас, судя по неуклонному росту числа долларовых миллиардеров и миллионеров, и так хорошо! Предприниматели? Но “купи-продай” в модернизации не нуждается. “Активная” часть общества? Но активность ее направлена не на дело модернизации, а на собственное обогащение и рост потребления. Общество в целом? Но его, судя по политической активности населения, итогам всех выборов текущее положение дел в целом устраивает: “так жить можно”! Очевидно, модернизация еще не выстрадана обществом как реальная, жизненная необходимость, возможно, большинство россиян инстинктивно боится ее как очередного перенапряжения сил, и имеет для этого основания, учитывая наш исторический опыт. Одни “субъекты” не выдерживают этой атаки, становятся рабами системы. Другие пытаются сражаться, но сходят с ума, гибнут от горя. Третьи находят забвенье в наркотиках, и т.д. Масштаб этой дифференциации пока не достиг критического уровня, когда наступает катастрофа искупления.

Этим оружием человеческий капитал “стерилизуется” даже лучше, чем нефтедоллары, более того, субъектная модернизационная задача даже не ставится, все сводится к пресловутым новым технологиям и инновациям технико-экономического характера, существенно не затрагивающим ни политическую, ни социальную, ни гуманитарную сферу. Конечно, изменения в этих сферах идут, причем достаточно активно и управляемо, но с декларируемыми целями новой модернизации эти процессы не сопрягаются, если не имеют противоположные векторы. Возможно, это обусловлено не только негативным историческим опытом, но и отсутствием искомой модели Человека, вдохновляющих представлений об Обществе после “конца истории”. [5 Стр. 32]

Новый человеческий капитал  формируется через бурное разрушение “Homo soveticus” — человека сословно-кооперативного даже в своей экономической деятельности. В его грандиозных обломках можно выделить большое разнообразие культурно-экономических типов и моделей. Как показывает практика, наиболее активен в утилизации руин бывшего “народного хозяйства”, в повседневной жизни даже “простых” людей “Человек Денежный”. Основная черта такого типа – жизнь по принципу: деньги – основа и цель экономики. При этом дело, дающее деньги, уходит на второй план, или даже вообще приобретает виртуальный характер.