Информационная война

В наше же время даже возникновение таких понятий как «информационная война», «медиа-агрессия», «информационная

безопасность» свидетельствует не только о тесной связи масс-медиа с конфликтными ситуациями, но и о том, что в вооруженных конфликтах современности борьба на информационном поле не менее важна, чем непосредственно военные действия. (Это связано также и с приходом «информационной эры»). Если до недавнего времени война влияла большей частью на информационную сферу, в частности, на журналистику (например, первая мировая война стала стимулом для появления и развития в США аналитической журналистики, так как американцы не могли понять, каким образом убийство эрцгерцога Фердинанда послужило причиной такого конфликта), то в последнее время наблюдается обратная связь, причем как на макро- так и на микроуровне.

Перелом в информационно-воинской сфере относится ко времени вьетнамской войны. Американские военные неоднократно утверждали, что причиной их поражения стала не столько помощь СССР и мужество вьетнамцев, сколько негативная позиция «своей» прессы. Тогда же было признано необходимым наличие «информационно-психологического обеспечения боевых действий»: формировать посредством СМИ общественное мнение таким образом, чтобы любые военные действия находили поддержку среди собственного населения и вообще у большинства жителей планеты. Методы практически не отличаются от обычных приемов public relations. Это создание количественного и качественного преимущества собственной точки зрения в СМИ, внедрение стойких ассоциаций, схем, мифов, которые отвечают интересам организатора информационной кампании.

В наше время СМИ играют все большую роль как в решении вооруженных конфликтов, так и непосредственно в их ходе. «Сегодня в развитых государствах любое действие невозможно без соответствующей информационной подготовки. Войны должны выглядеть справедливими, враг – жесточайшим, собственные воины – настоящими героями» [6, стр]. Современные войны – это, прежде всего, вооруженные политические демонстрации. И демонстративный момент в них не менее важен, чем собственно момент применения оружия. Вообще, пропаганда срабатывает только тогда, когда «люди ходят по колено в пропаганде» [7].

Журналисты давно стали третьей стороной едва ли не каждого вооруженного конфликта, и от того, какую сторону СМИ склонны поддержать, в значительной мере зависит его результат. Ученые, которые исследуют влияние информационных процессов на ход современных вооруженных конфликтов, отмечают: «Политические, идеологические и геополитические взгляды формируются у значительной части общества исключительно на основе телекоммуникаций. Медиа-образ фактически является атомарным синтезом, в котором сосредоточенно сразу несколько подходов – этнический, культурный, идеологический, политический.

Информационный репортаж из какой-нибудь горячей точки, о которой ничего не известно, например, жителю Капитолия, должен за кратчайшее время представить географический, исторический, религиозный, экономический, культурный, этнический профиль региона, а также расставить акценты согласно узко заданной политической цели. Таким образом, профессия журналиста (в особенности тележурналиста) сближается с профессией геополитика. Масс-медиа в современном обществе играют уже не чисто вспомогательную роль, как раньше, но становятся мощным самостоятельным фактором, способным совершать сильное влияние на исторической судьбы народов» (А. Дугин).

Информационное обеспечение последних военных кампаний США в Югославии, Ираке, Афганистане стало темой отдельных исследований. Началу военных действий всегда предшествовали мощные информационные кампании, целью которых, прежде всего, являлась дискредитация противника, создание образа врага. Основной этап ИВ (как свидетельствует опыт операций в Ираке и Югославии) состоит в демонстрации преимуществ американского оружия, утаивании собственных потерь, преувеличении вреда, причиненной вражеской армии, военно-промышленным объектам и средствам коммуникации, в том числе теле- и радиостанциям противника. При этом такую информацию распространяют через контролируемые военными пресс-центры. Исследователи отмечают, что «в начале кампании всегда нужны большие ресурсы, чтобы успеть быстро сформировать в общественном сознании нужный стереотип. А сломать сформировавшийся стереотип практически невозможно» [5].

Так, ситуацию с сербами в Косово начали раскручивать с кадров, снятых в 1992 году английской компанией ІТN. Именно на них ссылался Б.Клинтон, в своих предвыборных речах. Эти кадры демонстрировали, как всем показалось, концентрационный лагерь, так как человека показывали за колючей проволокой. Как оказалось позднее, вокруг лагеря вообще не было колючей проволоки. Однако журналисты нашли в лагере дом, в котором было окошко с проволокой, и сняли изнутри албанца. Потом определили две целевые аудитории для воздействия на американское население: женщин и евреев. (Исследования установили, что именно на эти группы лучше всего направлять такую информацию, чтобы создать впечатление появления в Европе «новых нацистов»). В результате этой информационной кампании появились «плохие сербы» и «хорошие албанцы». При этом информацию сербской стороны западные СМИ практически полностью игнорировали.

Следует отметить, что подобное манипулирование информацией практикуется очень часто. Например, первую войну в Персидском Заливе,

обслуживали специальные фирмы, занимающиеся public relations. Перед ними была поставлена задача: оправдать участие США в военных действиях. На слушаниях в Конгрессе некая кувейтская девочка с подробностями рассказывала, как иракские солдаты выносили грудных детей и клали их на бетон в одной из больниц. Рассказ оказал нужное впечатление. Но, как оказалось позднее, девочка, которую специально подготовили к выступлению, научив ее на нескольких уроках актерского мастерства, не была на месте событий, так как являлась дочерью посла Кувейта в США и принадлежала к королевской семье.

«На феномен переорганизации инфраструктур военного дела и самой машины войны обратил наше внимание Andrew Ross в своей книге "The Chicago Gangster Theory of Life" в главе "Ecology of images". В этой главе Mr. Ross обсуждает механизм формирования общественного мнения международного сообщества и жителей США по поводу войны в Персидском заливе, построенный в средствах массовой информации путем использования вполне определенного типа дискурса, сложившегося именно в период действий международных сил против Ирака во время этой войны в заливе. Смысл этого дискурса связан с апелляцией к своеобразному заместителю высших ценностей – к экологии, которую якобы разрушают ублюдки и варвары – иракские хусейновские войска, осуществившие поджог нефти. Являясь сторонником культуркритического подхода, mr. Ross, не мог оставить без внимания тот факт, что данный тип дискурса является в лучшем случае односторонним, поскольку международные силы точно так же разрушали экологию пустыни и нанесли ей непоправимый ущерб, который эволюционно будет сглаживаться в течение нескольких веков, но это ни в коей мере не стало предметом отношения и рефлексии» [15].

Таким образом, СМИ становятся важнейшим фактором, обеспечивающим поддержку или осуждение той или другой военной акции, и они создают и разрабатывают специальную систему "всеобщих" человеческих ценностей и прикрепленных к ним структур дискурсов, обращение к которым должно быть самоочевидным для конструируемого сознания члена мирового просвещенного сообщества.

На особую роль средств массовой информации в структуре современного военного дела также обращает внимание в своей книге, посвященной анализу войны в заливе, другой известный автор – Олвин Тоффлер. [16]

Можно отметить два направления в информационных кампаниях, которые всегда сопровождают боевые действия американской армии: оперативное информирование СМИ в необходимом ключе, предоставление

всяческой помощи журналистам и вместе с тем жесткая борьба с утечкой отрицательной информации и серьезное давление на тех, кто ее распространяет. Вообще можно отметить, что информационный аспект этих конфликтов был спланирован не менее старательно, чем воинский. Заметим, что во время бомбардировки Югославии ударам по сербским телекоммуникационным объектам войска НАТО уделили едва ли не больше внимания, чем разрушению военных объектов.

Значительное внимание Североатлантический альянс уделил формированию общественной мысли и в соседних с Югославией восточноевропейских странах. Например, информационный центр НАТО в Украине несколько раз организовывал поездки украинских журналистов (что примечательно: как из центральных, так и из региональных масс-медиа) в Косово после того, как туда были введены войска Альянса. В состав украинской делегации включали преимущественно тех журналистов, которые уже давно контактировали с этим центром, несколько раз перед тем побывав в штаб-квартире Альянса в Брюсселе.

Поэтому не удивительно, что хотя формально никаких требований к материалам не предъявлялось, а журналисты не имели ограничений в доступе к информации (так говорят сами журналисты, которые ездили к Косово) – украинские масс-медиа освещали события в приемлемом для НАТО ключе. В результате сложилась парадоксальная ситуация: население Украины в целом отрицательно восприняло действия НАТО против Югославии, а подача материалов в местных СМИ после ввода войск Альянса в Косово была большей частью нейтральной или даже положительно отображала ход событий в крае.

Борьба на информационном поле является не менее важной, чем непосредственные боевые действия. Так, например, во время конфликта в Дагестане летом 1999 г. российские спецслужбы уделили большое внимание ликвидации в Интернете сайта Мовлади Удугова «Кавказ-центр». Кстати, принято считать, что для победы в русско-чеченской войне 1994-96 гг. М.Удугов (который получил от россиян прозвище «чеченский Геббельс») сделал не меньшее, чем полевые командиры: сначала он выиграл информационную войну с Россией (создал выгодный имидж Чечни), а уже потом победу была фактически получена и в боевых действиях.

Именно после этого аналитики стали утверждать, что война на Кавказе – это, прежде всего информационная война. «Чеченские полевые командиры готовы и к информационной войне. Очевидно, что того, кто ее выиграет, назовут победителем. А тот, кто проиграет, потеряет все» (О.Стулов) [22]. Примечательно, что Россия сделала надлежащие выводы из первой чеченской кампании, и в 1999-2000 годах сумела переломить ситуацию в информационном пространстве на свою пользу.

Мусульмане в целом и исламисты в особенности не испытывают недостатка в надежной информации; в еще меньшей степени они предпочитают западные источники информации своим источникам. Как раз наоборот – многое указывает на то, что в большей степени их интересует слушание радиопередач и чтение сообщений, подготовленных мусульманами – они им больше доверяют, чем информации, поступающей от не-мусульман.

Подтверждением сказанному является поведение мусульман, живущих в западных странах (включая Израиль), которые хорошо знают один или больше западных языков. Хотя они имеют доступ к огромному числу западных телевизионных станций и интернет-сайтов, они обычно получают сведения о новостях не от этих, а от мусульманских источников.

Примерами подобной ситуации являются интенсивные усилия таких телевизионных станций, как Аль-Джазира (в Катаре) или Аль-Манар (во Франции), которые стремятся расширить свою мусульманскую аудиторию, или намерение телестанции Аль-Джазира начать вещание на английском языке в начале 2006 г. Еще более убедительным доказательством такой ситуации является поведение исламистских террористов, живущих на Западе, которые вообще игнорируют немусульманские источники информации.

В качестве примера рассмотрим подоплеку нападения ливанского иммигранта Рашида Баз на еврейского мальчика Ари Хальберштама 1 марта 1994 г. Это нападение произошло на Бруклинском мосту в Нью-Йорке. В своей статье в журнале «Middle East Quarterly» Ариэль Хейлман пишет, что Баз выстрелил и убил Хальберштама через четыре дня после того, как израильтянин Барух Гольдштейн убил 29 мусульман в мечети в Хевроне. Бойня, устроенная Гольдштейном, вызвала волнения на всем Ближнем Востоке и повлияла на поведение мусульман в Соединенных Штатах, которые «восприняли события, произошедшие на Ближнем Востоке, совершенно по-другому, чем большинство американцев».

Хотя израильское правительство резко осудило действия Гольдштейна, арабская пресса «почти без исключения» возложила всю ответственность за эту бойню на израильтян и их правительство. В радиопередачах цитировались слова палестинского представителя в ООН о том, «ответственность за то, что произошло, несёт правительство Израиля …

и можно сказать, что оно даже принимало участие в этом теракте». Исламистские источники заявили, что «любой или что-либо, имеющие даже слабую связь с Израилем», являются законной целью для мщения.

Баз впитал в себя все эти рассуждения и интерпретацию событий, а содержание американских передач и газет представлялось ему несущественным, ничего не значащим. Физически он жил в столице мировой прессы, но его мысли витали в интеллектуальной среде, образованной редакторами изданий на арабском языке. Он кипел от гнева, «распалившись под действием сообщений из арабских источников, которые изображали Гольдштейна в качестве израильского агента, а не в качестве обезумевшего вооруженного человека – одиночки». Баз достал некоторое количество оружия и стал искать цель, имеющую отношение к Израилю. Такую цель он нашел в фургоне, полном еврейскими ребятами – хасидами, и отправился выполнять свою кровавую «миссию»

Во внутренних, гражданских, конфликтах бои за средства коммуникации (в частности, телецентры) вообще имеют решающее значение, о чем свидетельствуют события последнего десятилетия XX ст. на постсоветском пространстве: бои за телецентр в Москве в октябре 1993 г., штурм вильнюсского телецентра в 1991 г. Кстати, основным методом внутриполитической борьбы в развитых государствах давно стали «информационные войны». Это дает повод футурологам прогнозировать, что в будущем СМИ смогут заменить политические партии [21].

Глобализация информационной сферы приводит к власти не сверхдержавы, а транснациональные медиа-империи, которые создают реальность под себя и манипулируют сознанием масс на собственное усмотрение. Немало исследователей говорит об отрицательном влиянии масс-медиа (в особенности, электронных) на реципиента.