Политическая экономия и «экономикс» перед лицом вызовов современности

Политическая экономия и  «экономикс» перед лицом вызовов современности

Политическая экономия и  «экономикс»

перед лицом вызовов современности

Вопрос о соотношении  политической экономии и «Экономикса», бывший на переднем крае экономических дискуссий еще с начала так называемых «радикальных экономических реформ» в России в начале 1990-х, сегодня приобретает особенную актуальность с учетом последствий для России мирового финансово-экономического кризиса. Казалось бы, «Экономикс» имел безраздельное господство как практическое руководство для управления российской экономики (или, что, на наш взгляд, было бы точнее - для сознательного отсутствия такого управления) за последние двадцать лет. Вместе с тем, с началом рецессии становился все более злободневным вопрос о необходимости смены господствовавшей парадигмы «экономикса». И неудивительно, что в качестве одной из главных альтернатив ему стала вновь рассматриваться политическая экономия.

В чем же состоят принципиальные отличия политической экономии от «экономикса?»

    По предмету.

        Если своим предметом в целом политическая экономия полагает конкретно-исторические системы производственных отношений в связи с производительными силами, политикой, социальными структурами и другими составляющими во взаимодействии, то экономикс – «экономику вообще», под которой в «экономиксе» подразумевается развитая рыночная экономика в ее институциональном оформлении, а все остальные экономические системы рассматриваются лишь как несовершенные формы рынка.

        По  ответу на вопрос об основной  цели экономической деятельности. Политическая экономия видит  в качестве такой цели развитие  общества и человека, прежде всего,  его творческого потенциала. Экономикс же в ее качестве видит максимизацию полезности индивида в условиях ограниченности ресурсов, в то время как конкретизация конечного результата экономической деятельности противоречива в связи с невозможностью конкретного выражения и по этой причине более-менее детального изучения основной единицы полезности - «ютилей». Так, в качестве конечного результата экономической деятельности разные авторы, в той или иной степени принадлежавшие к парадигме «Экономикса», называли: построение либеральной экономики как самоцель (Ф. Фукуяма в своей работе «Конец истории» [8], впоследствии отказавшийся от этого положения); мусор (К. Макконнелл и С. Брю в «Экономиксе» - «библии» экономикса [5]; ту же самую идею мы находим в работах А.Г. Дугина и др. отечественных авторах); рост валового внутреннего продукта - ВВП (С. Кузнец [9]; этот тезис впоследствии был многократно оспорен в работах «Римского клуба» и многих других изданиях экологических, социальных, альтерглобалистских движений, на первое место ставивших качество роста).

        По  приоритетам, расставляемым при  выявлении путей максимизации  богатства. Если политическая  экономия рассматривает прежде всего максимизацию общественного богатства в рамках практически любого общества, в любых конкретно-исторических условиях (за исключением, пожалуй, первобытно-общинного строя), то «экономикс» ставит во главу угла максимизацию благосостояния индивида, оперируя не доказанным, а всего лишь постулированным «при прочих равных» выводом, что максимизация индивидуального благосостояния приведет к максимизации благосостояния общества, притом последняя рассматривается в «экономиксе» только в частных, идеальных случаях. В «экономиксе» рекомендации максимизации богатства сводятся к переходу на полностью единообразные, исключительно рыночные отношения, при том что стоимость такого перехода практически никогда не учитывается, поскольку считается, что цель перехода к тотальному рынку полностью оправдывает затраченные на него средства.

        По  ответу на вопрос о месте  и роли рынка в истории. В  то время, как политическая экономия рассматривает рынок как одну из существовавших, существующих и могущих существовать систем, но никак не единственно возможную, «экономиксу» имманентно присущ рыночноцентризм, предметом рассмотрения оказываются лишь рыночная экономика и ее провалы, целью любой экономической трансформации видится создание рыночной экономики, общественное богатство оказывается вторичным по отношению к рынку.

        По  ответу на вопрос о примате  производства или потребления.  Политическая экономия исходит  из примата производства, то есть  из того, что потребление вторично  и вытекает из распределительных  отношений, возникающих при производстве. В то же время «экономикс» исходит, напротив, из примата потребления, а производство, согласно «экономиксу», появляется принудительно, как неприятная обязанность (по И. Бентаму [1]), в качестве расплаты за потребление, его оборотной стороны. Центрируя внимание на распределительных отношениях, случаи, когда производство может вообще не возникнуть, «Экономикс» не рассматривает практически вообще (даже в качестве исключения), хотя в реальной жизни у потребительски настроенной части общества такие случаи возникают нередко.

        По  тому, что остается вне предмета  исследований. В политической экономии  это поведение субъектов и  функционирование рынка, в «экономиксе» же вне поля исследования оказывается любая экономика, рассматриваемая им как «нерыночная», а также, по существу, любые социально-экономические отношения, объективные законы исторического развития, в том числе и взаимодействие экономики с технологическими процессами.

    По методу.

        Если  в политической экономии основой  методологии является социально-экономический  анализ объективных отношений  и процессов, то в «экономиксе» - индивидуальные предпочтения рациональных субъектов, не доказанное, но опять же постулированное утверждение, что рациональное поведение индивидов означает рациональную деятельность всей экономики в целом. Это при том, что многие ученые-экономисты, казалось бы, не столь близкие к политэкономической парадигме, доказывают обратное (например К. Кристенсен [4]).

        Если политическая экономия пользуется системным методом, выстраивая систему («дерево») понятий (категорий) «товар – деньги», «капитал (торговый капитал, акционерный капитал и др.) - наемный труд», «кризисы» и др., то в «экономиксе» методология основана на совокупности позитивных характеристик (реальных данных о реальных экономических процессах, а также рассуждений на уровне «здравого смысла», например: «покупатель стремится купить дешевле») и внешних функциональных связей, а другие данные и теории поведения (например, «престижное потребление» Т. Веблена [3]) считаются отклонениями от «прочих равных» и практически не учитываются. В «экономиксе» модели, которые изначально были основаны на реальных данных о реальных экономических процессах модели, настолько далеко уходят от реальности, что реальная действительность в них – всего лишь один из частных случаев.

        По  определениям экономических категорий:  если в политической экономии  они четко определены, то в  «экономиксе» экономическим категориям определения даются редко, определения разных авторов значительно отличаются вплоть до диаметрального противоречия друг другу.

        По  отношению к математике. В политической  экономии математические модели  представляют собою иллюстрации  и уточнение уже сделанных  выводов, присутствует четкое  понимание, где целое равно  сумме частей, а где целое больше  суммы частей, математические переходы применяются обычно лишь там, где целое равно сумме частей. При этом особое место занимают «живые» числа, которые требуют другого подхода. Например, при сложении двух зверей 1+1 не всегда равно 2. Так, при сложении кошки и мыши получается всего 1 зверь, зато сытый, а при сложении кошки и кота – 3-4-5-6… зверей. При сложении работников получается намного более сложная картина, чем просто сумма частей – к примеру (количество ориентировочное и примерное), сложение 2 работников дает соперничество, 3-5 человек – команду, которая может уйти к другому работодателю, несколько сот человек – профсоюз и забастовку. Также при операциях с «живыми числами» зачастую не менее важно то, в каком порядке они размещены, чем то, сколько их. В «экономиксе» же математический аппарат становится главным методом получения знаний, главным методом исследования, единственным способом доказательства строгости исследования, что приводит к необходимости либо строго оговаривать предпосылки такого исследования, либо строить очень сложную, многомерную модель. При этом подавляющее большинство подобных моделей из «экономикса» оказывается неприменимым в реальности, поскольку в них: (а) совершен неправомерный переход от дискретных величин (которых в экономике подавляющее большинство) к непрерывным, (б) вообще не учитывается, в каких ситуациях целое больше своих частей (имеют место неправомерные операции с «живыми числами»), (в) зависимые переменные используются как независимые, (г) целостные, взаимосвязанные явления разрываются на части, а эти части рассматриваются как независимые друг от друга. По сути, математический аппарат «Экономикса» проигнорировал признанные всеми достижения мировой философской и экономической мысли: возможность перехода количества в качество, качественного скачка, синергетического эффекта, неравенства целого сумме частей и ряд других. Поэтому неудивительно, что математический аппарат «Экономикса» рассмаривается большинством мыслящих людей (причем не только в научном сообществе, но и у практиков, причем экономических специальностей – менеджеров, маркетологов) заметным шагом назад и регрессом в экономической мысли.

        По  пониманию человеческой жизни  (онтогенеза) для целей методологии.  Политическая экономия признаёт, что жизнь человека многогранна  и многомерна, она детерминируется  множеством различных по содержанию  и форме процессов, подчеркивает  различие содержания и формы  (не все наблюдаемое истинно), понимает, что превратные формы  иногда тождественны, но заключают  в себе противоположную суть. В «экономиксе» же человеческая жизнь в основном рассматривается как детерминированная конъюнктурой рынка («экономический империализм»), приоритет отдается «позитивным» характеристикам явлений, получаемым из наблюдаемых эмпирически данных (по сути, в широком смысле это являет собой возврат к «птолемеевской» модели мира, где первичны были наблюдения. Если практика не подтверждает теоретические выкладки «экономикса», то, по мнению его приверженцев, тем хуже для практики; все, что не укладывается в рамки модели, способствует лишь усложнению модели, а не ее замене на качественно иную (характерным примером служит «лаг», придуманный М. Фридменом [7]).

        По  ответу на вопрос о том, что  является критерием истинности  знания. В политической экономии  в качестве такого критерия  рассматривается исторически развивающаяся  практика, то есть объективная  деятельность людей в соответствии  с объективными социальными законами. В «экономиксе» же критерием истины оказывается «здравый смысл», рациональность и выводы на ее основе в отдельных, частных случаях, «при прочих равных», а если выводы противоречат действительности, значит «прочие» не были равны или реальная действительность была «нерыночной», «нерациональной» (особенно часто в отклонении реальных результатов от идеальных в идеальной модели приверженцами «экономикса» обвиняется государственное вмешательство в экономическую деятельность).

    По основным  вопросам экономической теории, лежащим на стыке социальной (social science) и экономической теории.

        По  трактовке человека в экономической  теории. Для политической экономии человек есть персонификация ансамбля общественных отношений (исторически разные типы личности определяются, в том числе, экономическим базисом, но не только им), а для «экономикса» - человек экономический (homo oeconomicus) с разверткой в человеческий капитал, в результате чего люди рассматриваются как полностью взаимозаменяемые (особенно в модели производственной функции), а индивидуальные различия усматриваются только в потребительских предпочтениях. Для политической экономии человек есть одновременно и функция, в какой-то мере марионетка истории, и творец истории, а для «экономикса» человек есть не более, чем функция, экономический биоробот (в качестве наиболее эффективного рассматривается тот, кто лучше всех выполняет заложенную в него программу максимизации полезности/прибыли). Для политической экономии человек есть отражение определенной социально-классовой структуры с определенными экономическими противоречиями, носитель социально-классовых интересов1, в то время как для «экономикса» ключевым оказывается положение о том, что все люди руководствуются единой системой ценностей (максимизация полезности/прибыли), едиными критериями оптимальности (соотношение «затраты-результат» в денежном выражении), едиными критериями эффективности (рациональность-нерациональность деятельности), а все другие системы считаются в «экономиксе» недоразвитием или отклонением от «нормы» – унифицированного рыночного менталитета. Если в политэкономической парадигме деятельность человека у разных людей может проходить как преимущественно в страдании (жестокая эксплуатация), так и в радости (самореализация в творческом труде), а направлением устремлений человека считается активная жизненная позиция и поиск синергетических эффектов от деятельности, то с точки зрения «экономикса» деятельность человека полярна – удовольствие от потребления неизменно сопровождается соответствующим неудовольствием от необходимости работы на производстве, а рост потребления в будущем периоде сопровождается с необходимостью отказаться от части потребления в настоящем. Наконец, трактовка свободного времени в политической экономики и «экономиксе» различается: если в политической экономии свободное время есть высшая ценность и основной резерв развития человека и общества, для человека считается естественным поиск альтернативных сочетаний работы и свободного времени даже в рамках существующих систем (опять же репрезентативный пример – так называемый «дауншифтинг»), то в «экономиксе» свободное время понимается как исключительно время досуга, означающее потерю экономической эффективности.

        По  трактовке места и роли экономики  в обществе. Если политическая  экономия считает общество отражением  базиса – экономических процессов, которые обусловливают существование различных экономических и социальных структур, то для «экономикса» общество представляет собой взаимодействие эгоистически настроенных индивидов, каждый из которых преследует собственные интересы. Если согласно политэкономическим подходам экономические отношения рождают отчуждение (так, функция разделения труда превращает человека-творца /homo creator/ в человека-функцию /придаток машины/ и т.п.), преодоление которого – в социальном творчестве, создании новых общественных институтов, то в «экономиксе» вся социальная и социально-экономическая стратификация выводится из институционального оформления экономических субъектов, а для анализа взаимодействия соответствующих социальных страт используется микроэкономический неоклассический инструментарий, порой достаточно далеко оторванный от реальности.

        По  трактовке соотношения природы  и экономики. Если в политэкономической парадигме природа рассматривается наряду с человеческим трудом как создатель общественного богатства; осознается, в частности, что новые прорывы в области исследования строения материи (например, нанотехнологии) могут превратить природу в основную производительную силу, то место и роль природы в экономике в подходе «экономикса» метко охарактеризовано А.И. Колгановым [5] как «источник ценного промышленного сырья»; согласно «экономиксу» природные ресурсы должны учитываться по альтернативной или восстановительной стоимости. В то время, как благодаря политэкономическому подходу можно придти к выводу о том, что технократическая система, характерная для индустриального общества, должна уступить место творческому, непосредственному союзу человека с силами природы, то согласно «экономиксу» существует «справедливая цена» природных ресурсов, поскольку они вторичны по отношению к экономике, при этом природные богатства, согласно «экономиксу», можно оценить в денежном выражении, а если они стоят недостаточно дорого – то заменить их технократическими системами (например, построить офис на месте земляничной поляны, а на месте леса – завод). Исходя из парадигмы «экономикса», экологическая деятельность должна пресекаться, если она противоречит «экономической целесообразности» или «замедляет темпы роста».

    По основным  вопросам собственно теории рыночной  экономики.

        По  определению природы ценности/стоимости.  Политическая экономия в основном  исходит из трудовой теории  стоимости (ОНЗТ, измеряемые в  измеримых и ощутимых единицах - часах), притом ОНЗТ соизмеримы  и меняются шагами и системно (под влиянием технологических  новшеств). «Экономикс» же исходит из теории предельной полезности (полезность, измеряемая в практически неизмеримых и неощутимых на практике единицах – «ютилях»), притом эти самые «ютили» практически несоизмеримы (у каждого индивида своя оценка полезности, поскольку потребительские предпочтения индивидуальны), к тому же меняются постоянно (потребность в пище и воде может кардинально меняться каждые несколько часов, причем у каждого индивида по-разному).