Расхождение концептов в межкультурной коммуникации. Ключевые русские и англо-американские концепты

быть сопоставлен с  ним по эмоциональной насыщенности и глубине. В его "сферу

влияния" попадают такие  понятия, как soul brother {букв, "брат по духу"} —

черный, чернокожий (также soul sister— о девушке или женщине)— и soul

music— музыка "соул", разновидность направления "ритм и блюз", включающая

элементы негритянских религиозных песнопений, которая  характеризуется четким

ритмом и эмоционально насыщенным вокалом (Леонтович, Шейгал 2000). Однако

"аура" русского  и афро-американского концептов  и вызываемые ими культурные

ассоциации глубоко  различны и могут быть сопоставлены лишь для объяснения

связанной с ними "задушевности".

Русский концепт "тоска" не имеет аналогов в американской концептосфере, о

чем достаточно убедительно  пишет американский переводчик Р. Лури:

"In the zone of feelings that exists apart from the state and history, the Russians have

developed a cult of spontaneity and sincerity. <...> Their emotional palette is broader

than ours and favors the moodier hues. They experience considerable toska, an undefined

longing, a sense that what you most need and want is elsewhere, if anywhere at all"

(Lourie, Mikhalev 1989: 38).

Для передачи концепта "тоска" на английском языке можно попытаться заполнить

лакуну с помощью  пограничных концептов {melancholy, depression, yearning,

anguish, ennui, longing, grief и т. д.) — с тем только, чтобы доказать его непе-

редаваемость. "Нужно  делать различие между тоской и страхом  и скукой, — писал

Н. А. Бердяев. — Тоска  направлена к высшему миру и сопровождается чувством

158

ничтожества, пустоты, тленности  этого мира <.. .> Страх и скука  направлены не на

высший, а на низший мир. Страх говорит об опасности, грозящей мне от низшего

мира. Скука говорит о пустоте и пошлости этого низшего мира. <...> В тоске есть

надежда, в скуке —  безнадежность" (цит. по: Степанов 1997: 677—678)*.

Если бы, в противовес трем ключевым русским концептам, выделенным

А. Вежбицкой ("душа", "судьба", "тоска"), надо было выделить три американских,

то можно было бы предложить концепты "challenge", "privacy" и "efficiency",

непереводимость которых  на русский язык отметил и попытался  объяснить А.

Михалев (Lourie, Mikhalev 1989: 1, 38).

В словаре "Жизнь и  культура США" концепт "challenge", практически не

имеющий аналога в  русской концептосфере, объясняется  следующим образом:

"1. задача 2. проблема, трудность 3. испытание 4. вызов. Это слово — одно из

ключевых для понимания  американского национального характера; оно выражает

отвагу, готовность рисковать, чтобы испытать себя, дух авантюризма, стремление к

соперничеству и т. д." (Леонтович, Шейгал 2000).

Недаром именем Challenger в свое время был назван американский космический

корабль. Как отмечает Михалев, даже простейшее предложение "The creation of а

new сатрапу  is exíremely challenging" сложно для перевода на русский язык. Он

высказывает предположение, что авантюризм и способность  к риску в большей

степени свойственны  американцам, нежели русским (Lourie, Mikhalev 1989: 38). И

уж вовсе не укладывается в русскую концептосферу эвфемистическое употребление

слова challenged (нетрудоспособный, искалеченный), тесно связанное с понятием

политической корректности, например: physically challenged (person) — инвалид;

visually challenged— слепой. Характерно, что это слово, используемое для

эвфемизации, фактически означает готовность бороться с трудностями, бросить

вызов судьбе и победить.

Концепт "privacy", обозначающий личное пространство, а также право  на невмешательство

в частную жизнь, занимает важное место в системе американских ценностей

и проявляется во всех областях жизни: взаимоотношениях детей  и

родителей, преподавателей и студентов, коллег и малознакомых людей. Хочется

привести еще один абзац из уже цитированной статьи Р. Лури и А. Михалева:

159

""Privacy", a concept with far reaching implications, is absolutely untranslatable into

Russian. It would be unfair to ascribe the lack of this concept solely to living conditions in

the Soviet era, though, needless to say, communal apartments where 10 families share a

bathroom, dormitories and the thin-walled barracks where a few generations lived their

lives, as well as the overcrowding in today's urban dwellings, did and do little to foster

the introduction of that concept into our daily experience. Tolstoi and Turgenev lived at a

time when privacy must have existed in Russia, but their works contain no word or

expression that adequately conveys the range of attitudes bound up with this notion"

(Lourie, Mikhalev 1989: 38)

Концепт "efficiency" также не имеет соответствия в русском языке и только

отчасти может быть передан  совокупностью слов: умение, деловитость,

расторопность, эффективность, производительность.

Разумеется, это лишь немногие из ключевых русских и американских лингво-

культурных концептов, и список этот может быть продолжен. Тем не менее,

приведенный выше анализ дает представление о существенных различиях между

русской и американской концептосферами.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

V. Нюансировка концептов.

 

Значимость концептов для лингвокультуры определяется тем, насколько тонко в

языке отражаются оттенки  соотносящихся с ними значений и  в каком направлении

идет их нюансировка. В работах разных исследователей уже не раз затрагивались

расхождения между словами, соположенными с русскими и английскими/американ-

скими концептами "правда" и "ложь". А. Вежбицкая и Ю. С. Степанов отмечают

расхождения между концептами "правда" и "истина". "Истина выражает порядок

вещей в мире, закономерность, закон, а правда— конкретный случай; истина

поэтому выражает общие  суждения, правила, а правда — частные  суждения, главным

образом о событиях и  фактах", — пишет Ю. С. Степанов (1997: 325). Заметим,

что в английском языке  такая дифференциация концептов  отсутствует. Русское

слово справедливость восходит к концепту "правда" (от общеслав. правый —

истинный), что отличается от истоков английского justice (от лат. Justus — законный,

заслуженный). "Для  англо-американской ментальности, отраженной в слове

justice, малопонятным кажется  различие, если не противопоставление, правосудия и

161

справедливости, особенно на фоне неприемлемого для США  российского нетождества

между законом, судом  и истиной, правдой, моральной справедливостью", —

замечает В. А. Костомаров (1995: 53).

С другой стороны, не раз  описано вранье как специфически русское явление. Вот

как оно выглядит через  призму американского восприятия:

"Russians сап fudge the facts, а national characteristic called vranyo <...>.

Dictionaries translate vranyo as "lies, fibs, nonsense, idle talk, twaddle," but like many

Russian terms, it is really untranslatable. Americans might call it "tall talk" or "white

lies," but "fib"perhaps comes closest because vranyo, as Russian writer Leonid Andreyev

noted, is somewhere between the truth and a lie" (Richmond 1996: 123).

Й. Ричмонд квалифицирует  вранье при обгцении с иностранцами как

неспособность русских  посмотреть правде в глаза, если эта  правда нелестна для

России (Там же).

Американский журналист  Д. Шиплер не находит английского  эквивалента для

русского слова показуха и дает ему следуюгцее определение: "а phony show or а

snow job usually put on for people of high standing" (Shipler 1989: 21).

B. A. Костомаров следующим  образом объясняет неспособность  американцев

найти адекватный перевод  русских слов, относящихся к обману: "...они не могут

среди параллельных и  соотносительных слов найти понятию  врать, враль, вранье

адекватного перевода, ибо  это и не swank— хвастовство, бахвальство, и не

nonsense, prate, idle talk — безответственная  болтовня, twaddle — пустословие, но

все это вместе" (Костомаров 1995: 53). Эта особенность русского концепта "обман"

позволяет Н. Н. Панченко писать о "большей нюансировке  эмоционального кодирования

ситуации обманного  действия" в русской лингвокультуре по сравнению с

английской (Панченко 1999: 86). Ее исследование показало, что "для передачи значения

клеветы и распространения  порочащих слухов русское языковое сознание

закрепило более чем  в три раза больше единиц в сопоставлении  с английским". В то

же время в английском языке вдвое больше единиц со значением "лесть" и

"пассивная ложь" (Там же: 74—75).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

VI. Расхождение концептов в межкультурной коммуникации.

 

В условиях МК расхождение  концептов, которое отражает дух  народа,

специфику мышления и  характер восприятия действительности представителями

разных лингвокультур, может приводить к попытке  осмыслить чужую культуру

через собственную концептосферу  и тем самым провоцировать  ситуации непонимания.

Конфликт концептов, сформировавшихся в разных "гипертекстах", на пересечении

разных смыслов и ассоциаций, приводит к заблуждениям в отношении

друг друга в результате эффекта обманутого ожидания.

Почему американские описания России так часто кажутся  чужими, как бы и не о

нас написанными? Очевидно, это отражение иного способа  мышления, когда

русская культура пропускается через систему американских концептов. Приезжая в

Россию, американцы нередко  пытаются использовать свою "сетку  координат" для

анализа явлений русской  жизни. Например, при проведении конкурсов  на гранты

американские организации  раздают русским участникам анкеты и оценивают

уровень их профессиональной компетенции через призму концептов, широко

распространенных в  американском обш;естве, но плохо знакомых россиянам. Поэтому

ключевые американские понятия, такие как pluralism и diversity, зачастую

становятся камнем преткновения для русских участников, которые  не могут соотнести

собственный опыт с инокультурными концептами.

Описывая деловые переговоры между русскими и американцами, Й. Ричмонд

отмечает: "Понятие  или слово, произнесенное на одном конце стола, может быть не

понято на другом копне  просто-напросто потому, что оно  не существует в политике,

юриспруденции, культуре и даже языке этой стороны. Добавьте к этому недостаток

знаний русских и  американцев друг о друге— и задача переговоров с

русскими станет еще  более трудной" (Richmond 1996: 151).

Более того, существуют расхождения  в том, как язык членит, а затем  синтезирует

информацию об окружающем мире. Как пишет Ю. С. Степанов, "у  каждого из

культурных концептов  свой синтаксис: каждый из них как бы окружает себя

своими особенными синтаксическими  правилами" (Степанов 1997: 325). При

общении смыслы, существующие в редуцированном виде в сознании говоря-

164

щего/слушающего, разворачиваются, причем степень развернутости зависит  от

контекста, требований коммуникативной ситуации и уровня культурно-языковой

компетенции коммуникантов. Для неносителя лингвокультуры требуется  большая

степень смысловой развернутости  и эксплицитности при использовании  концептов,

нежели для носителя.

В результате специфического для английского языка членения и синтеза смыслового

содержания высказывания следуюш;ие краткие, но емкие английские фразы с

трудом поддаются переводу на русский язык без существенной деформации синтаксиса:

to project into the future; to center on life experiences; to encourage smb. to do

smth.; to make love; to date back to; mainstream culture; a helpful person.

Из-за разной концептуализации действительности и степени активности в освоении

мира различается и  форма вербализации народного опыта, которая выражается

в агентивности/неагентивности, развернутости/свернутости высказывания, расчлененности/

нерасчлененности на компоненты и в разных субъектно-объектных

отношениях. При переводе происходит перераспределение смыслов  между словами

(концентрация, трансформация, синтез и т. д.), например:

/ am thirsty — я  хочу пить;

I am sorry — мне жаль;

I am hungry —я  проголодался;

to witness — быть  свидетелем;

to gamble — играть  в азартные игры;

to kneel — становиться  на колени.

Английскому языку свойственны  точность и краткость выражения мысли:

What's the message? What message do you want to get through? Русский язык, в свою

очередь, отличается богатой  эмоциональной нюансировкой смыслов. Например,

невозможно передать по-английски фразу: "А солдатика замучила тоска".

Расхождения в концептуализации действительности приводят к высказываниям

с обеих сторон типа: "Не хочу работать с американцами/русскими—  я их не

понимаю!"__

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение.

 

 

В работе выделяются следующие факторы, определяющие характер взаимовосприятия

и взаимодействия русских  и американцев на культурно-языковом

уровне и влияющие на понимание в процессе МК: уникальность географического

положения России и США; их сопоставимость по размерам; мировое  влияние;

многонациональный состав и многокультурие; наличие доминирующей культуры и

языка; роль ведущего языка  как консолидирующего фактора нации.

Языковая личность рассматривается  как центральное системообразующее  звено

коммуникативного процесса. Исходя из целей нашего исследования, мы определяем

ЯЛ как национально-специфический  тип коммуниканта, обладающий культурно

обусловленной ментальностью, картиной мира и системой ценностей, придерживающийся

определенных когнитивных  подходов, языковых, поведенческих  и

коммуникативных норм и потенциально способный к межкультурной