А.М. Горчаков: реконструкция портрета

Отношения с Японией при Горчакове сначала базировались на заключенном ещё в 1855 г. Симодском трактате79. Министр полагал, что этим документом для политической и торговой деятельности России «открыто новое поприще, на котором дальнейшие успехи несомненны при благоразумии и постоянстве». В инструкции русскому консулу в Хакодате И.А. Горшевичу он подчеркивал: «Мы желаем единственно упрочения и распространения нашей торговли с Японией. Всякие другие виды, всякая мысль о вмешательстве во внутренние дела чужды нашей политике». Договор 1858 г. в Иедо, подтвердив основные положения Симодского трактата, расширил возможности для взаимной торговли и разрешил вопрос об обмене постоянными дипломатическими миссиями80. На значительно более долгий срок растянулось территориальное разграничение. Многоэтапные дипломатические переговоры завершились только в 1875 г. Компромиссным соглашением об обмене Курильских островов на о. Сахалин, находившийся до того в совместном владении81.

Важное значение Горчаков придавал укреплению отношений с США – единственной великой державой, занявшей в годы Крымской войны позицию благожелательного по отношению к России нейтралитета82. В депеше русскому посланнику в Вашингтоне Э.А. Стеклю он писал, что рассматривает Североамериканский Союз как существенный элемент мирового политического равновесия. По мнению министра, Россия и Соединенные Штаты уже в силу географического положения «как бы призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, чему они уже давали взаимные доказательства»83.

Горчаков участвовал также в решении проблемы русских колоний в Северной Америке - Аляски, Алеутских островов и западного побережья до 55-го градуса северной широты. Царское правительство знало о наличии там золотых россыпей, но именно это таило в себе немалую опасность. "Вслед за армией вооруженных лопатами золотоискателей могла прийти армия вооруженных ружьями солдат". Не имея на Дальнем Востоке ни значительной армии, ни сильного флота, учитывая тяжелое финансовое положение страны, сохранить колонию было невозможно. Договор о продаже Аляски за 7 миллионов 200 тысяч долларов (11 миллионов рублей) был подписан 18 марта в Вашингтоне и в апреле ратифицирован Александром II и Сенатом США84.

А.М. Горчаков наряду с влиятельным братом царя великим князем Константином Николаевичем сыграл ключевую роль в судьбе Русской Америки, поскольку именно от его ведомства зависело практическое осуществление продажи русских владений в Северной Америке. Великий князь еще с 1857 г. был известен как последовательный сторонник продажи Аляски. С другой стороны, А.М. Горчаков, не возражая против продажи, долгое время занимал выжидательную позицию, стремился собрать всю необходимую информацию, прощупать отношение правительства США к возможной продаже и не торопился принимать окончательного решения. Именно поэтому особое значение имеет рассмотрение позиции министра иностранных дел. Еще до “особого заседания” А.М. Горчаков изложил свои взгляды в специальной записке. Оно, однако, не изменило сложившегося у М.Х. Рейтерна отрицательного впечатления о делах компании. С большими или меньшими подробностями позиция А.М. Горчакова рассматривается во всех основных исследованиях, посвященных продаже Аляски. Несколько позже, 5(17) января 1867 г. “во исполнение объявленной её императорским величеством в особом заседании... высочайшей воли“ министр финансов переслал Горчакову “некоторые соображения на случай уступки наших Северо-Американских колоний Соединенным Штатам”85. М.X. Рейтерн считал необходимым предусмотреть, чтобы “русским подданным и вообще жителям колоний”” было предоставлено “право остаться в оных или беспрепятственно выехать в Россию. В том и в другом случае они сохраняют право на всю свою собственность, в чем бы она ни состояла”. Приведенные документальные материалы не оставляют сомнений в том, что принципиальное решение о продаже русских владений в Северной Америке было принято на “Особом заседании” 16(28) декабря 1867 г. с участием Александра II, вел. кн. Константина Николаевича, министра иностранных дел А.М. Горчакова, министра финансов М. X. Рейтерна, управляющего морским министерством Н. К. Краббе и посланника в Вашингтоне А. Стекля. Все они безоговорочно высказывались в пользу продажи, и никаких иных мнений (во всяком случае в период подготовки этого решения) представлено не было86.

В годы гражданской воины Соединенным Штатам, естественно, было не до Русской Америки. Грозные события 1861 - 1865 гг., казалось, надолго отодвинули, если не похоронили, саму идею о возможности продажи русских колоний в Северной Америке. Вместе с тем общее развитие международных отношений, и особенно русско-американское сближение, в известной мере способствовало созданию той конкретной обстановки, которая и привела в конечном итоге к переходу Аляски к Соединенным Штатам. В советской литературе распространено мнение, что главной, если не  исключительной, причиной продажи Русской Америки была экспансия США и даже угроза непосредственного военного столкновения. Так, М. И. Бедов утверждал, что русское правительство “пошло на бессовестную сделку” из-за опасности войны с Соединенными Штатами и, наконец, что “инициатива в деле продажи Аляски, если можно так мягко выразиться, целиком принадлежала Соединенным Штатам Америки”87. Как утверждал М.Н. Катков, из всех стран на земле наиболее популярными в России остаются Соединенные Штаты. Между русскими и американцами никогда не было ни антипатии, ни серьезного столкновения интересов, и только от России США неизменно слышали слова симпатии и дружбы”88.

Россия была заинтересована в сохранении единой и сильной североамериканской республики, которая могла бы служить определенным противовесом западноевропейским державам. Осуждая гражданскую войну Севера и Юга, Горчаков считал необходимым «предохранить от какого бы то ни было урона наши добрые отношения с правительством Соединенных Штатов»89. Поэтому он отказался поддержать Англию и Францию, готовивших вмешательство на стороне рабовладельческого Юга. В отчете МИД за 1870 г. Горчаков дал весьма трезвую оценку отношениям с заокеанской республикой. Он писал, что симпатии Соединенных Штатов к России реальны, хотя несколько афишированы и ограничены неуклонным соблюдением собственных интересов. Но и такая позиция, считал министр, оказывает очень выгодное для России давление на английскую политику90.

При Горчакове произошло расширение горизонтов русской внешней политики и за счет Латинской Америки. Отказавшись от устаревшего принципа легитимизма, Россия устранила препятствия к установлению нормальных отношений со странами Западного полушария. В 1857 – 1880 гг. последовало признание Венесуэлы, Уругвая, Коста-Рики, Перу, Гондураса и Гватемалы. Горчаков подчеркивал важность новых связей прежде всего с точки зрения развития русской внешней торговли91.

Возвращаясь к главному для России европейскому внешнеполитическому театру, можно отметить, что происходящие здесь события требовали огромного внимания от русской дипломатии, и прежде всего от Горчакова. 13 июня 1867 г. В день пятидесятилетия службы Горчакова в министерстве иностранных дел ему было присвоено звание государственного канцлера92.

В ходе переговоров в 1866-1867 годах стало очевидным, что Россия не может рассчитывать на поддержку Франции. Горчаков пришел к выводу, что "серьезное и тесное согласие с Пруссией есть наилучшая комбинация, если не единственная"93. В августе 1866 года из Берлина в Петербург приехал генерал Э. Мантейфель, доверенное лицо Вильгельма I. В ходе беседы с ним была достигнута устная договоренность о том, что Пруссия поддержит требования России об отмене наиболее тяжелых статей Парижского трактата. Взамен Горчаков пообещал придерживаться благожелательного нейтралитета во время объединения Германии.

Прежде чем решиться на новое сближение Горчаков последний раз попытался использовать другие возможные комбинации. Очередной раунд переговоров с Наполеоном III не принес желаемых результатов. Горчаков писал о нем: «В настоящее время мы могли бы надеяться на союз с Францией на Востоке только ценой войны с Германией. Мы должны были растратить наши ресурсы и отдалить от себя нашего единственного союзника, на которого хоть немного можно положиться, - Пруссию. Это слишком дорого.»94.

В 1868 году последовало устное соглашение, фактически имевшее силу договора. Горчаков был сторонником осторожных действий. Он считал, например, что на Востоке следует занимать "оборонительную позицию": "морально руководить движением" на Балканах, "предупреждать кровопролитные битвы и всякий религиозный фанатизм". Горчаков предписывал дипломатам "не втягивать Россию в осложнения, которые могут помешать нашей внутренней работе"95. Однако "оборонительная" тактика Горчакова встречала противодействие у так называемой национальной партии, которую возглавляли военный министр Д.А. Милютин и посол в Стамбуле А.В. Игнатьев. Они призывали к активным действиям на Ближнем и Дальнем Востоке, в Центральной Азии. Горчаков согласился с их доводами о допустимости военного наступления в Средней Азии.

Именно при Горчакове в основном совершилось присоединение к России Средней Азии. Оно стимулировалось различными мотивами: стремлением воздействовать на Англию и ограничить её экспансию в регионе, экономическими интересами русской промышленности и торговли, желанием стабилизировать положение на среднеазиатской границе, покончить с набегами и феодальными распрями. Сознавая важность этих задач, министр считал необходимость решать их постепенно и осторожно96. При этом он подчеркивал, что нужно действовать «с крайней осторожностью, избегая излишней огласки, могущей возбудить в Европе толки, неблагоприятные для общей нашей политики»97.

В июле 1870 года началась Франко-прусская война, в которой Россия заняла нейтральную позицию. Горчаков надеялся на поддержку Бисмарка при пересмотре условий Парижского договора. Французская армия потерпела поражение, которое изменило политическую обстановку в Европе.

Нужно заметить, что правительство Александра II, да и не оно одно, переоценивало военную силу Франции и не ожидало ни столь быстрого разгрома армии Наполеона, ни такого резкого изменения соотношения сил в Европе, которое произошло к невыгоде самой России. Правда, дипломатия Горчакова сумела использовать момент для отмены нейтрализации Черного моря. Но это не снимало с повестки для возникшей на западной границе угрозы, сразу же осознанной и общественным мнением России98.

Горчаков заявил царю, что самое время возбудить вопрос о "справедливом требовании" России. Главный "гарант" Парижского трактата - Франция потерпела военный разгром, Пруссия обещала поддержку; Австро-Венгрия не рискнула бы выступить против России из опасения подвергнуться новому нападению Пруссии. Оставалась Англия, которая всегда избегала единоличных военных действий. Причем Горчаков настаивал на немедленных действиях, утверждая, что решение следует принимать до окончания франко-прусской войны. "Пока длилась война, мы могли с большей уверенностью рассчитывать на добрую волю Пруссии и на сдержанность держав, подписавших трактат 1856 года", - отмечал министр в отчете императору99.

По предложению военного министра Д.А. Милютина было решено ограничиться заявлением об отмене статей трактата, относящихся к Черному морю, но не касаться территориальных требований. 19 (31) октября 1870 года Горчаков через русских послов за границей передал правительствам всех государств, подписавших Парижский трактат 1856 года, "Циркулярную депешу"100. Россия заявляла, что Парижский договор 1856 года неоднократно нарушался державами, подписавшими его. Россия не может считать себя более связанной той частью обязательств трактата 1856 года, которая ограничивала ее права в Черном море. В циркуляре отмечалось также, что Россия не намерена "возбуждать восточный вопрос"; она готова выполнять главные начала договора 1856 года и вступить в соглашение с другими государствами для подтверждения его постановлений или составления нового договора101.

Циркуляр Горчакова произвел в Европе эффект "разорвавшейся бомбы". Особенно враждебно встретили его правительства Англии и Австро-Венгрии. Но им пришлось ограничиться словесными протестами. Порта в конце концов осталась нейтральной. Что касается Пруссии, то Бисмарк был "раздражен" выступлением России, но ему оставалось лишь заявить, что поддерживает требование России об отмене "самых неудачных" статей трактата. С целью примирения сторон немецкий канцлер предложил созвать в Петербурге совещание уполномоченных держав, подписавших договор 1856 года. Это предложение было принято всеми державами, включая Россию. Но по просьбе Англии совещание решено было провести в Лондоне. Работа конференции завершилась подписанием 1 (13) марта 1871 года Лондонского протокола102, главным итогом которого для России стала отмена статьи о нейтрализации Черного моря. Страна получила право держать военный флот на Черном море и строить военные укрепления на его побережье.

Горчаков переживал подлинный триумф. Он считал эту победу главным достижением всей своей дипломатической деятельности. Александр II пожаловал ему титул "светлости". В мае 1873 года во время визита Александра II в Австрию, первом после окончания Крымской войны, была подписана русско-австрийская политическая конвенция103. Горчаков считал, что конвенция при всей аморфности ее содержания "позволила забыть неприятное прошлое... Призраки панславизма, пангерманизма, полонизма... были сведены до минимальных размеров"104. В октябре 1873 года во время визита Вильгельма I в Австрию был подписан Акт о присоединении Германии к русско-австрийской конвенции105. Так сложилось объединение, получившее в истории название Союза трех императоров106.

Для России смысл Союза трех императоров сводился прежде всего к политической договоренности по балканской проблеме. Но именно балканский кризис 1870-х годов нанес тяжелый удар по Союзу трех императоров. Горчаков пытался склонить партнеров поддержать свой план автономии для Боснии и Герцеговины. Однако призывы европейских держав решить конфликт мирным путем отвергнуты султаном. Целью войны, рассуждал А. М. Горчаков, должно быть, прежде всего, «понуждение султана к дарованию своим христианским подданным прав и преимуществ, выговоренных в их пользу Европой и отнюдь не распадение Оттоманской империи...». В конце 1876 года Горчаков признал необходимость военных действий. "Наши традиции не позволяют нам, - писал он в годовом отчете Александру II, - быть индифферентными. Есть чувства национальные, внутренние, против которых трудно идти"107.

В январе 1877 года Горчаков заключил с Австро-Венгрией Будапештскую конвенцию108, которая обеспечивала России нейтралитет Австро-Венгрии в случае русско-турецкой войны.

И все же Горчаков продолжал верить в возможность урегулирования положения на Балканах мирным путем. Было решено предпринять новую попытку побудить Турцию на разумное соглашение с великими державами. С этой целью в феврале 1877 года в главные европейские столицы был направлен посол в Константинополе, генерал-адъютант Игнатьев. Ему поручалось добиться подписания протокола, в котором подтверждались бы постановления Константинопольской конференции. 31 марта 1877 г. Такой протокол, получивший название Лондонского, был подписан. К протоколу прилагались две декларации. В первой говорилось, что если Турция переведет свои войска на мирное положение и приступит к реформам, Россия начнет переговоры о разоружении. Во второй декларации указывалось, что, если соглашение о взаимном разоружении не будет достигнуто, Лондонский протокол потеряет силу109

Александр II под давлением общественного мнения 12 апреля 1877 года начал войну с Турцией, после того, как турецкое правительство высокомерно и решительно отвергло Лондонский протокол и обе его декларации. Война велась под флагом освобождения балканских народов от власти Турции. При успешном ее завершении Россия рассчитывала утвердить свое влияние на Балканах. После Адрианопольского перемирия, заключенного 19 (31) января 1878 года между Россией и Турцией, Петербург требовал от своих дипломатов скорейшего подписания договора с Турцией. Горчаков рекомендовал Игнатьеву придать "акту форму прелиминарного мира", учитывая интересы Австро-Венгрии, добиваться согласия с Германией, чтобы помешать англо-германо-австрийскому единству". При всем этом канцлер был решителен в балканском, прежде всего, болгарском вопросе. "Особенно твердо стойте на своем во всем, что касается Болгарии", - замечал Горчаков. Подписанный 19 февраля (3 марта) 1878 года в Сан-Стефано мир с Турцией, приуроченный ко дню рождения Александра II, признавал независимость Сербии, Румынии, Черногории, широкой автономии Болгарии с включением в ее состав Македонии. России возвращалась Южная Бессарабия, отторгнутая от нее по условиям Парижского трактата110.