Правовое положение населения Киевской Руси по "Русской Правде"

Холопы находились: у князя (ст. 46), боярина (ст. 46 и 66), «чернеца» (ст. 46), т. е. у монаха, а не у монастыря [28, c.57-58]. Из содержания ст. 46 можно предположить, что крупные феодалы, князья и бояре, уходя в монашество, могли брать с собой в услужение холопов. В монастырях они продолжали быть холопами чернецов-монахов. Согласно источникам, холопы в руководстве домениальным хозяйством были тиунами, т. е. управляющими хозяйства феодала (ст. 110 ПП). Холопы и робы были также кормильцами и кормилицами детей феодалов (ст. 17 ПП), Среди непосредственных производителей-холопов были ремесленники (ст. 15 ПП). Xолопы были заняты в сельском хозяйстве. Из ст. 56, 64 и 110 ПП можно сделать вывод, что закупы и смерды переходили в полную власть господина вместе с принадлежавшими им земельными участками, скотом и сельскохозяйственным инвентарем, владельцами которых письменные источники изображают смердов и закупов. Продукты от этих хозяйств поступали на двор «господина». О том же, что господин в XI-XIII вв. сажал холопов на свою землю, никаких данных нет. Определенная часть холопов или челяди все же была занята обработкой господской запашки или, по Л.В. Черепнину, барщиной [46, c.238]. Холопы (бывшие свободные купцы) были заняты в денежных и торговых операциях, причем господин в этих случаях имущественно отвечал за своего холопа, при этом ограничивалось его право отдать холопа-неудачника за долги (ст. 116-119) [39, c.175-186]. Согласно ст. 25, «если холоп обманом, под именем вольного человека, испросит у кого деньги, то господин его должен или заплатить, или отказаться от раба; но кто поверит известному холопу, лишается денег. Господин, позволив рабу торговать, обязан платить за него долги»  [13, c.38].          

Таким образом, можно полагать, что холопы в XII—XIII вв. были заняты во всех областях господского хозяйства — в управлении, в ремесленном и сельскохозяйственном производстве, в обслуживании господина и его двора, во внешних торговых связях вотчины.

Различия в положении, занимаемом в системе производства, приводили к разному хозяйственно-имущественному положению холопов. Смерды и закупы, попавшие в холопы, сохраняли, видимо, свои земельные участки и хозяйство. Собственное хозяйство имели также тиуны, которые устанавливали даже личное господство над другими холопами: «... не холоп в холопех, кто у холопа работает» [1, c.69]. Такие холопы-тиуны могли иметь земельные участки до поступления в холопы или получить их от господина при поступлении в тиуны [47, c.69-80. В таких хозяйствах тиунов до их похолопления могли быть заняты холопы. Холоп мог накопить «имение», которое, впрочем, как и личность самого холопа, в конечном счете принадлежало господину. Как отмечает М.Б. Свердлов, “различные методы установления зависимости, различный состав холопов сопровождались дифференцированным имущественным и производственным положением холопов в вотчинном хозяйстве в XII—XIII вв. Причем, вероятно, в холопстве условным было не лишение средств производства, а установление полной личной зависимости, т.е. лишение экономической и социальной свободы. Личная зависимость была средством мобилизации рабочей силы в вотчинном хозяйстве. Лишение свободы, установление полной личной и имущественной зависимости от господина, вело к юридической бесправности холопов” [37, c.164].

Холоп и роба в ПП являются не субъектами, а объектами права. Они не обладают правоспособностью. За их убийство платится наименьший штраф в 5 гривен (ст. 16). Уточняя положения об убийстве холопа и робы, ст. 89 ПП определяет, что за них вира (т.е. штраф в пользу князя за убийство свободного человека) не платится. В случае их убийства без вины с убийцы взимается «урок» (5 гривен, как за убийство «по вине»?) и «продажа» князю в 12 гривен. Таким образом, интересы владельцев стали охраняться лучше. Законодатели не сочли нужным зафиксировать убийство холопа господином, полагая, видимо, достаточным его решение по обычному праву. Такое отношение к холопам определялось их положением в обществе - они были лично зависимыми. Поэтому они не наказывались продажей-штрафом, взимаемым со свободных (ст. 46 ПП). Холоп не мог быть свидетелем (ст. 66 и 85 ПП), хотя в необходимых случаях использовался в качестве свидетеля холоп - боярский тиун (ст. 66 ПП), но учитывались показания холопов (ст. 85 ПП), а также беглой челяди (ст. 38 ПП). Это свидетельствует не о полном, а об относительном исключении холопов из дачи свидетельских показаний. Господин платил за правонарушения холопа (ст. 63 ПП) и нес за него финансовую ответственность, когда холоп совершал денежные и торговые операции, с другой стороны, приобретенное холопом могло стать собственностью господина (ст. 116-119 ПП). Но это не означало, что холоп был абсолютно неправоспособен. Указанные элементы юридических прав являлись отражением их растущей дееспособности и увеличения источников холопства.

Однако холопство  было не только инструментом внеэкономического  принуждения. Уже на самой ранней стадии холопство как социальный институт взамен свободы давало, насколько было возможно в феодальном обществе, гарантии жизни, защищенной от насилия других «силных». Как писал Даниил Заточник в «Слове» (XII в.), «зане князь щедръ отецъ есть слугамъ многим: мнозии бо оставлять отца и матерь, к нему прибегают» [1, c.19]. На то, что под «слугами» подразумеваются прежде всего холопы, указывает утрата на «службе» свободы. Об этом свидетельствует дальнейший текст: «Доброму бо господину, служа, дослужится слободы, а злу господину служа, дослужится большей работы» [1, c.19-20].

“Поступление в холопство, - пишет М.Б. Свердлов, - при наличии альтернативного решения свидетельствует о существовании для таких лиц положительных экономических и социальных последствий, которые были более существенны, чем сохранение личной свободы и статуса юридически полноправного человека. Власть феодала защищала холопов от наказания за преступления в тех случаях, когда господин поддерживал холопов. В свою очередь холопы были одной из основ хозяйственной и, говоря шире, экономической и военной мощи крупного феодала” [37, c.165]. Далек от образа холопа-раба, «говорящего орудия», тип холопа, изображенного в «Молении» Даниила Заточника (XIII в.), - опасного для свободных слуги князя или боярина в «дорогих портах», «паче меры горделивого» и «буявого» [1, c.60-61]. Холопы в XII в. посягали даже на княжескую собственность: они крали княжеских коней и ставили на них тамгу своего господина. Со временем холопы, защищенные властью феодала, стали орудием не только княжеского, но и боярского самоуправства.

Находиться  в холопах, по известиям XII—XIII вв., не означало быть в этом состоянии без  перспектив вернуться на свободу. Как  следует из Даниила Заточника, за хорошую «службу» холопов отпускали на свободу. Сам холоп мог выкупить себя у господина, став, по классификации церковного устава князя Всеволода Мстиславича, изгоем. Господин мог отпустить холопа на свободу по завещанию, и тогда тот назывался «задушный человек» [28, c.68-69], [46, c.256]. Наконец, холоп мог получить свободу по суду. На такую возможность указывает ст. 109 ПП, определяющая судебную пошлину в 9 кун от процессов по «свободе». Т.е. вольноотпущенничество оформлялось через судебный процесс, а постановления суда играли роль появившихся позднее отпускных грамот.

Отношения между  холопами и их господами не были идиллическими. Они определялись господством и угнетением со стороны феодалов, полным бесправием холопов перед властью господина и почти полным отсутствием княжеской правовой защиты. Судьба холопа зависела от того, по словам Даниила Заточника, каким будет господин — «добрым» или «злым». Поэтому среди первых же упоминаний о холопах в источниках содержатся сведения об их выступлениях против господ. Холопы отвечали на угнетение и бесправное положение бегством, и феодалам пришлось разработать обстоятельные законоположения, связанные с поимкой беглых (ст. 112-115, 120 ПП). Вся последующая история холопства сопровождается этими формами социального протеста - бегством и убийством господ [10, c.68-72].

Название  конкретной общественной категории  холопства уже в XI-XIII вв. стало общим обозначением зависимого, бесправного состояния [23, I, c.68], [21, c.62, 265] и начало употребляться в этом смысле наряду со словом «рабство», которое встречалось не в древнерусской юридической и социальной практике, а в литературе. Упоминаемые же в XI в. холопы были социальной группой лично зависимых людей, более узкой, чем челядь. Для XI в. и предшествующего времени, по словам В. В. Мавродина, «всякий холоп - челядин, но не всякий челядин - холоп» [19, c.157]. С расширением круга холопов с разным объемом право- и дееспособности, умножением источников холопства содержание термина «холоп» стало более емким, приблизившись по значению к термину «челядин».

Итак, напрашивается вывод: основным источником холопства был не плен, а личная зависимость соплеменников, устанавливаемая в результате социально-экономических процессов. Формы эксплуатации труда холопов в господском хозяйстве были самые различные, причем холопы могли находиться на службе, не иметь средств материального производства и владеть личным хозяйством. Источниками холопства являлись: самопродажа, женитьба на рабе "без ряду", вступление "без ряду" в должность тиуна или ключника. В холопа автоматически превращался сбежавший или провинившийся закуп. За долги в рабство могли продать обанкротившегося должника. Широкое распространение получило долговое холопство, которое прекращалось после уплаты долга. Холопы обычно использовались в качестве домашних слуг. В некоторых вотчинах были и так называемые пашенные холопы, посаженные на землю и обладавшие собственным хозяйством. Рекрутированных из разных социальных групп и занимающих в значительной мере различное социально-экономическое положение холопов объединяет один юридический признак - почти полное отсутствие правоспособности, определяемое личной зависимостью. Такое социально-экономическое положение позволяет определить холопство как сословие юридически бесправных людей, занимающих различное место в материальном производстве и обслуживании господского хозяйства. «Широта охвата холопством различных социальных групп, - пишет М.Б. Свердлов, - позволяет установить социальное значение личной зависимости в феодальном обществе - это средство рекрутирования слуг и рабочей силы в господское хозяйство вне связи с государственными источниками доходов и рабочей силы. Личная зависимость и определяемые ею социально-экономические и правовые последствия были формой прикрепления зависимого человека к господину в условиях отсутствия государственной системы прикрепления к земле или тяглу, и поэтому холопство может быть названо личной крепостью» [37, c.167].

Вопрос об определении фактического и юридического положения холопов  в Древнерусском государстве перерастает в проблему существования на Руси рабства. Если принять понимание холопов как сословия феодально зависимого населения, то определение холопства как рабства в древнерусском феодальном обществе снимается. Выявление социальной природы холопства позволяет установить его сходство и различие с патриархальным рабством и рабством рабовладельческого способа производства в процессе генезиса классовых обществ. Патриархальному рабству родоплеменного общества свойственны только внешние источники, мягкие формы эксплуатации посредством службы и оброка при наделении домом и землей. Жизнь раба находилась во власти господина, но освобождение совершалось, вероятно, легко. При рабовладельческом способе производства рабы становились вещью, орудием производства. Они использовались в ремесле, сельском хозяйстве и быту в качестве слуг не только богатыми, но и среднего достатка гражданами, а также неполноправными (метеками). Были и государственные рабы, эксплуатация которых освобождала все свободное население от значительной части общественно необходимого труда. Поэтому в рабовладельческом обществе правомерно было восприятие рабов как «избавляющих от трудов» [8, c.118]. В процессе материального производства классу рабов противостояла община свободных граждан государства-полиса, непосредственных или опосредованных (социально-политической системой, государственным и храмовым рабовладением) рабовладельцев, из чего с необходимостью следовало сложение института вольноотпущенничества.

При имманентном  генезисе феодализма в Древней Руси патриархальное рабство развилось в класс-сословие феодально зависимых холопов; основным источником холопства являлось похолопление соплеменников. Источником квазирабского правового статуса холопов стала необходимость внеэкономического принуждения лично зависимых. Однако место холопов в системе феодальных производственных отношений было совершенно иным, чем в родоплеменных и рабовладельческих обществах, причем нет никаких следов «посажения» холопов на землю. Поэтому определение холопов как рабов, предполагающее рабовладельческие производственные отношения, привносит в систему производственных отношений в Древней Руси те формы, которые не существовали.

4.2. Прощенники

Существовало еще несколько  терминов, обозначавших различные категории  неполноправного населения: «изгой» — человек, порвавший связь с общиной; «пущенник», «прощенник» — отпущенные на волю рабы, и т. д.

Прощенники - категория людей, защита прав которых  не предусматривалась Русской Правдой. Корневая основа слова указывает  на его происхождение от глагола «прощати». В уставе смоленского князя Ростислава Мстиславича они названы в связи с передачей их с повинностями и судебным иммунитетом церковным вотчинникам: «А се даю святей Богородици и епископу: прощеники с медом, и с кунами, и с вирою, и с продажами...» [7, c.141]. Взимание с прощенников продаж в княжеском суде свидетельствует о том, что они были свободными людьми. Передача прощенников «с кунами» означает, что прощенники платили дань - денежный налог смоленскому князю. Таким образом, по основным правам и обязанностям они приравнены к свободному населению. Специальное указание на взимание меда как на повинность прощенников свидетельствует о том, что они жили в селе и имели специализированное хозяйство. О связи прощенников с селом может свидетельствовать отражение этого термина в сельской топонимике [21, c.100]. В.О. Ключевский полагал, что прощенники платили медовый и денежный оброки за пользование бортными лесами и полевыми участками на княжеской земле [15, c.368].

Прощенники  упоминаются также среди церковных  людей в Уставе Владимира, сложение архетипа которого относится к первой или второй половине XII в. [52, c.115-135].

Как полагал  В.О. Ключевский, прощенниками становились прощенные, отпущенные на волю без выкупа холопы, «доставшиеся князю» за преступления, долги или приобретенные каким-либо другим способом, наделенные земельными участками (до или после освобождения), которые получали иногда личную свободу с обязательством оставаться на пашне в положении прикрепленных к земле людей [15, c.367-368]. Б.Д. Греков подчеркивал различные причины выхода прощенников из своего состояния: это могли быть бывшие холопы и свободные люди, попавшие в зависимость от церковных и светских феодалов. По положению они близки к изгоям и являются крепостными, а не рабами [6, c.256-257]. С.В. Юшков предполагал, что прощенниками становились люди, превращенные в холопов за долги, но получившие впоследствии прощение, свободу [54, c.119], [53, c.307]. Л.В. Черепнин в качестве основной причины прощенничества указывал на преступление и последующую крепостную зависимость от церкви [46, c.256]. Я.Н. Щапов относит прощенников как многочисленной группы людей, которые тем или иным способом получили «прощение», «чудесное исцеление» и в результате этого оказались под эгидой церкви. Свое толкование «прощенничества» он подтверждает теми аргументами, что в ряде источников слова «проща», «прощение» выражают «выздоровление», «исцеление». Это означает, что церковь, организуя больницы, подчиняла себе исцелившихся. Свидетельство Устава Ростислава Мстиславича указывает, по его мнению, на то, что «Ростислав передал епископии крестьян и ремесленников не своей вотчины, а тех, которые вне зависимости от места проживания были объединены связью с церковью, но зависимость их от смоленской кафедральной церкви не была еще узаконена» [52, c.88-92].

К сожалению, примеры с употреблением слова  «прощение» во вторичном, более позднем  значении «исцеление»² приведены из источников XV—XVI вв. B Изборнике же 1076 г. слово «прощение» использовалось только в основном значении [11, c.202, 432, 543, 590, 601-602].

Упоминаемые среди «церковных людей» «пущенники»  и «задушные люди» указывают на то, что в Древней Руси существовал отпуск на волю при жизни и по завещанию господина. По формам последующей зависимости они могли быть близки к «прощенникам», что сказалось во взаимозамене терминов в различных редакциях церковного Устава Ярослава. Для «задушных людей», «отпущенных по завещанию, в западноевропейской средневековой терминологии есть аналогичное слово proanimati [54, c.118-119], [53, c.307]. Однако ничего не говорится о последующей эксплуатации «отпущенных» людей, а в юридических и нарративных источниках сведений об этих людях, включенных в широкие понятия свободных или челяди, не содержится.