Политические взгляды Ивана Грозного

В 1563-1564 гг. на сторону  Литвы перебежало несколько недовольных  аристократов, занимавших должности  воевод. Во время зимнего похода на Полоцк перекинулся к неприятелю военный голова Богдан Никитич Хлызнев-Колычев, а в апреле 1564 года изменил воевода города Юрьева-Ливонского князь Курбский. Осенью того же года воевода-князь П.И. Горенский пытался бежать в Литву, но уже в литовских пределах его настигла погоня. Был раскрыт заговор, участники которого готовили сдачу литовцам города Стародума. В том же 1564 году царские армии были дважды разбиты польско-литовскими войсками: на реке Уле, под городом Оршей.

В результате царь лишился иллюзий в отношении  собственного всесилия и приступил  к политике «крутых мер». 3.12.1564 года царь со своей семье под охраной сильного отряда дворян выехал из Москвы. Он объявил о своем отречении от престола. Прибыв в Александровскую слободу (ныне город Александров Владимирской области), Иван 4 оправил в Москву 2 послания. В первой грамоте государь всея Руси обвинял князей, бояр, воевод, приказных людей в казнокрадстве, измене, нежелании защищать страну. Вторая грамота была адресована всему прочему населению Москвы, основное содержание ее состояло в том, что на москвичей «гневу и опалы никоторые (никакой. – Прим. Ред.) нет». Находясь под угрозой народных волнений, боярская дума и высшее духовенство составили делегацию, в январе 1565 года отправившуюся в Александровскую слободу. Иван 4 действительно рисковал, составил даже завещание и проект передачи власти сыновьям. Но риск этот оправдал себя: делегация согласилась на чудовищные условия, из которых и вырос причудливый политический эксперемет, именуемый «опричниной».

В 1565 г. значительная часть государства была выделена в особое личное пользование царя – опричнину, на содержание которой  взимались налоги с остальной  территории – земщины. Было сформировано особое опричное войско из верных царю людей. Не включенные в опричный комплекс бояре и дворяне вместе с зависимыми от них крестьянами из опричных земель выселялись. Иван 4, всю жизнь боявшийся заговоров, видел крамолу там, где ее не было. Вся эпоха существования опричнины – с незначительными перерывами – была временем постоянного раскрытия заговоров и ведения «розыскных» дел. В наше время трудно определить, какие из заговоров были настоящие, а какие – лишь плодом мнительности царя и его страха перед поданными. Но даже если каждый из них угрожал власти или жизни Ивана 4, то и тогда целая эпоха кровавых казней, которым русское общество подверглось в тот период, является карой несоответственно тяжкой.

В 1567 году царь вызвал во дворец боярина Ивана Петровича  Федорова – одного из богатейших людей  во всей державе, видного воеводу, отпрыска знатного боярского рода, пользовавшегося  в народе авторитетом и уважением. Иван 4 облачил его в царские  одежды, посадил на трон, с притворным смирением приветствовал его  как своего государя. Вдоволь натешившись, царь собственноручно заколол его  ножом, считая виновным в организации  заговора. По «делу» Федорова было уничтожено 370 человек.

В декабре 1569 года по приказу Ивана 4 принял яд его  двоюродный брат, князь Владимир Андреевич  Старицкий. Вместе с ним были умерщвлены его семья и слуги. Годом раннее против опричных зверств восстал митрополит Московский Филипп, впоследствии объявленный русской церковью святым. В храме во время воскресной службы глава церкви стал принародно укорять главу государства, и, в частности, сказал ему, что теперь «на Руси нет милосердия для невинных и праведных…» и что Бог взыщет с царя за невинную кровь. Тот отвечал: «Доселе я был кроток с тобой, митрополит, с твоими приверженцами и моим царством. Теперь вы узнаете меня!» Иван 4 нашел способ обосновать расправу с Филиппом: был созван церковный собор, превратившийся в судебный процесс, на котором Филиппа обвинили в чародействе и в порочной жизни. Митрополита лишили сана и заточили в Тверском Отроче монастыре. В декабре 1569 года он был тайно задушен.

Не щадили ни сел, ни деревень, принадлежавших «опальным». Скупые строки источников сообщают о  гибели десятков безымянных людей: «В коломенских селах скончавшихся православных христиан, Ивановых людей, 20 человек, а имена их Бог весть». Или: «В Бежецком верху Ивановых людей 65 человек (убито) да 12 человек, скончавшихся ручным усечением (т.е. им были отрублены руки), имена их ты, Господи, сам ведаешь».

В итоге всех устрашающих мер Ивана Грозного военная система не упрочнилась, а расшаталась. Лучшие воеводы были либо казнены, либо запуганы, что страшились даже вступить с неприятелем в  бой, опасаясь потерпеть поражение  и за это быть казненными. Опричное войско не смогло сдержать набега крымского  хана Девлет-Гирея на Москву. Город был сожжен, уцелел лишь Кремль. Однако нашествие 1572 года было остановлено опрично-земской ратью во главе с Воронцовым. В том же году царь отменяет опричнину.

Однако за время  последних 12 послеопричных лет царствования Ивана Грозного им предпринимались попытки частичного восстановления опричных порядков: то опять накатывали волны безудержных массовых казней, то царь опять старался получить в свое распоряжение удел, посадив на российский престол марионеточного царька – служилого татарского хана Симеона Бекбулатовича (1575-1576). Между тем Ливонская война на рубеже 70-80 годов была отмечена рядом тяжких поражений, чуть ли не новой военной катастрофой. Эти годы для России были тяжелой и несчастливой порой. И лишь смерть Ивана 4 позволила спокойно вздохнуть стране.

18 марта 1584 года  царь Иван 4 умер. В свои неполные 54 года этот человек, исключительно одаренный, жестокой и маниакально подозрительный, выглядел глубоким стариком, развалиной. Сказались долгие годы борьбы, подозрительности и страха, расправ и покаяний, пьяных оргий и злобных выходок. Ночные страхи и кошмары, болезни и переживания довели его до крайности – все тело распухло, глаза слезились, руки тряслись. Люди, окружавшие его трон, трепетали перед ним, но плели интриги, поговаривали, что они-то и помогли ему уйти в мир иной.

Обобщая все  выше сказанное, я бы хотела в первую очередь охарактеризовать Ивана  Грозного как политика, а потом  уже охарактеризовать его личность, тем самым, связав эти 2 вывода и определив  между ними логическую связь.

3.В  письмах и  высказываниях Ивана Грозного можно прочитать его видение правителя Руси и себя. Для своего времени он был очень образованным человеком. Огромное 12-томное собрание «душеполезных книг», от которого до наших дней дошло лишь 10 томов, еще в XVII веке находилось в царских палатах. Так, благодаря предпринятым усилиям, молодой царь к концу 50-х годов стал обладателем самого большого в стране собрания произведений духовной письменности, сохранившихся в древнерусской письменной традиции.

С большой долей вероятности  к тому же времени следует отнести  и начало коллекционирования царем  исторических текстов, которые в  более поздние годы легли в  основу многотомного иллюстрированного  изложения мировой и древнерусской  истории — созданного по заказу царя так называемого «Лицевого  свода». Некий итальянец, посетивший Москву в 1557 году, записал, что в «настоящее время... император (Иван. — Б.Ф.) много читает из истории Римского и других государств» и все это имеет в Москве «на своем языке». С этой целью для царя копировали тексты из «Толковой палеи», древнерусские переложения византийских хроник и даже переведенный с латыни роман Гвидо да Колумна «История разрушения Трои».

Все это позволяет думать, что именно 50-е годы XVI века стали  для молодого царя временем усиленных  занятий над книгами. В результате он приобрел те познания богословия и  древней истории, благодаря которым  позднее неоднократно удивлял иностранных  собеседников, а у русских людей  последующего времени получил почетное прозвище «словесной мудрости ритор».

Можно не сомневаться, что  в круг чтения монарха очень рано должны были войти и упоминавшиеся выше сочинения древнерусских авторов, в которых шла речь о природе власти русского государя, и известные в древнерусских переводах сочинения византийских писателей о природе власти византийского императора. Прочитанное, по крайней мере в первые годы занятий, он должен был обсуждать со своим наставником и сравнивать с его наставлениями.

В послании Сильвестра Ивану IV представление о характере и  назначении власти русского царя сформулировано с гораздо большей силой и  убеждением, чем даже в разбиравшихся  выше сочинениях Иосифа Волоцкого. Уже  в самом начале послания Сильвестр  приветствует молодого царя как «самодержца  вечна, православныя веры истинного наставника, на Божиа враги крепкого борителя, Христовы церкви столпа неколебимаго».

Выраженное в преамбуле  убеждение, что важнейшая обязанность  монарха учить подданных истинной вере и вести их по пути к спасению, далее настойчиво и неоднократно повторяется. Именно царь должен «праведную добродетель исполнити и осквернившееся очистити и заблудшееся на рамо (на плечи. — Б.Ф.) взяти и ко Христу привести». Бог, обращается к царю Сильвестр, «нарек тя... начальника, судию и пророка». Таким образом, на носителе высшей власти лежит выполнение не только отрицательной задачи — очищение общества от носителей вредных учений, еретиков, но и воспитание этого общества в духе истинного христианского учения.

Для выполнения этой своей  важной миссии монарх избран самим  Богом. Он «скипетры царствия великого державу по закону прием крестной силой царя царем и господа  господом». У Сильвестра не было сомнений и во всемирном характере этой миссии, которая отнюдь не ограничивается границами России. Не случайно он писал, обращаясь к царю: «Господь Бог... нарек тя... вождя и учителя всемирна». В послании князю Александру Борисовичу Горбатому Сильвестр писал о «христолюбивом Российском царствии, хотящем быти в последняя времена», а в послании царю он называл Российское государство царством, которое «в веки не подвижетца» (то есть не перестанет существовать). Исторической миссией именно этого государства и его главы является утверждение во всем мире единственной истинной веры — православия. Именно во исполнение этой миссии и были предприняты походы на Казань, так как «зело бо хощет сего Бог, дабы вся вселенная наполнилася православия». В послании князю Александру Борисовичу Сильвестр с удовлетворением писал, что именно Иван IV продолжает в настоящее время дело первого христианского императора — Константина Великого: «Самодержец всеа Россиа... Божиею благодатию уподобися царю Костянтину, тою же царскою багряницею обложен есть, те ж правоверия хоругви в руку своею благочестно содержит».

В послании к царю Сильвестр  рисовал образ мировой христианской монархии, которая возникнет под  его эгидой: «Обладавши от моря и до моря, и от рек до конец вселенныя — твоя (то есть будут принадлежать тебе. — Б.Ф.) и поклонятца тебе все царие земстии и вси языцы (народы. — Б.Ф.) поработают тебе. И честно будет имя твое перед всеми языки и помолятца тобе всегда и весь день предстоят перед тобою».

Как видим, есть веские основания  полагать, что не от кого иного, как  от своего наставника молодой царь должен был воспринять представление  о том, что он избран Богом для  того, чтобы вести своих подданных  по пути к спасению и распространять по всему миру истинную веру — православие. Это представление стало основой  взглядов самого Ивана IV на характер собственной  власти, хотя некоторые выводы, к  которым он при этом пришел, заметно  разнились с рекомендациями Сильвестра.

К сожалению, мы совсем не знаем, как складывались политические взгляды  Ивана IV. Однако мы можем составить  довольно четкое представление об окончательной  форме, которую они приняли в  первой половине 60-х годов, по тем  предельно ясным, чеканным высказываниям  о власти, которые рассыпаны на страницах его Первого послания Курбскому.

Раздоры с думой  и вызов, брошенный вождями оппозиции, побудили Грозного взяться за перо. Будучи в Александровской слободе  и в Можайске, он в течение нескольких недель составил знаменитый ответ Курбскому. В Можайск царя сопровождал Басманов.

На этом основании  можно предположить, что новый  царский любимец был одним  из первых читателей письма Грозного и, вероятно, участвовал в его составлении.

«Широковещательное» и «многошумящее» послание Грозного составило по тогдашним масштабам целую книгу. Его главная идея сводилась к тому, что свою власть государь, как помазанник Божий, получил от самого Господа и с благословения праотцов. Никто не может ограничить эту власть. Подданные обязаны беспрекословно повиноваться самодержцу: «Доселе русские владетели не истязуемы были ни от кого, но вольны были подвластных своих жаловати и казнити, а не судилися с ними ни перед кем».

Требование  безусловной покорности Грозный  обосновывал ссылками на Священное  Писание. «Противлятся власти, — писал самодержец, — Богу противится, аще убо кто Богу противится — сей отступник именуется, еже убо горчайшее согрешение».

Иван IV отвергал любые попытки ограничить его  власть: «Како наречется самодержцем, аще не сам строит». Свои же обязанности монарх видел в том, чтобы поддерживать порядок в стране и направлять подданных на путь истинной веры: «Тщу же ся с усердием люди на истинну и на свет наставити, да познают единого истинного Бога в Троице славимого».

Царь не скрыл  от Курбского, что намерен перестроить  свои отношения с духовенством на новых основах. Священнослужители  не должны вмешиваться в «людское строение». Вмешательство их в светские дела чревато бедой: «Нигде бо обрящеши, еже не разоритися царству, еже от попов владому».

По содержанию своему царское письмо Курбскому  было подлинным манифестом самодержавия, в котором наряду со здравыми идеями содержалось много ходульной  риторики и хвастовства, а претензии  выдавались за действительность. Главным  вопросом, занимавшим царя, был вопрос о взаимоотношении монарха и  знати. Царь жаждал полновластия. Безбожные  «языцы», утверждал он, «те все царствами своими не владеют: како им повелят работные их, и тако и владеют. А Российское самодержьство изначяла сами владеют своими государьствы, а не боляре и не вельможи». Сам Бог поручил московским государям «в работу» прародителей Курбского и прочих бояр. Даже высшая знать у царя не «братия» (так называл себя и прочих князей Курбский), но холопы. «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны».