Итоги внешнеполитической деятельности СССР в 20-е годы

Вопрос об условиях уплаты долгов СССР явится предметом специальных переговоров. Россия, конечно, получит долгосрочный мораторий. Вопрос о возмещении убытков, понесенных гражданами Франции в России, также ставится в порядок дня переговоров с нами, но этот вопрос имеет... второстепенное значение и не является условием начала франко-русских переговоров».10

Так же как и в переговорах с Англией, эти предварительные условия были отвергнуты Советским правительством. СССР не считал возможным покупать признание ценой предварительных уступок по важнейшим спорным вопросам. 11 января Чичерин сообщил полпреду в Праге, что «вопросы слишком сложны, чтобы можно было на них отвечать коротким „да" или „нет". Мы вообще отвергаем какие бы то ни было предварительные условия для вступления в переговоры с правительствами...».11

9 апреля 1924 г., выступая  во французском сенате, крупный  адвокат и делец де Монзи  подверг критике политику правительства  Пуанкаре в «русском вопросе». «Два факта,— заявил он,— не подлежат сомнению: большевистская власть существует, наши интересы в России, наши претензии к России существуют, и невозможно всю позицию и политику Франции выражать той формулой войны и осторожного благоразумия, которую, вы без сомнения, не забыли: „Остерегайтесь, подождите!"». Де Монзи задал также главе французского правительства вопрос, на каких условиях возможно признание СССР Францией де-юре. Однако французские правящие круги продолжали настаивать на принятии СССР кабальных предварительных условий.12

Успехи СССР в восстановлении промышленности и сельского хозяйства, а также проводимая им мирная ленинская внешняя политика, направленная на установление нормальных политических отношений и развитие торгово-экономических связей,— все это оказывало сильное влияние на мировое общественное мнение. Во всех капиталистических странах ширилось число сторонников установления нормальных отношений с Советским Союзом. Такой процесс имел место и во Франции.

В мае 1924 г. во Франции состоялись парламентские выборы, которые принесли победу так называемому левому блоку — коалиции радикал-социалистической, республиканско-социалистической и социалистической партий, выдвинувшей в качестве одного из своих лозунгов установление дипломатических отношений с СССР. К власти пришло правительство во главе с Э. Эррио. Эррио, буржуазный демократ, поборник франко-советского сотрудничества, пользовался заслуженным признанием и авторитетом в стране. Сам Эррио писал, что «отсутствие каких-либо официальных отношений с правительством, фактически в течение семи лет сохранявшим власть в России, создавало ненормальное положение, идущее во вред нашим подданным».13 В программном заявлении правительства по этому поводу говорилось: «Уже в настоящее время мы готовимся к возобновлению нормальных сношений с СССР при соблюдении условий, которые налагает на нас уважение к договорам. Прежде чем выработать формулу признания, которая бы охраняла французские интересы, мы должны принять известные меры предосторожности и собрать сведения, которые уже и начали собирать».

15 июля 1924 г. Эррио направил  Чичерину ноту, в которой французское  правительство сообщало «о своем  намерении подготовить в короткий  срок восстановление нормальных  отношений Франции с Россией». В ответной телеграмме Чичерина  от 18 июля 1924 г. говорилось, что Советское правительство с глубоким удовлетворением приняло к сведению дружественное заявление Эррио «относительно предстоящего в скором времени разрешения

 вопроса о возобновлении нормальных отношений между нашими странами». В ответ на заявление Эррио о том, что французское правительство будет предоставлять в возможно широкой мере русским гражданам, желающим приехать во Францию, необходимое разрешение, Чичерин писал: «Французские граждане будут поставлены в этом отношении в такое же положение, в каком находятся граждане других стран...».14 В телеграмме отмечалось, что задержки и затруднения в делах такого рода являются неизбежным следствием отсутствия официальных отношений между двумя правительствами. На деле тот короткий срок, о котором писал Эррио, оказался не столь уж коротким. Французское правительство не спешило с признанием и искусственно воздвигало различные препятствия на его пути.

В сентябре 1924 г. Эррио назначил специальную комиссию под председательством де Монзи для изучения вопроса о признании Францией Советского Союза. Она высказалась за то, чтобы переговоры по спорным вопросам между двумя странами начались после нормализации дипломатических отношений, но вместе с тем потребовала включения в официальный акт признания соответствующих оговорок относительно «защиты» французских прав и интересов в России. Таким образом, правительство «левого блока», подобно Макдональду, пыталось навязать Советскому Союзу предварительное решение в принципе неурегулированных вопросов и прежде всего вопроса о долгах царской России.

19—20 октября 1924 г. в Дувре  состоялась встреча де Монзи. с полпредом СССР в Англии  Раковским, во время которой советский  представитель был ознакомлен  с проектом французской ноты  о признании СССР. Де Монзи  подробно рассказал советскому полпреду о работе возглавляемой им комиссии и о тех трудностях, с которыми пришлось столкнуться. Он сообщил также, что правительство решило назначить французским послом в СССР дипломатического редактора газеты «Тан» Ж. Эрбетта.15 Одним из важнейших препятствий на пути нормализации отношений с СССР во Франции, как и в Англии, было противодействие США, которые продолжали политику изоляции Советского Союза. «Американское правительство,— писала газета „Нью-Йорк геральд трибюн", — дало знать французским властям, что США не имеют никакого намерения менять свою позицию в вопросе о признании де-юре, прежде чем Россия не признает своих финансовых обязательств, так же как и социальных, и не признает святость прав частной собственности»16. Французское посольство в Вашингтоне официально запросило мнение государственного секретаря Юза относительно признания СССР, и последний ответил, что такой акт явился бы ошибкой. Летом 1924 г. Юз специально выехал в Европу с целью не допустить восстановления советско-французских дипломатических отношений. Выступая в палате депутатов, Марсель Кашен подчеркивал, что затяжка с признанием СССР явилась, в частности, результатом бесед Эррио с американскими политиками.17

Однако верх взяли национальные интересы Франции, требовавшие установления нормальных отношений с СССР. 28 октября 1924 г. Эррио от имени Совета министров Франции направил председателю ЦИК М. И. Калинину телеграмму, в которой говорилось, что французское правительство готово «установить теперь же нормальные дипломатические отношения с Правительством Союза путем взаимного обмена послами». Французское правительство отмечало, что «отныне невмешательство во внутренние дела станет правилом, регулирующим взаимоотношения между нашими двумя странами». В телеграмме указывалось, что Франция признает де-юре правительство Союза ССР «как правительство территорий бывшей Российской империи, где его власть признана населением, и как преемника на этих территориях предшествующих российских правительств» и предлагает обменяться послами. Эррио предложил направить в Париж советскую делегацию для ведения переговоров по общим и специальным экономическим вопросам.

В тот же день телеграмма Эррио обсуждалась на заседании ЦИК СССР. С сообщением по этому вопросу выступил Чичерин, который подчеркнул большое значение восстановления отношений между СССР и Францией. «Мы горячо приветствуем этот акт»,— заявил он в заключение. В ответной телеграмме ЦИК на имя Эррио говорилось: ЦИК Союза ССР «придает серьезнейшее значение устранению всех недоразумений между Союзом ССР и Францией и заключению между ними общего соглашения, которое может послужить прочной основой для дружественных отношений, руководствуясь при этом постоянным стремлением Союза ССР к действительному обеспечению всеобщего мира в интересах трудящихся масс всех стран и к дружбе со всеми народами».

30 октября на имя  Чичерина была получена телеграмма  от Эррио с выражением радости  по случаю установления отношений, которые будут служить «укреплению  мира в Европе и во всем  мире». В ней говорилось, что «не  существует народов, более предназначенных для взаимного понимания, чем французский народ, преисполненный чувства справедливости и братства, и великий русский народ, достойные качества которого я сам лично имел возможность оценить».

14 ноября Президиум  ЦИК СССР назначил полпредом во Францию Л. Б. Красина с оставлением его в должности народного комиссара внешней торговли. Французским послом в СССР был назначен Ж. Эрбетт.

Признание СССР Францией имело большое политическое значение. Это было новым свидетельством внутреннего роста Советского Союза, укрепления его международного положения и успеха советской миролюбивой внешней политики.

Трудящиеся Франции высоко оценили и радостно приветствовали нормализацию советско-французских отношений. Исполнительный комитет Коммунистической партии Франции в своем обращении к трудящимся Советского Союза писал: «В тот час, когда правители Франции признали СССР, французские пролетарии и коммунисты поздравляют своих русских братьев с этим успехом».

Дальнейшее развитие советско-французских отношений и прежде всего торгово-экономического сотрудничества было осложнено тем, что французская сторона обусловила подписание торгового договора достижением соглашения по вопросу о долгах. В результате этого между СССР и Францией долгое время не было торгового договора, что серьезно тормозило развитие советско-французской торговли.

Внешняя политика с Восточными соседями

Советское правительство придавало большое значение установлению нормальных отношений со своим великим дальневосточным соседом — Китаем. «Советская Россия и Китай — естественные союзники, и этой дружественной политике между ними принадлежит будущее...— говорил Г. В. Чичерин в 1922 г.— Советская Россия — единственное крупное государство, готовое всячески поддерживать полную независимость Китая во всех отношениях и полный расцвет его самостоятельного развития».

Переговоры между Советской Россией и Китаем, начатые еще в конце 1921 г., несмотря на большую взаимную заинтересованность обеих стран в нормализации отношений, не увенчались успехом в результате давления империалистических держав на правительство Китая.

Советская делегация воспользовалась пребыванием в Китае для поддержания контактов с Сунь Ятсеном. Выдающийся деятель китайского революционного национально-освободительного движения, вождь китайского народа Сунь Ятсен был убежденным сторонником дружбы СССР и Китая. Известно, что его главная политическая установка заключалась в «союзе с Россией».18

В январе 1923 г. во время перерыва в переговорах, возникшего по вине китайской стороны, в Шанхае состоялось несколько встреч руководителя советской дипломатической миссии в Пекине А. А. Иоффе с Сунь Ятсеном, во время которых последнему были даны разъяснения относительно целей и задач советской внешней политики и были рассеяны его сомнения и опасения относительно позиции Советского правительства в таких вопросах, как присутствие советских войск в Монголии и осложнения на КВЖД.

В опубликованном совместном коммюнике было отмечено «полное совпадение... взглядов на китайско-русские отношения». Сунь Ятсен заявил тогда, что «вопрос о Китайско-Восточной железной дороге может быть разрешен полностью лишь на компетентной русско-китайской конференции», а также то, что он не находит «немедленную эвакуацию русских войск из Внешней Монголии ни настоятельно необходимой, ни соответствующей действительным интересам Китая, особенно ввиду неспособности теперешнего пекинского правительства предотвратить возобновление, вследствие такой эвакуации, интриг и враждебных действий со стороны белогвардейцев против России и возможности создания более тяжелой обстановки, чем та, которая сейчас существует».19

В марте 1923 г. по решению ЦК РКП (б) и Советского правительства в ответ на просьбу Сунь Ятсена в Южный Китай была направлена группа военных и политических советников, в числе которых были такие видные военачальники и политработники, как П. А. Павлов (работавший в Китае под фамилией Говоров), В. К. Блюхер (Галин), М. М. Бородин и др.

У китайского историка Пын Мина мы читаем: «Советские советники, прибывшие по приглашению Сунь Ятсена и революционного кантонского правительства, не только активно передавали опыт построения Красной Армии Советского Союза и помогали разрабатывать стратегический план; они всегда были с бойцами в горниле революционных сражений, деля с ними их горести и радости...».20

2 сентября 1923 г. в СССР  прибыла и находилась здесь  в течение трех месяцев китайская  авторитетная военная делегация.

Учитывая географическую отдаленность Советской России от кантонского правительства и сложную политическую обстановку в Китае, делавшую невозможным установление более или менее постоянных торгово-экономических связей между ними, Сунь Ятсен не поднимал вопроса об установлении дипломатических отношений. Отвечая на вопрос японского корреспондента в Кантоне накануне подписания советско-китайских соглашений в Пекине, в мае 1924 г, он заявил: «Отношения между Советской Россией и моим правительством настолько дружественны, что похожи на отношения двух братьев и не нуждаются в таких формальностях, как признание... На самом деле дружеские отношения между моим правительством и Россией продолжаются. Они никогда не были прерваны, поэтому и не встает вопрос, о восстановлении их специальным, формальным признанием, ибо мое правительство на деле признало Россию без всяких условий». В марте 1923 г. пекинское правительство возобновило переговоры с СССР. Советское правительство направило в Китай делегацию для продолжения переговоров, назначив главу ее — Л. М. Карахана чрезвычайным и полномочным представителем. Советский полпред передал в Пекине министерству иностранных дел копию своих верительных грамот с просьбой сообщить, когда он мог бы вручить их президенту. Однако переговоры эти под давлением иностранных империалистов были затянуты китайской стороной на целый год. В это время Сунь Ятсен писал Л. М. Карахану, что истинные интересы двух стран «требуют выработки общей политики, которая даст нам возможность жить на условиях равенства с другими державами и освободит нас от политического и экономического рабства, навязанного международной системой, опирающейся на силу и действующей методами экономического империализма».21 Он предлагал свою помощь советской делегации на переговорах в Пекине. 17 сентября 1923 г. он телеграфировал Л. М. Карахану: «Едва ли мне необходимо говорить, что Вы можете рассчитывать на меня в смысле помощи, которую я могу оказать, чтобы двинуть вперед дело Вашей настоящей миссии в Китае. Вы, однако, найдете чрезвычайно трудными переговоры с пекинской группой, которая в своих отношениях с Россией фактически выполняет mot d ' ordre. Посольского квартала...». Он предупреждал о том, что «Капиталистические державы будут пытаться нанести через Пекин и посредством Пекина... дипломатическое поражение Советской России. Но всегда имейте в виду, что я готов и имею теперь возможность раздавить всякую такую попытку унизить Вас и Ваше правительство».22 Только 14 марта 1924 г. Л. М. Карахан и глава китайской делегации Ван Чжэнтин парафировали текст соглашений и совместных деклараций об общих принципах урегулирования советско-китайских отношений, о КВЖД и некоторых других вопросах. Однако на следующий день стало известно, что китайское правительство запретило Ван Чжэнтину подписать соглашение, сославшись на то, что он якобы не имел полномочий одобрить условия, сформулированные в парафированных соглашениях и декларациях. В связи с этим 16 марта НКИД направил представителю Китая в СССР ноту протеста.23