Ключевые аспекты религиозной реформы Эхнатона и их отражение в искусстве

Всё созданное имеет своё назначение: к примеру, небо сотворено для того, чтобы Атон восходил на нём и смотрел на всё созданное им. Присутствие подобного «наблюдения» предполагает логичный вопрос о том, вмешивается ли «наблюдающий» в события, разворачивающиеся на земле. По тексту гимна, единственным участием солнечного диска в жизни его творений является дарование жизни. И этого участия должно быть достаточно, так как оно даёт всё необходимое для благополучного существования: жизнь, силу и радость. Всё созданное рассматривается как своеобразные сосуды для чувств, которые даются свыше: в гимне неоднократно звучат такие фразы, как «ты наполняешь всю землю своей красотой»89, (когда выходит диск) «Обе Земли торжествуют»90. Хвала и торжество предстают естественно возникающей потребностью всего живого, и в то же время это их главная обязанность наряду с бытовыми делами. Как проявляется эта хвала? В соблюдении обыкновенного цикла жизни: скот вкушает травы, птицы летят, рыбы выплывают из глубины, а вот люди, которые знают о божестве, воздают ему хвалы – гимн даже описывает, как выглядит это: «Руки их славят твоё воссияние»91.

Итак, все существа, и люди в том числе, подчинены воле божества. С одной стороны, это естественная зависимость, обусловленная физической потребностью в даре солнечного диска; с другой стороны, само живое существо не может обособиться от того, частью чего оно является, и так оно получает божественную радость и торжественность мироощущения. Власть Атона над всем сущим миром несомненна. Видимым проявлением этой власти служит солнечный свет, духовным – радость.

Радости как основополагающему чувству уделяется в гимне большое внимание. Это реакция мира на появление солнца, результат непрестанного восхищения красотой: «О как прекрасно исполнены они, твои замысли, владыка вечности!».92 Подробное описание принципов устройства мира (разделение людей по языкам и цвету кожи, своё пропитание и свой Нил, т. е. доступ к воде, у всех существ и т. п.) показывает удивительное для Древнего Египта внимание к окружающему миру, к жизни, происходящей здесь и сейчас. Удивительно и то, что в гимне нет ни одного упоминания о грядущем загробном мире. Скорее всего, это также объясняется единой сущностью всего живого: человек не отдельное самостоятельное существо среди других и среди разных богов, обладающих каждый своим характеристиками. Осознание единства всего, заключённого в этом мире, по-видимому, избавляет от необходимости мыслей о смерти. Благодарение Атона и радование – единственные обязательные дела живущих, которые связаны с отправлением культа. Это ярко видно и в реальной жизни: при Эхнатоне разрабатывается совершенно иной тип храмов: тёмные, мрачные и таинственные молельни, которые озарялись лишь светильниками из алтарей, сменяют открытые площадки-дворы, обнесённые стенами, внутри расставлены статуи фараона и его семьи и поставлен жертвенник.93 Двор украшен статуями фараона, росписью, пилонами.94 Изменяется и сам характер богослужения: Эхнатон с кадильницей стоит на верхней площадке главного алтаря, Нефертити и дочери позванивают в систры, под аккомпанемент музыкантов (арфы, лютни), жрецы произносят гимн.95

Кроме того, что радость и свет становятся стержнем образной системы религии, мы видим, что в роли главного жреца в церемонии выступает сам фараон Эхнатон. Что это значило и в какой связи находились Атон и угодный ему фараон? Обратимся к источнику.

Эхнатон – «единственный для Ра»96, «сын Ра, живущий правдой владыка венцов»97. Между божеством (причём его духовным воплощением) и фараоном существует самая прочная и неоспоримая связь – семейная. Божество уникально и единственно, таков и его сын – прямая закономерность налицо. Божественное единоличие власти имеет своё подобие на земле, фараон представляется неким земным представителем высшей власти, причём указание на семейную связь предполагает, что Эхнатон как бы младшая копия Атона. Можно представить это как ряд последовательных проекций: Ра (божественное) – Атон (физический облик божества) – Эхнатон (земная власть). Следовательно, слова «ты в моём сердце и нет другого, который познал бы тебя, кроме сына твоего»98 прямо указывают автора гимна. Действительно ли Эхнатон написал эти слова? Кажется, в этом нет сомнений. Фараон обладает уникальным знанием, которое передаётся только по линии Ра – Атон – Эхнатон.

В начале гимна присутствует любопытное упоминание, которое также даёт нам возможность лучше представить место фараона по отношению к божеству. «Да живёт Ра-Горатхи, ликующий на небосклоне, в имени своём как Шу, который [есть] Атон»99 – что же означает упоминание ещё одного божества? Обратимся к гелиопольской космогонии. Вначале из хаоса, имевшего название Нун, появился великий бог Атум, первый бог во Вселенной. Первыми его созданиями были бог ветра Шу и богиня Тефнут.100 По представлениям гелиопольских жрецов, Атум был верховным богом, притом богом солнца в момент заката.101 (Вообще солнце было царским универсальным символом. В течение XVIII династии интерес к богу солнца неуклонно возрастает, увеличивается количество посвящённых ему гимнов и упоминаний в гробницах, и, наконец, его имя включается в титулатуру фараона в начале царствования Аменхотепа IV.)  Таким образом, путём отождествления Эхнатона с Шу в гимне  акцентируется внимание на «сыновнем» положении фараона, к которому обращено славословие в начале гимна. Это не является свидетельством политеистической тенденции, так как прямо указано на «имя» Шу, то есть на форму, вид представления фараона. Шу выражает собой как бы божественную идею соотношения Ра и Эхнатона, в то время как в физическом мире это же соотношение выражено в отцовстве Атона и сыне-фараоне.

Идея о прямом божественном наследовании власти от Атона к Эхнатону даёт фараону право на неограниченные претензии на мировое господство, как сказали бы сейчас. Фараон становился явной инкарнацией верховного божества, поэтому он и доводит молитвы до Атона, будучи верховным жрецом. Так он получал верховную власть над всеми божествами, и действия по стиранию имён других божеств, к примеру, предпринятые в начале правления фараона, уже не могли считаться греховными, так как он исполнял волю высшего божества. Мысль о праве на всё, созданное солнечным диском, естественно обоснована уникальностью и единственностью линии сакральных властителей, небесного и земного. Заявление на управление всем физическим миром прямо звучит с первых строк гимна: об Эхнатоне говорится как о «владыке всего, что окружает солнечный диск, владыке неба и владыке земли»102. При этом официально государственный статус фараона по-прежнему звучит как «царь Верхнего и Нижнего Египта», «владыка Обеих Земель [Египта] Неферхепрур». Исследователи неоднократно обращали внимание на то, что и Атон ни в каких источниках не называется богом, а только царём, при этом постоянно встречается употребление имени «Атон» вместо слова «бог» (нутер).103 Это вполне логичное следствие из соотношения божественного начала и его воплощения; к тому же, так укреплялась власть Атона и фараона, ибо и по государственному статусу не существовало никого выше божества и его воплощения. Идея равного подчинения всего сущего  является одним из прямых выводов из литературно-композиционного строения гимна: в описании жизненного цикла нет отличий в описании животных, людей и рыб. Скот вкушает травы, а человек совершает свою работу, таков заведённый порядок жизни.

Право на политическое господство наиболее явно звучит в словах «Плывут корабли на север, а также на юг, и все дороги открыты, когда ты [Атон] воссиеваешь»104.  Эта фраза связана с завоевательными успехами Египта XVIII династии; кроме того, она ставит под сомнение гипотезу о том, что реформа Эхнатона возникла в противовес активной внешней политике предшествующих правителей – напротив, гордость и ощущение всевластия египтян очевидны в этих словах: «…все дороги открыты».

В своём земном правлении фараон имеет соправительницу – «великую царёву жену»105 Нефертити. Так как она является его женой, появляется ещё одна семейная связь, которая предполагает передачу священного знания. Вообще роль женщины при дворе при XVIII династии становится необыкновенной для прошлого, это начинается ещё при отце Аменхотепа IV Аменхотепе III.  Его супруга, Тии, имела влияние при дворе, хотя была дочерью нетитулованных родителей. Предположительно, она имела влияние и на представления юного Аменхотепа IV.106 Царица Нефертити обладает своей особенной титулатурой: «жены царёвой великой, возлюбленной им, владычицы Обеих Земель Нефернефруитен-Нефертити, да будет она жива и молода вечно, вековечно!»107. Любовь солнца к фараону является общим местом: «возлюбленный Йота» (Йота – Атон),но  также «любимою Йота живого» является и Нефертити.108 Известно, что вместо прежних богинь-хранительниц при Эхнатоне бывала обычно изображена царица. Ей, как и Эхнатону, были посвящены молитвы-прошения и прославления: «да даст она память добрую пред царём, жалование его постоянно повседневно»109; «да даст она жалование свое остающееся, твёрдое, плоть, приобщённую радости, что даёт она».110 Дополняет наше представление о новой роли царицы изменение обряда, которое отмечает С. Ольдред: раньше фараон одевал бога (символический ритуал), теперь же жена облачает фараона в царские одежды111 (это видно на осколке рельефа стелы из Тель-Амарны, Берлинский музей). Уместно вспомнить теорию этого же исследователя о возникновении троичности божественного начала, выраженной в форме семейных отношений (свидетельства чего мы уже отметили на примере Большого гимна Атону):  Отец-бог, Сын-фараон и Мать. Безусловно, если мы признаём верной такую схему построения отношений, мы должны знать, какова была сакральная роль царицы. Итак, она является соправительницей фараона, участвует в жертвоприношениях.

При исследовании источника на предмет его ценности для данной темы кратко уже было отмечено присутствие слова «маат», истина, которое при ином оформлении иероглифа означает богиню правды. Истина является бессменной спутницей фараона: прозвания, сопровождавшие стёртое имя, могли принадлежать только Аменхотепу IV:  «Живущий правдою», «Большой по веку своему».112 В. И. Авдиевым считал, что это всё же признак самой богини правды – Маат (хотя это и противоречит идее монотеизма).113 Это предположение связано с употреблением слова маат (истина) в самоназвании фараона «живущий истиной» (анх ем маат) и славословиях Атону.

«Лучший бог, тот, кто получает удовольствие от правды, Повелитель всего, что Солнечный диск окружает, Властитель Небес, Властитель Земли, Великий Живущий Атон, который освещает обе земли!»114 – говорится и о самом божестве в его титулатуре, отражённой на картушах. Возможно, Нефертити и была тем самым земным воплощением богини правды, так же, как Эхнатон был воплощением Ра, сыном Атона? Маат уже не богиня, не отдельное мифологическое существо в сознании человека, но идея истины, исходящей от божества, равно как Ра есть идея божественного света и любви. Маат зависима от Атона и одновременно даёт непоколебимую основу и оправдание его действиям. Эта гипотеза объясняет новое положение царицы, молитвы, возносимые к ней наряду с Эхнатоном, который был «избранным» проводником от людей к богу.

Итак, какие представления лежали в основе реформы, какое представление о Вселенной и человеческой жизни возникает в амарнский период? Вся реформа уделяла внимание земному существованию как основному и не предполагала, судя по всему, коренных отличий между жизнью до и после смерти, поэтому уже в земной жизни выстраивалась ясная и чёткая модель единого в духовном и физическом мира. Так как каждое существо – часть создателя, оно не может исчезнуть после смерти. Значит, нет надобности в непрестанном внимании к загробной жизни; значит, в нынешнем существовании уже существует Вселенная в совокупности божественного и материального проявлений. В доказательство такого понимания смысла реформы Эхнатона можно привести любопытное представление о времени, данное в гимне. В первую очередь, красноречиво описанная цикличность. Это не было новой идеей для Египта, в первую очередь из-за природных особенностей быта: ежегодные разливы Нила приучили людей к ощущению многократного повторения и круговорота в жизни. Но также слова, связанные со временем, звучат в хвалебных пожеланиях Эхнатону и Нефертити и описаниях Атона: «да будет он [Эхнатон] жив вечно, вековечно, живого и великого Атона»115. Кроме того, о фараоне говорится, что он «большой по веку своему»116. Слова «вечность» и «живой» постоянно встречаются рядом, причём вечная жизнь создателя оказывается гарантией вечной жизни для его созданий, так как с каждым появлением солнечного диска жизнь возрождается. Получается, что смерти как таковой не существует, вернее, существует вечное воскрешение в жизнь всего мира через своего единственного создателя. Некоторые исследователи предлагают истолковывать это по-иному, к примеру, Д. Б. Редфорд считает культ Атона монотеистическим, а подход Эхнатона видит в отсутствии интереса к чему-либо, что мы не можем помыслить (в отличие от других египетских культов, в отношении которых он употребляет слово «досократики»117). Подобное упрощение представляется противоречием к реальному содержанию реформы, стройности космологии, вниманию к связям божественных и человеческих начал.

Глава 2. Изобразительные источники как отражение религиозной реформы и их роль в культе Атона.

Искусство в древнем мире служило яснейшим зеркалом того, что происходило в жизни людей, и в первую очередь в её духовной сфере. Это объясняется синкретизмом творчества и культовых действий. В Древнем Египте искусство, как самостоятельное явление, не существовало, а было лишь прикладным ремеслом. Предметы, с великим умением создававшиеся искусными  мастерами, всегда имели своё конкретное назначение. Древний Египет в этом отношении вправе занимать особое место, так как там в силу многовековой традиции особенно были развиты представления о загробной мире, жизни души и нематериальном уровне существования человека. Эти представления обусловили жёсткие догмы построения того, что мы сейчас рассматриваем в качестве памятников искусства. Важно отметить глубокий символизм каждой детали изображения, которые вместе могли быть «прочтены» и могли дать человеку представление о значимых идеях и порядках. Умение читать не было поголовно распространено, поэтому искусство было главным невербальным способом передачи информации. Беспрецедентные события и учение амарнской реформы не могли не найти своего выражения в искусстве, и перемены в видении мира и восприятии нравственной жизни человека, связи божественного и земного должны были найти свой способ быть выраженными визуально.

Искусство амарнской эпохи вызывает большой интерес благодаря резкой перемене в способах изображения людей. А Морэ в своём труде, посвящённом египетской мифологии и религии, считал причиной этой перемены приближение Эхнатоном не придворных фиванских художников, а провинциальных, «менее владеющих техникой, но стоявших ближе к природе».118 Большинство современных исследователей (к примеру, М. Э. Матье, Ю. А. Перепёлкин, В. И. Авдиев) придерживается той точки зрения, что, вследствие увеличения внимания к земной жизни человека, становлении более гуманных представлений о мире, художники получили большую свободу в своём творчестве. Так как было порвано с Фивами, старыми культами, искусство должно было радикально отразить произошедшую перемену. Результатом таких процессов, по их мнению, стал реализм. Так, по мнению, С. Ольдреда, амарнское искусство в совокупности своих проявлений отразило простоту эсхатологии, более радостное приятие окружающего мира и рационализацию веры в единого солнечного бога119. Присутствие памятников, которые относятся к разным способам изображения человека, как реалистичным, так и странно-утрированным, объясняют постепенным процессом овладения навыками реалистичного изображения. Большинство исследователей амарнского искусства считает, что «шаржеподобные» изображения были первым, «учебным» этапом в становлении мастеров. 120 Этот подход позволяет проставлять более точные датировки материальных памятников, а также укладывается в общие теории, связанные с правление Аменхотепа IV. Возможен ли был столь скорый, невообразимый переворот в сознании древних египтян, вопрос скорее антропологический, но дело истории изучить, какие ещё гипотезы могут быть выдвинуты на счёт данных этих источников. Могли ли древние мастера так легко отказаться от принципа внутреннего символизма каждой фигуры, построения композиции и системы планов, при том, что изучение Большого гимна Атону даёт нам очевидные свидетельства о продолжении символьного мышления?