А.М. Горчаков: реконструкция портрета

В 1817 году Горчаков блестяще окончил Царскосельский лицей и в чине титулярного советника начал дипломатическую карьеру в канцелярии министерства иностранных дел. Начав дипломатическую службу в 19 лет, Горчаков сразу привлек к себе внимание чиновников своим трудолюбием и широтой взглядов. На столе А. Горчакова всегда можно было найти комплекты иностранных журналов и газет на французском, английском, немецком и итальянском языках. Симптоматично, что министр К. Нессельроде еще тогда заметил: «Посмотрите, он уже теперь метит на мое место»42.

12 декабря 1819 г. А.М. Горчаков вопреки  Нессельроде был все же пожалован  званием камер-юнкера.

В МИДе молодой выпускник сразу попадает под опеку Ивана Антоновича Каподистрия, одного из двух статс-секретарей по иностранным делам (вторым был Карл Нессельроде – уникальный случай в мировой дипломатии, когда царь Александр I в 1814 - 1822 гг. намеренно держал двух “министров” иностранных дел). Каподистрия, «слывший тогда за одного из самых замечательных людей своего времени, весьма полюбил умного молодого человека и старался дать ему ход»43. Он в свою очередь был кумиром Горчакова. Его политическая ориентация связана с тем, что Каподистрия, руководитель МИДа по восточным делам, умный и просвещенный человек умеренно-либеральных взглядов, проводивший политику «контактов и компромиссов» стал его наставником. "Прямой характер его [Каподистрии] не способен к придворным интригам. Желал бы я служить под его начальством", - говорил Александр Михайлович44.

Дипломатическая служба Горчакова в министерстве иностранных дел началась на 16-м году существования этого учреждения, в период фактического всемогущества Священного союза на континенте Западной Европы, в период наибольшего влияния царской России на международные дела. Юный Горчаков начинает внимательно изучать приемы отечественной дипломатии, тщательно изучая деятельность русских дипломатов, вникая в смысл дипломатических документов, составленных ими. Непосредственное содействие в этом Горчакову оказывает Каподистрия, уделявший большое внимание изучению дипломатических документов.

Под руководством И. Каподистрия А. Горчаков прошел не только Теоретическую, но и практическую дипломатическую школу. Каподистрия сразу берет юного Горчакова (ему было всего 22 года) в свите Александра I вместе с другими дипломатами на важные международные конгрессы “Священного союза монархов и народов” в Троппау (1820 г.), Любляну (1821) и Верону (1822). Из писем начальника канцелярии министерства иностранных дел Кудрявского к А. Горчакову можно заключить, что Горчаков вел протоколы Троппау-Лайбахского конгресса и присылал много ценных для государственных архивов материалов в министерство иностранных дел. Будущий канцлер – пока еще в ранге атташе (младшего лейтенанта) усердно ведет запись бесед дипломатов, регулярно отправляя в Петербург подробные обзоры заседаний45. Им было составлено 1200 различных обзоров, донесений и справок, что красноречиво говорит о том, что молодому дипломату было не до достопримечательностей и светских развлечений в кругу друзей. Это была хорошая дипломатическая школа и возможность сразу окунуться в “кухню” дипломатического закулисья. В качестве атташе он выполнял дипломатические поручения царя.

Император Александр I рано стал отмечать Горчакова своей благосклонностью. При встречах, в бытность за границей, в разных немецких городках на конгрессах, а также в бытность в его свите в Варшаве государь всегда останавливал его при встречах на прогулках, говорил очень приветливо и всегда отличал как одного из лучших питомцев любезного его величеству Царскосельского лицея. Это он сам лично выразил в Лайбахе, встретившись с Горчаковым на единственной улице, бывшей в то время в этом городе. При этом государь Александр Павлович совершенно для молодого дипломата неожиданно сказал: "Ты просишься в Англию, в Лондон. И прекрасно. Я отправляю тебя туда секретарем нашего посольства". Нужно отметить, что Горчаков не дерзал и мечтать о назначении в Лондон, очень хорошо зная, что в посольство в Лондон отправляют обыкновенно только самых талантливых, наилучших чиновников46.

В 1820 году Горчакова направили секретарем посольства в Лондон. С началом службы в МИДе Горчаков хорошо усвоил тонкости дипломатического искусства и не вмешивался в борьбу ведомственных группировок министерства, а занимался совершенствованием своих профессиональных навыков. Получив назначение в Лондон, он начал быстро делать карьеру.

Дальше дипломатическая карьера Горчакова шла по восходящей: в 1822 - 1827 гг. – первый секретарь российского посольства в Лондоне (вот когда пригодился разговорный английский язык), затем в той же должности в Риме (1827 - 1828 гг.), следом – в Берлине (1828 г.), но уже советником, а с января 1829 г. на четыре года – в 30 лет, стремительная по тем временам карьера! – поверенный в делах в герцогстве Тосканском (Флоренция). И здесь пригодился выученный еще в лицее итальянский язык47.

В 20-е гг. А. М. Горчаков много времени посвящает изучению Восточного вопроса, т. е. вопроса о судьбах Оттоманской империи, который с этого времени привлекал большое внимание европейских кабинетов.

27 июля 1822 г. А.М. Горчаков был пожалован  в коллежские асессоры, 12 декабря 1824 г. – в надворные советники. Уже тогда в Петербурге и Москве было много разговоров об успешной дипломатической деятельности А.М. Горчакова. «За усердие в дипломатической службе» 15 ноября 1831 г. его произвели в коллежские советники48. В середине 30-х годов Горчакова считали сложившимся авторитетом в дипломатическом мире. За дипломатические успехи в 1834 г. Горчаков был пожалован в статские советники49.

Но не все идет гладко – Горчакова за антиавстрийские настроения, что сквозит в его дипломатических депешах из Италии (Север и Центр Италии – австрийская вотчина) активно не любит Нессельроде, верный ученик канцлера Меттерниха.

Карл Нессельроде имел репутацию человека, мало заботящегося об интересах России. С детства он преклонялся перед прусским абсолютизмом, не скрывал своих проавстрийских симпатий. В министерстве иностранных дел в его время работало много иностранцев, которых мало интересовала судьба России. К. Нессельроде называли русским министром австрийских иностранных дел. Большое влияние на формирование политических взглядов К. Нессельроде оказал К. Миттерних, которого он считал образцом государственного мужа, дипломата и политика. К. Нессельроде выше всего ценил согласие монархов Европы, когда интересы отдельной страны подчиняются общим задачам. С интересами России он не считался, а часто действовал вопреки им. А. М. Горчаков писал в своих воспоминаниях «Знаете одну из особенностей моей деятельности, как дипломата? Я первый в своих депешах стал употреблять выражение: «Государь и Россия»... Граф Нессельроде даже прямо мне говорил с укоризной, для чего я это так делаю. «Мы знаем только одного царя, говорил мой предместник: нам дела нет до России»50. В историографии конца XIX — начала XX вв. о К. Нессельроде практически не писали лестно, всегда подчеркивали его немецкое происхождение, отмечали «немецкую душу» и «немецкие симпатии». В роскошном издании начала века «Русские портреты XVIII и XIX столетий» мы читаем: «Граф Нессельроде был совершенно чужд той стране, национальные интересы которой он должен был отстаивать в течение 40 лет»51.

Именно К. Нессельроде препятствовал продвижению по службе молодого дипломата А. М. Горчакова. Нессельроде нутром чувствует, что однокашник Пушкина чует в нем “немца” и начинает придираться даже к форме депеш Горчакова. И это при том, что Горчаков никогда не был радикалом, всегда оставался придворным монархистом, хотя и сторонником “правового самодержавия”.

Горчаков знал и даже был дружен с некоторыми из декабристов. Он был хорошо знаком с Кюхельбекером и Пущиным… Но продолжительное его отсутствие в России, служба его вне пределов отечества на различных дипломатических постах оградила его от участия в тайном обществе. Но он не остался в стороне от событий декабря 1825 года, в водоворот которых были вовлечены практически все его лицейские друзья. Казалось бы, видный дипломат был вне подозрений и явным репрессиям не подвергался, но вряд ли случайным следует считать то обстоятельство, что все последующие годы (вплоть до кончины Николая I) Горчаков провел за границей. То была одна из форм "почетной ссылки"52.

В 1825 году Горчаков приезжал из Лондона в Петербург. Многие из его лицейских товарищей были членами тайного общества, готовившими восстание. Но во время приезда его в Москву и в Петербург в 1825 году ни один из его товарищей по Царскосельскому лицею, членов тайного общества, не заговаривал с ним о делах тайного общества. Потому что всем и каждому из них он твердил, что питомцам лицея, основанного императором Александром Павловичем, не подобает ни прямо, ни косвенно идти против августейшего основателя того заведения, которому мы всем обязаны. Был, однако, случай, когда один из членов тайного общества заговорил с Горчаковым о необходимости такого общества. Горчаков, ничего еще, впрочем, не подозревая, дал понять свое твердое убеждение, что благие цели никогда не достигаются тайными происками, и недосказанное предложение само собою замерло на устах его собеседника.

Перед самым 14-м декабря 1825 года Горчаков был в Москве. Здесь князь Дмитрий Владимирович Голицын хвалит ему его товарища по Царскосельскому лицею Ивана Ивановича Пущина, служившего в то время в Москве, в уголовной палате, и воевавшего против взяток. Князь Голицын, между прочим, предложил Горчакову, зная, что тот едет в Петербург, ехать в одной коляске с Пущиным, как впоследствии оказалось, спешившим по делам тайного общества, о чем, т.е. о настоящей цели поездки Пущина, князь Голицын, конечно, ничего не знал.

Совершенно случайно Горчаков выехал из Москвы не с Пущиным, а с графом Алексеем Бобринским. Поезжай он в одном экипаже с Иваном Ивановичем Пущиным, конечно, так или иначе, но оказался бы в числе прикосновенных: по крайней мере его бы наверное за знакомство в эти дни с Пущиным, одним из главнейших заговорщиков, привлекли бы к допросу. Но этого не случилось.

В день 14 декабря 1825 года Горчаков был в Петербурге и, ничего не ведая и не подозревая, проехал в карете в Зимний дворец для принесения присяги новому государю Николаю Павловичу. Он проехал из дома графа Бобринского, где тогда останавливался, по Галерной улице через площадь, не обратив внимания на пестрые и беспорядочные толпы народа и солдат, так как привык в течение нескольких лет видеть на площадях и улицах Лондона разнообразные и густые толпы народа...

Расположением нового императора Николая I Горчаков не пользовался вследствие неприязни к нему графа Нессельроде. В отличие от К. Нессельроде А. М. Горчаков пытался проводить самостоятельную внешнеполитическую линию, стержнем которой были интересы России. Именно проявление «русского интереса» в поступках А. М. Горчакова раздражали европейских дипломатов и К. Нессельроде. Как отмечал один из современников, «Меттерних не любил князя А. М. Горчакова за его русскую душу, за его русские чувства, за его неуступчивость в переговорах...»53. Именно Меттерних через К. Нессельроде вмешивался в кадровую политику России и успешно противился назначению А. М. Горчакова в Вену и в Царьград в 1841 г. Министр возражал и когда А. М. Горчаков был поставлен главой российской миссии в Вене в 1854 г. но царь настоял. «Я назначил его потому, что он русский», — отрезал царь Николай I54.

Многие годы Горчаков сидел в Вене, не получая очередных почетных наград. Любопытно, что этому способствовал один ничтожный, по-видимому, случай, который, однако, в среде лиц, окружавших государя Николая Павловича, составил Горчакову известность либерала, известность, для того времени, весьма печальную.

Как-то однажды в небольшой свите императора Николая Павловича приехал в Вену граф Александр Христофорович Бенкендорф. За отсутствием посланника Горчаков, исполнявший его должность в качестве старшего советника посольства, поспешил явиться, между прочим, и к графу Бенкендорфу. После нескольких холодных фраз он, не приглашая Горчакова сесть, сказал: "Потрудитесь заказать хозяину отеля на сегодняшний день мне обед". Александр Михайлович совершенно спокойно подошел к колокольчику и вызвал метрдотеля гостиницы. "Что это значит?" - сердито спросил граф Бенкендорф. "Ничего более, граф, как то, что с заказом об обеде Вы можете сами обратиться к метрдотелю гостиницы". Этот ответ составил для Горчакова в глазах всесильного тогда графа Бенкендорфа репутацию либерала. Бенкендорф возглавлял в то время III отделение. В тайных записях сотрудников III отделения, о Горчакове тенденциозно сказано: "Не без таланта, но не любит России". И это - о человеке, который был подлинным патриотом. Свидетельство тому - многочисленные письма, полные тоски по родине, ее языку и людям. Тем не менее, за годы, прошедшие на чужбине, он не потерял себя, изучал историю дипломатии, прекрасно знал культуру и быт стран, где проживал, свободно владел 7 языками, был страстным собирателем живописи (его приняли действительным членом в Российскую академию художеств)55.

Надо было знать тогдашний чиновничий мир николаевской России – не то что формулу обращения – очки чиновник на службу носить не смел. И близорукий Горчаков на всю жизнь запасся от гофмейстера двора “бумагой” – может ходить в присутствие в очках.

Кара за ослушание (какая там еще Россия?) вскоре последовала, – как в наказание Горчаков был понижен в должности и переведен в 1833 г. из Италии… в Австрию, советником российского посольства в Вене. Но и из Вены Горчаков продолжал писать антиметтерниховские депеши. Кончилось это для него плачевно – 6 августа 1838 г. Нессельроде выгнал его из МИДа, уволив в 40 лет в отставку с чином титулярного советника и придворным званием камергера56.

Для карьерного дипломата увольнение из МИДа означало едва ли не катастрофу, – Горчаков подумывал даже о самоубийстве: писал же о нем в своем “Дневнике” один из авторов “великих реформ” эпохи Александра II военный министр Д.А. Милютин – “тщеславие его (Горчакова) заслоняет даже государственный интерес”57. Это замечание во многом верно – о тщеславии Горчакова писал и Пушкин, и близкий к обер-прокурору Священного Синода Победоносцеву журналист Е.М. Феоктистов (“вообще, прежде всего, поражало в нем непомерное тщеславие”), и кадровый дипломат Ю.С. Карцов (“талантливый человек, но страдает манией величия”).

А вот будущий канцлер II Германского рейха Отто фон Бисмарк, тоже в молодости дипломат и посол Пруссии в Петербурге (1859-1862 гг.), наоборот, считал, что именно тщеславие обеспечило успех многим дипломатическим акциям Горчакова, ибо государственный деятель и крупный дипломат без тщеславия – что лодка без парусов или мотора58.

Таким образом, период с 1825 по 1855 год, совпадающий с годами царствования Николая I, - не самый благоприятный в служебной карьере А.М. Горчакова. Однако эти годы оказались счастливыми в его личной жизни.

От мыслей о самоубийстве спасла Горчакова… поздняя любовь. В том же 1838 г., году несправедливой отставки, Горчаков в 40 лет безумно влюбился и женился на 38-летней княгине Марии Александровне Урусовой, вдове И.А. Мусина-Пушкина, которую будущий канцлер взял с двумя детьми от первого брака (у “молодоженов” затем родилось еще двое собственных сыновей). Черноокая красавица в свое время пленила А.С.Пушкина. Это ей посвящено его известное стихотворение "Кто знает край, где небо блещет..." В 1836 г. Мария Александровна овдовела. К моменту знакомства с Горчаковым - ей было 37 лет. В 1838 г. 29 июля состоялась свадьба.

Горчаков оставил службу в Вене, возвратился в столицу. Уход со службы был вызван не только женитьбой на Марии Александровне Урусовой, брак с которой укрепил позиции Горчакова при дворе, так как семья жены была богата и влиятельна, но и отношениями с графом Нессельроде, которые были далеки от дружественных59.