Формирование взглядов Ивана Грозного

Грозный впоследствии, обвиняя Сильвестра, писал что поп Сильвестр со своими советниками «того собаку почал в велицем бережении  держати и помогати ему всеми  благими, и не токмо ему, и всему  его роду»⁶³

Предположения о том, что заговор был сословным, подтверждается и тем, что первоначальный список участников составляли бояре, наиболее приближенные к царю. Но вот причины были, возможно, не в том, что они были недовольны отстранением их от власти – реформы Избранной Рады – а в том, что они не желали подчиняться Захарьиным.

Так или иначе, но после своего внезапного выздоровления Иван Грозный продолжает свою политику уже не опираясь на советников, а следуя уже собственным, полностью  сформировавшимся убеждениям.

Существует довольно большое количество источников, относящихся ко времени 1557 – 1583 годов, что позволяет составить представление о взглядах Ивана Грозного на царскую власть и проследить, как они отражаются на его внутренней и внешней политике.

Глава 3. 1554 -1583.

После болезни, как представляется, с царем произошли сильные  перемены. Перемены духовные – он начинает сам управлять царством, зачастую (все чаще) идя вразрез с тем, чего от него ожидала и хотела Избранная  Рада и бояре. Это проявляется  почти сразу же. В то время очень остро встал вопрос о внешней политике России. Укреплять свои Южные границы и понемногу продвигаясь вглубь держать в страхе татар и возможно – о, золотая мечта! – добраться до Крыма. Или же воспользовавшись моментом решить Балтийский вопрос. Ливония была на грани разрушения, ее раздирало изнутри а помочь никто не мог. Швеция и Литва совсем недавно заключили мирные трактаты с Москвой.

Это было удачное время. Москва стояла на перепутье – она могла добиться успеха и там, и там. Усиление Московского государства, конечно же не осталось незамеченным в Европе. Походы на Казань и Астрахань, набеги Шереметева и Ржевского далеко и справедливо разнесли славу Ивана Васильевича.  Ему было чем гордиться, что он и делал. Но походы на Казань и Астрахань были лишь необходимостью и осторожная политика медленного продвижения тут могла бы вполне работать. Можно было заняться «Балтийским вопросом». Но «Московские умы» разделились надвое. Первые хотели покорить Крым, не остановившись на уже завоеванных южных границах, вторые – нанести удар Ливонии. К первой группе принадлежали участники Избранной Рады – Сильвестр и Адашев. Ко второй – Иван Грозный.

Тут впервые царь показывает себя как весьма дальновидный, а  главное самостоятельный политик. Впервые намечается будущий разрыв между ним и Избранной Радой, впоследствии – «собацким собранием». Иван прекрасно понимает что, с одной стороны, перебросить огромные войска на Крым невозможно. К тому же за Крымом стоит Турецкий султан, весьма обеспокоенный усилением Москвы, а с другой стороны – открытая для удара Ливония, на которую он, к тому же, имеет законные права. Вся ситуация предполагала Ливонию.

Только ли обычный расчет тянул  Грозного в сторону Европы? Царь считал себя частью Европейского мира. Он зачастую даже отрицал свое происхождение, говоря, что он произошел из немцев. Европейские монархи были для него идеалом и он стремился породниться с ними.

С 1554 года в отношениях с Ливонией наступил кризис: Москва потребовала, чтобы Ливония встала к ней в даннические отношения. Сама по себе дань не имела большого значения, и требование дани не опиралось на бесспорное юридическое основание. Все понимали, что московское притязание есть только предлог и символ⁶⁴. В 1558 году началась Ливонская война. Ничто не предполагало того, что против Москвы встанут все претенденты на Ливонское наследство. Расчет Грозного изначально был верен.

Нет смысла сейчас расписывать ход  боевых действий ведь он не имеет отношения  к непосредственной теме работы. Но стоит упомянуть об отношении  Грозного к Польскому и Шведскому королям. Все это связано с теми притязаниями Московского царства, которые оно заявило при венчании Грозного на царство и теорией Филофея. Преемственность от Византии Грозный использует как один из поводов показать более высокое положение Москвы. «А нам хорошо известно, что отец твой Густав происходил из Смоланда…вы мужичий род… приезжали наши торговые люди с салом и воском, то твой отец сам, надев рукавицы, как простой человек, пробовал сало и воск и на судах осматривал и ездил для этого в Выборг»⁶⁵. Не только у самого Грозного, но и в сочинениях его современников упоминается об этом. В частности Антонио Поссевино упоминает, что царь называет себя братом цезаря и едва ли не равняет себя с папой, что возмущает его: «Он привлекает на свою сторону некоторых могущественных государей тем, что называет себя в грамотах братом цезаря, царем, т. е. государем и повелителем казанским и астраханским»⁶⁶, «Когда я иногда напоминал ему о наиболее могущественных христианских государях, он говорил: «Кто они такие в нашем мире?» Видимо, в своем высокомерии он не выносил сравнений, и всё, что воздавалось другому, он считал умалением своего достоинства»⁶⁷.

Касаясь вопроса о мнении царя по поводу других монархов, нельзя обойтись и без того, чтобы не процитировать еще одно высказывание Грозного. «Горе дому, которым управляет женщина, горе городу, которым управляют многие»⁶⁸. Собственно, это касается не личности, а монархии как таковой. Или не монархии. Царь не представлял другого способа правления, кроме того, который существовал на Руси и искренне недоумевал и негодовал когда видел другое. Царь должен сам управлять страной, а иначе неминуемо падение – как случилось с Греческой державой. Ни «попы-невежи», ни «злодеи-изменники» не могут управлять царством. Править должен «богом поставленный Царь». В какой-то мере царь должен быть подобен Богу – так думал Иван Грозный и следовал этому убеждению.

Вся политика Ивана Грозного была подчинена его представлениям о  пределах царской власти и о том, каким должен быть идеальный царь. Его представления вполне можно выразить термином «вольное самодержавие», впервые встретившимся у Вальденберга. Неограниченное самодержавное правление основывающееся тем не менее на ответственности царя за своих подданных – в первую очередь духовной ответственности. Царь был существом более высокого порядка для Грозного именно за счет той ответственности, которую он нес за своих подданных перед Богом. Именно на этом основываются все дальнейшие рассуждения царя о пределах царской власти.

Все было связано с религией. С верой. Именно вера в правильность и необходимость того что он делает руководила поступками Грозного.  Вера как таковая имеет огромную силу. Вера ведет первых христианских мучеников на смерть – не знание, а именно вера – она же поднимает революции и разжигает войны. Вера в то, что ты делаешь правильно и что жертвы окупятся последующим спасением. Собственно, взгляды Ивана Грозного на пределы царской власти были теснейшим образом связаны с его представлением о религии и о Боге.

Основываясь на данных источников, а в частности на письмах Грозного и свидетельствах иностранцев, относящихся ко времени опричнины можно увидеть, что Бог Ивана Грозного – это Бог скорее Ветхозаветный, чем Новозаветный. Ветхозаветный бог суров. Он карающий, а не прощающий. Большинство цитат, которые присутствуют в сочинениях царя относятся именно к Ветхому завету. Даже принимая Новый Завет – поскольку все же он был Христианин – Грозный отрицает многое из заветов Христа как относящихся к простым людям, а не к царям. Царь выше обычных людей. Царь подобен Богу. «Одно дело – спасать свою душу, а другое дело – заботиться о телах и душах других людей»⁶⁹. Таким образом, царь берет на себя ответственность за спасение своих подданных – ответственность Бога и перед Богом. Из этого следует и еще несколько выводов. Первое – царь берет на себя грехи своих подданных вместе с ответственностью за их очищение. А второе то, что не укладывается в традиционное представление о Христианстве да и вообще в представления о пределах царской власти на Руси. Грозный воспринимал царство как некое проклятие. В том смысле, что ему недоступно обычное прощение именно из-за его положения. Он жертвует собой ради благоденствия царства. «Верю, что мне, как рабу, предстоит суд не только за свои грехи, вольные и невольные, но и за грехи моих подданных, совершенные из-за моей неосмотрительности»⁷⁰ В этом присутствует даже пастырские ноты. Недаром он уже не принимал причастия, когда женился на Марии Нагой. Он даже не пытался этого сделать потому как понимал и принимал свое отлучение от церкви, полагая, видимо, что это «необходимое зло». И раньше Европейские монархи женились по нескольку раз так как прямая передача власти требовала наследника. Об этом пишет Антонио Поссевино: «Хотя государь каждый год исповедуется ему в грехах, однако не принимает больше причастия, так как по их законам не позволено вкушать тела Христова тому, кто был женат более трех раз»⁷¹.

Об особом положении царя говорит  и тот факт что он отрицает завет  Христа о прощении и принятии. «Прилично ли царю, например, если его бьют по щеке, подставлять другую?... Как же царь сможет управлять царством, если допустит над собой бесчестие?»⁷²

Отступничество (измена) и праведность (благочестие) – вот  основные императивы – антиподы в  сознании Грозного. Праведен тот, кто не выступает против Господа, а так как наместником Бога на земле является Царь то тот кто выступает против царя – выступает против Бога. «Ты же ради тела погубил душу, презрел вечную славу ради мимотекущей и, на человека разъярившись, на Бога восстал»⁷³

И тем не менее, являясь царем  и наместником Бога на земле он является все же человеком, со своими слабостями, со своими пороками которые  присущи обычным людям. Грозный очень четко разделяет себя человека и себя – царя. «…хотя мы и носим порфиру, украшенную золотом и бисером, но все же мы тленны и подвержены человеческим немощам»⁷⁴. Он разделяет человека и царя на примере отшельника и монаха. Священника и царя. Жизнь отшельника подобна жизни агнца, у которого нет забот и нет ответа. Монаху приходится жить в сообществе, у него уже есть заботы и обязанности. Священники заботятся о мирянах, а цари – это нечто совсем другое. «Царской же власти позволено действовать страхом и запрещением и обузданием, а против злейших и лукавых преступников – последним наказанием»⁷⁵ Отсюда выходит и вопрос что царю позволено, а что нет? Наверное, тут подойдет даже другая формулировка. Что позволено царю и не позволено другим? Царь может быть «кротким», иногда жестоким, к добрым быть милосердным, а к злым – скорым на расправы.

Уже ясно видно, что он может воспользоваться всеми доступными ему средствами наказания в светской жизни. Но имеет ли он право вмешиваться в сферу духовную? Тот факт, что царя на Руси отождествляли с наместником Бога дает, ответ. Неотделима жизнь светская от жизни духовной. И у людей это не вызывало удивления или неприятия – все воспринималось как должное. Митрополит, уговаривая царя не вводить опричнину, называет его главой Православной церкви. «Он один и единственный, как глава православной христианской церкви и избранный властелин истинной апостольской веры»⁷⁶. В Александро-Невской летописи тоже передается содержание тех бесед, которые шли в разных кругах после объявления опричнины⁷⁷. А. П. Панченко также пишет о том, что можно растолковать как то что царь владеет духовной сферой: Прошло несколько месяцев и 8 ноября того же года Алексей Басманов, заводчик опричнины, читает во время обедни свиток о том, что митрополит лишен сана⁷⁸. Говорится тут о митрополите Филиппе Колычеве, который не хотел сначала ехать в столицу, но согласился при условии что царь умерит свои зверства. Впрочем, его сразу же по принятии сана попросили не вмешиваться. Таким образом, царь имеет право вмешиваться и в светскую и в духовную жизнь, митрополит же не может вмешаться в дела светские.

Объясняя взгляды Ивана Грозного с религиозной точки зрения, невозможно обойтись без подробного рассмотрения Опричнины. Современники Ивана Грозного возможно и не понимали смысла опричнины. По крайней мере участники ее впоследствии оставившие достаточно много сочинений писали об этом лишь как прихоти царя. «Причина всего этого была лишь та, что он хотел удовлетворить своей ядовитой тиранской наклонности (от злобы в течение сорока дней у него выпали волосы из головы и бороды) и уничтожить благочестивые княжеские и боярские роды, затем забрать себе все, принадлежащее богатым монастырям, городам и купцам…»⁷⁹.  Генрих Штаден пишет несколько иначе – он говорит, что идею собрать 500 стрелков царю подала его жена – Мария Нагая. И после этого «он перебирал один за другим города и уезды и отписывал имения у тех, кто по смотренным спискам не служил со своих вотчин его предкам на войне; эти имения раздавались опричным»⁸⁰. И раньше – пишет он – бывали попытки создать опричнину и этот царь не избежал.

Современные объяснения опричнины  с этой точки зрения вписываются  в две основные историографические парадигмы. В контексте первой из них опричнина была политической борьбой именно «против»: либо против порядков и уделов, либо против лиц (князей, бояр) их представляющих. Последние исследования показывают, что царь не мог бороться с князьями и боярами целенаправленно⁸¹. В контексте второй – борьба «за». Сторонником этой теории является Кобрин, который доказал что для царя борьба была именно «за» - за безграничную власть, за абсолютный произвол над подданными.

Ни одна из этих теорий не показывает реальной подоплеки опричнины. Это  была борьба за души подданных, за очищение в преддверии Страшного Суда. Идеями Страшного Суда пронизана вся жизнь людей шестнадцатого века – он нем говорит Курбский в своем послании Вассиану Муромцеву, а впоследствии упоминает и в переписке с Иваном Грозным, о нем пишут духовные лица, а также опальные и осужденные на смерть царем и собственно сам царь.

Конец света ожидали в 1492 году. Путем некоторых вычислений его перенесли на 1562 или 1569. Поведение царя в это время не всегда поддается разумному объяснению. А. А. Зимин интерпретировал эти странности тем, что в поступках царя уже можно было обнаружить первые предвестники будущей опричнины… Около 1562 года по распоряжению царя была составлена новая духовная грамота, в которой определялся порядок престолонаследия и состав бояр-свидетелей⁸². Нет свидетельств о болезни царя в это время или каком либо ухудшении его здоровья, поэтому выглядит это странно.

На религиозное Средневековое  сознание предчувствие конца света  действовало угнетающе с одной  стороны и мобилизующее – с  другой. Иван Грозный видел главную  свою функцию в наказании зла  «в последние дни» перед Страшным Судом. Пассивно ждать он не мог в  силу своей ответственности⁸³. И, вероятно, в силу характера. «Так я верю в Страшный Суд Господень»⁸⁴