Ф. де Соссюр о системе языка

В 1949 году Л. Готье, на три курса лекций, прочитанных де Соссюром в 1907 – 1911 годах, записалось около 30 человек. Из этого небольшого числа студентов только 11 регулярно посещали занятия и вели записи, причем записи первого и второго цикла, сделанные А. Ридлингером, а также запись третьего цикла, сделанная Ж. Дегалье, оказались достаточно подробными и вполне квалифицированными, чтобы послужить основанием для реконструкции «Курса».

Самым кратким был первый курс7. Он продолжался всего один семестр. Курс был записан А. Ридлингером, оставившим обстоятельный конспект из трех тетрадей. В данном курсе излагались вопросы только диахронической лингвистики, за исключением двух вводных лекций, в которых говорится о типичных ошибках лингвистов (смешение языка и письма, квалификация изменений в языке как искажений и в качестве следствия этого – квалификация нелитературных, диалектных форм тоже как искажений), а также нескольких лекций по фонологии, которая определяется как нелингвистическая дисциплина. Кажется, что здесь Соссюр еще целиком стоит на той точке зрения, которая зафиксирована в одной из его записей, датируемой 1891 годом: «Чем больше изучаешь язык, тем больше убеждаешься в том, что в языке все – история, то есть что он является предметом исторического анализа, а не анализа абстрактного, что он состоит из фактов, событий, а не из законов, что все, кажущееся в нем органическим, на деле является несущественным (contingent) и полностью случайным».

Соссюр отчетливо представляет себе, что язык обладает знаковой природой и что существуют две основных дихотомии: дихотомия языка и речи и дихотомия синхронии и диахронии. Однако обо всем этом говорится по случайному поводу. Специальных лекций о знаковой природе языка, о дихотомии не читается. Так, вопрос о языке как системе знаков поднимается в связи с рассуждением о фонологии как о вспомогательной для лингвистики дисциплине: «Язык—это система знаков; язык как таковой образует отношения, которые наша мысль устанавливает между этими знаками. Что же касается материальной стороны этих знаков, то она сама по себе может рассматриваться как нечто безразличное для знака. Правда, мы вынуждены использовать для знаков языка звуковой материал, и только его, но даже в том случае, если бы звуки изменились, это было бы безразлично для языка, поскольку отношения остались бы теми же самыми: ср., например, морские сигналы; ничто не изменится в системе, даже если они выцветут».

Вопрос о разграничении и противопоставлении внутри речевой деятельности языка и речи Соссюр ставит в лекции, посвященной аналогии, когда ему приходится отделять, как он говорит, аналогические изменения от фонетических изменений. Здесь, единственный раз во всем курсе, Соссюр утверждает, что рассмотрение любого факта речевой деятельности заставляет нас отличать речь от языка и определяет последний как «вместилище форм, содержащихся в мысли актуально или потенциально».

Наконец, дихотомия «синхрония – диахрония» упоминается один раз там, где Соссюр, завершив изложение фонологии, переходит к диахронической лингвистике. Здесь он сообщает слушателям, что язык можно было бы рассматривать и со статической точки зрения, но тут же указывает на большую важность исторической точки зрения, поскольку говорящему она никогда не дана непосредственно.

Завершив изложение диахронической лингвистики, Соссюр еще раз напоминает, что, кроме нее, существует и статическая лингвистика, то есть «состояния языка, которые содержат все то, что обычно называют или то, что следовало бы назвать грамматикой», и указывает на то, что логически следовало бы перейти к рассмотрению этой статической лингвистики, и далее переходит, вопреки только что сформулированному положению, к ретроспективной лингвистике на материале индоевропейских языков, заканчивая этим курс. Видимо, Соссюр имеет еще довольно общее представление о сфере синхронии и не может развить общую идею во всех ее частностях8.

Второй курс был прочитан через год, в 1908—1909 учебном году9. Как и в первом курсе, теоретическая часть была представлена ученым в общих чертах, а вот «Обзор индоевропейских языков как введение в общую лингвистику» занял больше половины курса.

На Курс II записалось одиннадцать человек. Курс был законспектирован А. Ридлингером, Л. Готье, Ф. Бушарди, П. Регаром и Э. Константеном. Самым обстоятельным оказался конспект А. Ридлингера, хотя  по точности и обстоятельности ему совершенно не уступал конспект Э. Константена, но он был обнаружен только в 50-х гг. нашего столетия и не сыграл никакой роли в деле реконструкции «Курса общей лингвистики», предпринятой Сеше и Балли.

Структура и содержание теоретической части второго курса претерпела существенные изменения по сравнению со структурой и содержанием первого. Теоретический раздел распался на три части. Первая посвящается установлению дихотомии внутри речевой деятельности – противопоставлению языка и речи и утверждению, что объектом лингвистики является язык, который определяется как система знаков. Вторая часть посвящена выделению двух основных дихотомий:

1. противопоставление внешней и внутренней стороны, или внешней и внутренней лингвистики, то есть того, что не затрагивает непосредственно системы (язык и этнология, история, географическое распространение языков и дробление их на диалекты и т. д.), и того, что касается самой системы значимостей;

2. противопоставление синхронического (точнее, идиосинхронического) ряда и ряда диахронического и таким образом статической лингвистики или синхронической лингвистики, диахронической или кинематической (эволю-тивной) лингвистике. Системность синхронического противопоставляется несистемности диахронического10.

Еще через год, в 1910—1911 учебном году, Соссюр прочел третий курс11. На этот цикл лекций записалось 12 человек, из которых четверо Ж.Дегалье, Ф. Жозеф, А. Сеше и Э. Константена тщательно конспектировали все мысли ученого.

По замыслу Фердинанда де Соссюра курс распадался на три части: общие сведения о языках, теория языка и теория речи.

Необходимость начинать с общего обзора языков, то есть фактически с того, что Соссюр называл внешней лингвистикой, оправдывалась тем, что лишь знание конкретного материала дает возможность лингвисту перейти от конкретного к общему, от многообразия языков к лежащему в основе их общему механизму – языку вообще.

В этой части рассматривалось географическое многообразие и распределение языков, членение их на диалекты, сосуществование на одной территории литературной речи и «естественного» языка (диалекты, говоры), языка автохтонов и языка завоевателей, номадов и т. п., объединение языков в семьи, обзор семейств языков, проблема возможной группировки языков по типам связей языка с мыслью и т. д.

Затем давались некоторые сведения о второй знаковой системе – письменности, излагалась фонология, после чего наконец Соссюр переходил ко второму важнейшему разделу курса – лингвистике языка12.

Перед издателями «Курса» встала нелегкая задача: им надо было решить, что издавать. Перед ними открывались три возможности13: 1) издать в одной книге все три цикла лекций, выбрав для каждого цикла наилучший конспект и сопроводив их воспроизведением некоторых фрагментов из оставшихся после Соссюра черновиков; 2) издать только то, что можно было безусловно считать последним «авторским текстом», в котором отражен наиболее зрелый взгляд Соссюра на язык, на природу языкознания, то есть третий курс; 3) свести все три цикла в одно целое, поставив, таким образом, знак равенства между Соссюром 1906 года и Соссюром 1911 года, что было очень спорно и требовало принятия нелегких решений.

Балли и Сеше избрали третий путь. Это породило многочисленные трудности.

Во-первых, многие формулировки Соссюра существовали в нескольких редакциях, и не только потому, что они были сформулированы Соссюром в разных циклах по-разному, но и потому, что Соссюр давал несколько редакций одной и той же мысли в одном и том же цикле лекций. Характерными примерами могут служить рассуждения Соссюра о взаимоотношении языка и речи, об отношении значения и значимости. Балли и Сеше либо выбирали одну из ряда существующих формулировок, никогда не обосновывая своего выбора, отдавая предпочтение то более позднему, то более детальному варианту, либо, что чаще, давали собственную редакцию многократно изложенной Соссюром идеи, соединяя несколько вариантов в один, источник которого установить не так просто.

Во-вторых, некоторые выводы Соссюра были сформулированы им самим и, возможно, конспектировавшими его лекции слушателями недостаточно ясно, однозначно. Естественно, возникала необходимость приведения неясных формулировок к ясной недвусмысленной форме. А как известно, любая попытка сделать неясное, неоднозначное ясным и однозначным всегда сопряжена хотя бы с минимальной интерпретацией.

В-третьих, некоторые утверждения Соссюра казались издателям лаконичными, и они давали расширенную редакцию этих укороченных утверждений, стремясь «прояснить» то, что было сказано кратко и, как им казалось, поэтому недостаточно понятно.

В-четвертых, они либо заменяли некоторые примеры, которые казались им неподходящими, либо дополняли их своими.

В-пятых, так как издатели пользовались курсами разных лет, в которых одна и та же тема излагалась в разной последовательности, то это вело к перекомпоновке последовательности изложения, что неизбежно приводило к появлению связочных предложений и абзацев, без которых перекомпоновка просто не удалась бы.

В-шестых, в «Курс» были введены абзацы, которые имели далеко не связочный характер, но которые не подтверждались ни одним источником, ни одним из черновых фрагментов Соссюра.

Кроме того, терминологию Соссюр менял не только от курса к курсу, но и на протяжении одного и того же курса. Классическим примером может служить терминология, фиксирующая две стороны знака. Долгое время Соссюр пользовался терминами «понятие» для наименования означаемого и для наименования означающего.

Недостатки «Курса», созданного Бали и Сеше стали очевидны после выхода критического издания «Курса» под редакцией Энглера, где напротив каждого (пронумерованного) предложения воссозданного Балли и Сеше приведены соответствующие места использованных издателями конспектов всех трех курсов, соответствующие места неиспользованных издателями конспектов Э. Константена и отрывки из скудных черновиков самого Соссюра14,15.

Даже поверхностное прочтение критического издания Энглера показывает, что Соссюр в изложении Балли – Сеше и Соссюр в записи конспектов его слушателей не вполне тождественны. В каком-то смысле можно было бы даже утверждать, что это не Соссюр, а несинонимичный парафраз Соссюра. И так обстоит дело не только с Балли и Сеше. Все последующее языкознание, по крайней мере то, которое отталкивалось от Соссюра, воспринятого сквозь призму реконструированного «Курса», представляло собой несинонимичный парафраз идей Соссюра, непрерывные вариации на разработанные им темы, на сформулированные им проблемы.

Таким образом, произведение, на титульном листе которого значится имя Фердинанда де Соссюра, и которое озаглавлено «Курс общей лингвистики», фактически не принадлежит де Соссюру и не задумывалось им как книга. Оно было случайно начитано преподавателем, случайно сохранено в записях его слушателей и воссоздано лицами, которые не были непосредственными свидетелями того, как и в какой форме развивались и излагались идеи, и которые, воссоздавая ход мыслей Соссюра, не смогли воспользоваться лучшими записями лучшего цикла лекций, сделанными Э. Константеном.

2. Основные постулаты языкознания, сформулированные Фердинандом де  Соссюром

2.1. Разграничение языка и речи 

«Фердинанд де Соссюр, крайне неудовлетворенный состоянием современной ему лингвистической теории, строил свой курс на принципиально новых основах»16, – пишет В.М. Алпатов. В связи с этим им вводятся в науку три важнейших понятия: речевая деятельность, язык и речь.

Понятие речевой деятельности исходно, и ему не дается четкого определения. К ней относятся любые явления, традиционно рассматриваемые лингвистикой: акустические, понятийные, индивидуальные, социальные и т. д. Эти явления многообразны и неоднородны. Цель лингвиста – выделить из них главные.

Языку противопоставляется речь. По сути, это все, что имеется в речевой деятельности, минус язык. Противопоставление речи языку происходит по ряду параметров. Прежде всего, язык социален, он общее достояние всех говорящих на нем, тогда как речь индивидуальна. Далее, речь связана с физическими параметрами: вся акустическая сторона речевой деятельности относится к речи, язык же независим от способов физической реализации: один и тот же язык может отражаться и устно, и письменно. Психическая часть речевого акта также включается Фердинандом де Соссюром в речь: язык включает в себя только существенное, а все случайное и побочное относится к речи. И, наконец, подчеркивается: «Язык не деятельность говорящего. Язык – это готовый продукт, пассивно регистрируемый говорящим»17.

Соссюр считает, что язык – «социальный аспект речевой деятельности, внешний по отношению к индивиду» и что «язык, отличный от речи, составляет предмет, доступный самостоятельному изучению»18. Так формируется подход к языку как явлению, внешнему по отношению к исследователю и изучаемому с позиции извне.

Русский термин «речевая деятельность» принадлежит Л.В. Щербе. К ней относятся любые явления, традиционно рассматриваемые лингвистикой: акустические, понятийные, индивидуальные, социальные и т. д. Вместе с тем это и система выразительных возможностей данного народа, которая весьма разнообразна и соприкасается с физикой, физиологией, психологией. Речевая деятельность многообразна и разнообразна. Она относится и к сфере индивидуального и к сфере социального; ее нельзя отнести определенно ни к одной категории явлений человеческой жизни, т.к. неизвестно, каким образом всему этому можно сообщить единство19. Согдасно учению Фердинанда де Соссюра, именно язык вносит в речевую деятельность единство.