Крестовые походы

Тягостные социально-экономические  условия увлекали в Крестовые походы множество людей из низших слоев общества. Успенский так описывает участников Первого похода: «Большинство участвовавших в этих событиях были люди, которые не возвышались до политических целей и соображений и действовали только под влиянием фанатического чувства; насилия и убийства, совершенные ими в тех странах, через которые они проходили, стремясь к своей цели – в Венгрии, Болгарии и Константинополе, казались им вполне благочестивыми подвигами, непосредственно относившимися к делу».²³

Религиозная окраска похода была подготовлена противостоянием востока и запада – христианства и ислама, поводом  послужило бедственное положение христианской империи – Византии, разрушительные последствия походов для культур востока были предопределены жаждой наживы участников похода.

Стоит отметить, что первыми  жертвами западных рыцарей стали  евреи, проживавшие в Рейнской области. По словам Альберта Ахенского, «Весьма немногие из иудеев спаслись от смерти, и некоторые приняли крещение, более по страху, нежели из любви к вере христианской».²⁴ Эккехард Аурийский торжествовал: «они [крестоносцы] полностью уничтожали ужасный народ евреев, где бы они их не находили, или втягивали их в лоно Церкви».²⁵

Но это не было просто проявлением антисемитизма - грабежи и разбой для рыцарей были делом обыкновенным, а евреи просто попали под горячую руку, да и предлог был легко найден – «Их предки распяли Его, так отомстим же им». Тот же Эмихо Лейнингенский перед отправлением в Святую землю, чтобы запастись на дорогу деньгами, ограбил несколько церквей, а один из лидеров Первого Крестового похода Готфрид Бульонский, герцог Нижней Лотарингии регулярно занимался разорением монастырей в своих владениях.

Далее крестоносцы продвигались по территории Венгрии. Описывая местное  население, Оттон Фрейзингенский отметил, что «венгры имеют злобный вид, ввалившиеся глаза и малы ростом; по нравам же и языку - жестокие варвары».²⁶ Первые полчища крестоносцев чинили в Венгрии разруху из-за отсутствия порядка в войске. По свидетельству Альберта Ахенского, «они [крестоносцы] подожгли семь мельниц на реке под мостом, обратили их в пепел; они сожгли сверх того несколько домов, построенных за городской чертой и тем удовлетворили свою необузданность».²⁷

Такое поведение воинов Альберт из Ахена оправдывал действиями беспутных венгров».²⁸ Однако когда по той же территории проходил «великий и светлейший Готфрид»,²⁹ то в армии царил порядок и каждый был обязан в чужой стране «совершать куплю или продажу в мире и братской любви».³⁰

Для цивилизаций Востока  и Византии рыцари Европы были варварами - франками и норманнами - бесчинства, чинимые ими на Балканах и даже в окрестностях самого Константинополя, заставляли относиться к ним соответственно. При прохождении через византийские земли к ним была приставлена многочисленная печенежская конница, чтобы не допускать безобразий - варвары должны были конвоировать варваров.

Подойдя к стенам Константинополя, крестоносцы не входили в столицу самостоятельно, а только по разрешению Алексея Комнина, который «находился в величайшем страхе, отчасти потому, что он видел разорение своей страны и слышал жалобы на то и стоны своих людей».³¹ Царевна Анна Комнина так передает впечатление, произведенное крестоносным движением на Алексея: «...до него дошел слух о приближении бесчисленного войска франков. Он боялся их прихода, зная неудержимость натиска, неустойчивость и непостоянство нрава и все прочее, что свойственно природе кельтов и неизбежно из нее вытекает: алчные до денег, они под любым предлогом легко нарушают свои же договоры».³²

Фульхерий Шартрский  свидетельствует, что «василевс не дозволял даже нам [крестоносцам], многим вместе посещать Константинополь; но, чтобы оказать нам внимание, было разрешено в известный час пускать в церкви от 5 до 6 человек вместе из самых знатных лиц армии».³³

Описывая пребывание крестоносцев в Византии, Ф.Успенский пишет: «толпы расползлись по окрестностям, грабили селения и опустошали страну».³⁴

Но были и другие мнения о поведении крестоносцев во время их странствия в Святую землю. Так французский хронист Одо пишет о миролюбивом передвижении армии по нейтральным территориям: «во всех селениях, замках и городах до самого Константинополя, все более или менее оказывали королю королевские почести».³⁵

Однако, по словам автора, в стане крестоносцев все же высказывалось предложение захватить византийскую столицу. «Нашлись даже люди, - сетует хронист Одо, - которые советовали королю отступить, овладеть всей богатой страной, покрытой городами и замками, написать немедленно королю Рожеру с тем, чтобы он в то же время напал на императора, и ждать прибытия его флота с целью вместе осадить Константинополь».³⁶

Современник даже порой критикует своих соотечественников и признает: «мы сами заслужили испытанные нами бедствия, в наказание за то зло, которое мы причиняли со своей стороны грекам».³⁷

Как захватчики показали себя не только простые крестоносцы, но и их правители, в частности король Ричард во время третьего Крестового похода. Рожер Говеден описывает путешествие Ричарда, который направился в Сицилию через итальянские земли. Современник критично относится к своему господину, а в иных случаях поражается его бесцеремонности. По его сведениям, в Италии, войдя без приглашения в дом, Ричард без всякого спроса забрал птицу, после чего «крестьяне сбежались во множестве и напали на него с камнями и дубинами в руках».³⁸ Ему с трудом удалось выбраться из этой разгоряченной толпы, и он чудом остался жив. Также Рожер поражен, что Ричард захватил монастырь Гриффон, находящийся на территории между Мессиной и Калабрией для хранения своих съестных запасов, привезенных из Англии. Помимо описанных выше поступков, Ричард вступил в противоречие с местным населением Мессины: «войско английского короля после тяжелых усилий сбило городские ворота, овладело стенами и, вступив в город, расставило вдоль укреплений по стенам знамена короля Англии».³⁹

Неизвестный автор хроники «Путешествия короля Ричарда» (Itinerarium Regis Ricardi) оправдывает захват острова Ричардом преступными действиями Исаака Дуки Комнина, который, по словам кипрского монаха Неофитуса (Neophytus), «правил островом в течение семи лет, и не только ужасно грабил землю и бесконечно вмешивался в жизнь богатых людей, но каждый день преследовал и притеснял дворян так, что все жили в страхе и думали, как они могут любыми средствами защитить самих себя от него».⁴⁰ Из хроники ясно, что после победы над императором Ричарду удалось захватить и награбить огромное количество драгоценностей, включая «оружие, ценные шелковые одежды и даже палатки императора вместе с тем, что в них находилось, включая золотые и серебряные сосуды, кровать императора с ее лучшими принадлежностями и всю его мебель, его специальные шлемы, нагрудники и мечи».⁴¹

Но больше, чем драгоценности, крестоносцев привлекали новые земли. Рыцарские роды, не владевшие землями на Западе и не имевшие надежды на приобретение военной славы и добычи на родине, охотно поддавались мечтам прославить себя военными подвигами и приобрести независимые владения.

Ради захвата новых земель уже в Первом Крестовом походе рыцари-крестоносцы вступали в сговор с врагами христиан, предав тем самым религиозные идеи, вдохновившие походы. Вот как оценил деятельность князя Тарентского Боэмунда, выступившего в союзе с мусульманами против Византии  Ф.И.Успенский: «мы должны признать, что он принес много вреда всему христианскому делу на Востоке, что он есть главный виновник всех бедствий, неудач и потерь крестоносцев. Христиане на Востоке должны были преследовать одну цель: твердо сохраняя солидарность между собой, они должны были заключить в то же время прочный союз с Византийской империей и направить все силы на мусульман. Между тем роковая ошибка христиан заключалась в их соревновании между собой и во вражде с Византией, и самая сильная ответственность в этом отношении падает на Боэмунда. Он своим честолюбием поселил антагонизм между Византийской империей и крестоносцами. Он первый ввел в практику тот странный прием, к которому впоследствии прибегали и византийские императоры: он первый начал заключать дружественные союзы с тем народом, против которого было направлено все крестоносное движение».⁴²

Чем дальше, тем больше Крестовые походы обнаруживали свою подлинную, грабительскую сущность. Особенно ярко она выявилась во время Четвертого Крестового похода (1202 — 1204 гг.). Его главным вдохновителем был римский папа Иннокентий III. Целью похода официально было объявлено завоевание Египта, в то время центра мусульман. «Но крестоносцы и не собирались отправляться в Египет: они предпочли захватить богатое христианское государство — Византийскую империю. Корабли и провиант предоставила крестоносцам Венеция, желавшая сокрушить Византию и занять ведущие позиции в восточной торговле. А римский папа мечтал подчинить своей власти греческую церковь и поэтому тоже поддержал намерения крестоносцев». ⁴³

Одним из моментов, показывающих подлинную сущность Крестовых походов, стал захват Византийского города Зары. Успенский пишет: «с жителями христианского города крестоносцы обращались как с неверными: брали в плен, продавали в рабство, убивали; церкви разрушены и сокровища расхищены. Поступок с Зарой был в высшей степени компрометирующим Крестовый поход эпизодом: не говоря уже о другом, крестоносцы совершили насилие над христианским городом, подчиненным королю, который сам принял крест для похода и владения которого по существующим тогда законам находились под покровительством церкви».⁴⁴

И далее Успенский пишет уже о разграблении столицы Византии: «Отряды крестоносцев бросились по всем направлениям собирать добычу. Магазины, частные дома, церкви и императорские дворцы были тщательно обысканы и разграблены, безоружные жители подвергались избиению. В особенности нужно отметить варварское отношение латинян к памятникам искусства, к библиотекам и святыням византийским. Врываясь в храмы, крестоносцы бросались на церковную утварь и украшения, взламывали раки с мощами святых, похищали церковные сосуды, ломали и били драгоценные памятники, жгли рукописи. Многие частные лица составили себе богатства в это время, и потомство их в течение целых столетий гордилось похищенными в Константинополе древностями. Епископы и аббаты монастырей впоследствии подробно описали в назидание потомству, какие святыни и как приобрели они в Константинополе…

…воины Христовы давно уже томились надеждой устроиться в областях империи как у себя дома, получить населенные земли во владение и отдохнуть от понесенных трудов. Правительство щедро раздавало титулы и звания, рыцари тщательно изучали карту империи и выбирали себе места по вкусу. Появились герцоги никейские, филиппопольские, лакедемонские, графы менее значительных городов, герцогства и графства проигрывались и выигрывались в кости».⁴⁵

Впоследствии многие хронисты старались всячески смягчить картину разгрома христианского города, выгородить крестоносцев. Робер де Клари, к примеру, стремился уверить читателя, что «когда город был так прекрасно взят и франки вошли в него, они держали себя там совершенно спокойно», никаких эксцессов якобы не происходило: ни беднякам, ни богачам франки не чинили худого.⁴⁶ По уверениям Гунтера Пэрисского, рыцари вообще считали презренным и недопустимым для христиан делом нападать на христиан же и учинять среди них убийства, разбои и пожары.

Однако множество очевидцев  свидетельствуют о противоположном. Виллардуэн ясно пишет, что крестоносцы захватили огромную добычу и поубивали массу людей: по его словам, «убитым и раненым не было ни числа, ни меры». Другой очевидец, детально поведавший о погроме 1204 г., Никита Хониат, как бы в оцепенении вспоминая дикие сцены, разыгравшиеся тогда в Константинополе, писал впоследствии: «Не знаю, с чего начать и чем кончить описание всего того, что совершили эти нечестивые люди». ⁴⁷

Потревожены были даже могилы византийских василевсов, в том числе  саркофаг императора Константина I, откуда унесли различные драгоценности. Жадных рук крестоносцев не избежали ни церкви, ни предметы религиозного почитания. Воины христовы, по рассказам хронистов, разбивали раки, где покоились мощи святых, хватали оттуда золото, серебро, драгоценные камни, «а сами мощи ставили ни во что»: их попросту забрасывали, как писал Никита Хониат, «в места всякой мерзости». ⁴⁸

Не было сделано исключения и для самого собора Софии. Рыцари растащили его бесценные сокровища. Оттуда были вывезены «священные сосуды, предметы необыкновенного искусства и чрезвычайной редкости, серебро и золото, которыми были обложены кафедры, притворы и врата». ⁴⁹  Войдя в азарт, пьяные взломщики заставили танцевать на главном престоле обнаженных уличных женщин и не постеснялись ввести в церкви мулов и коней, чтобы вывезти награбленное добро. Ревнители христианской веры, таким образом, «не пощадили не только частного имущества, но, обнажив мечи, ограбили святыни Господни».⁵⁰

От погромщиков, закованных в рыцарские латы, не отставали грабители в сутанах. Католические попы рыскали по городу в поисках прославленных константинопольских реликвий. Позже католические прелаты сами подробнейшим образом описали, что именно из священных предметов они взяли в Константинополе. Эти описания в 70-х годах XIX в. собрал французский ученый-католик П. Риан: они составили два тома, без всякой иронии названные им «Священная константинопольская добыча». В Западной Европе, отмечали современники, не осталось, вероятно, ни одного монастыря или церкви, которые не обогатились бы украденными реликвиями.

Четвертый Крестовый поход исключительно рельефно продемонстрировал как раз те, далеко не всегда лежавшие на поверхности, устремления феодалов и католической церкви, которые с самого начала составляли главную и общую движущую пружину предприятий, осуществлявшихся под знаком креста. Религиозная оболочка - а церковь неизменно заключала в нее грабительские по своей основе войны рыцарей на Востоке - оказалась в этом предприятии полностью разорванной. Вместо того чтобы добиваться отвоевания Иерусалима у «неверных», крестоносцы, двинувшиеся было против мусульманского Египта, захватили христианское государство - Византийскую империю, разорили дотла ее столицу, да этим и удовольствовались, словно проблемы освобождения Святой земли и не было.⁵¹

Немало западных историков Крестовых походов вообще обходили Четвертый поход молчанием либо лишь попутно касались его истории, словно он представляет событийное звено, выпадающее из единой «крестоносной цепи». Причины такого подхода вполне понятны: как писал английский ученый Э. Брэдфорд, «разрушение великой христианской цивилизации воинами христовыми - тема не из поучительных» (разумеется, для апологетического осмысления Крестовых походов).⁵²