Присоединение Прибалтики к СССР 1939-1940 гг

Мировой экономический кризис и переход СССР к ускоренной индустриализации принуждали советское руководство к жесткой экономии валютных ресурсов, а балтийских производителей – к погоне за резко сократившимися советскими заказами. Поэтому хотя экономическое сотрудничество СССР с государствами Балтии было сведено к минимуму, размещение в них советских заказов превращалось в эффективный политический инструмент. В ходе переговоров 1931-1932 гг. советская сторона обусловила пролонгацию торгового договора с Латвией выполнением ряд политических условий. Добившись своего, Москва, однако, отказалась от подписания обещанного договора и увеличения объемов транзита. Одновременно советские хозяйственные ведомства предприняли дополнительные усилия по переключению экспортно-импортных потоков на порты СССР.

К началу 30-х гг. советская политика в восточной Балтии зашла в тупик, о чем свидетельствуют фаталистические тона, в которых руководство 1-го Западного отдела НКИД живописало сложившееся положение. В докладе о Балтийском союзе, в частности, констатировалось, что балтийскими странами владеет «одержимость страхом перед социальной опасностью, …перед насильственной советизацией, попытка которой со стороны СССР им кажется неотвратимой». Блок прибалтов и поляков представал как нечто предопределенное законами истории: «Чем ближе приближаются сроки антисоветской войны, тем больше стремятся лимитрофные государства сплачиваться вокруг Польши» . В этой обстановке СССР, казалось, не оставалось ничего иного, как ожидать наступления катаклизма. [Кен, Рупасов, 2002, с. 236].

В то же время высшее советское руководство было не прочь извлечь внутриполитические дивиденды из скверных отношений с Балтией. Подыскивая аргументы в пользу полуторного увеличения армии военного времени, Сталин в сентябре 1930 г. выдвинул тезис о необходимости развернуть «не менее 150-160 пехотных дивизий», чтобы обеспечить «оборону Ленинграда и Правобережной Украины». Пока Латвия, Эстония, Финляндия и Польша не создадут блок, пояснял Сталин Молотову, «они воевать с СССР не станут, – стало быть, как только обеспечат блок – начнут воевать. Эти оценки на все лады повторялись советской пропагандой. [Там же. с. 236 -237].

Как ни парадоксально, выходу из тупиковой ситуации в отношениях с балтийскими государствами, СССР оказался обязан Польше, которая в августе 1931 г. фактически предложила возобновить польско-советские переговоры о заключении пакта о ненападении. Настояния Сталина, потребовавшего от НКИД и членов Политбюро преодолеть «общемещанское поветрие «антиполонизма»» и руководствоваться «коренными интересами революции социалистического строительства», и нажим Франции, отказавшейся продолжать переговоры с Советами в случае игнорирования польской инициативы, заставили советскую дипломатию пересмотреть основы отношения СССР к западным соседним государствам. Результаты не заставили себя ждать: выполняя условие Варшавы одновременно с возобновлением советско-польских переговоров Москва выступила с аналогичным предложением по адресу Риги, Таллинна (а также Хельсинки и Бухареста) [Кен, Рупасов, 2002, с. 237].

Подписание в феврале и мае 1932 г. с Латвией и Эстонией договоров о ненападении, а затем и конвенций о согласительной процедуре в значительной мере удовлетворило желания их правящих элит получить со стороны СССР те правовые гарантии ненападения, которые он ранее предоставил третьим государствам (например, Литве). В Риге и Таллинне заключение этих договоров было воспринято как, по меньшей мере, временный отказ от усилий изолировать государства Балтии, которые могли стать прелюдией к их советизации. Вместе с тем, договоры, заключенные СССР с Латвией и Эстонией, объективно ослабляли заинтересованность этих стран в военно-политическом сотрудничестве с Польшей. Это, в свою очередь, побуждало советскую дипломатию к постановке новых тактических задач. 

1.3.Формирование новой советской политики в Прибалтике 1933 -1939гг.

Формирование новой советской политики в Прибалтике определялось в первую очередь общеевропейскими процессами – ускорявшейся коррозией Версальского территориально-политического устройства. Растущие притязания Германии на новую роль в Европе, а также стремление Англии и Франции перевести их в русло мирной и контролируемой ревизии Версальской системы представляли непосредственную угрозу для всех государств Восточной Европы. В апреле 1933 г. Латвия, обеспокоенная утверждением в Германии национал-социалистского режима, предложила созвать конференцию балтийских государств с участием СССР. Несколькими неделями позже Литва выдвинула идею подписания всеми государствами Балтийского региона протокола об определении понятия нападающей.

Советская дипломатия, воспользовавшись этими инициативами сделала первый решительный шаг к участию в общеевропейской системе безопасности. В начале июля в Лондоне была подписана серия конвенций об определении агрессии, участниками которых стали и балтийские государства. Литва, недовольная участием в Лондонских конвенциях Польши, несколькими днями позже заключила с СССР отдельное соглашение.

Советско-балтийское сближение весной-летом 1933 г. развивалось в обстановке глубокого зондажа Москвой возможностей антигерманского сотрудничества с Польшей. В июле 1933 г. состоялся беспрецедентный визит в Польшу личного уполномоченного Сталина – шефа Бюро международной информации ЦК ВКП(б) К. Радека. В ходе его переговоров с представителями Пилсудского обе стороны заявили о намерении отказаться от соперничества и согласовывать свои действия в балтийском регионе. В качестве платы за возможные уступки в других вопросах Радек предложил полякам «взять Литву», обещая, что СССР отнесется к такому шагу с полным пониманием. Предложение сделки граничило с провокацией, и польское руководство настороженно отнеслось к предложениям Кремля, которыми по существу намечался раздел Прибалтики на сферы польского и советского влияния.

Одним из мотивов советских предложений Польше в отношении Прибалтики являлось предотвращение нормализации польско-германских отношений. С осени 1933 г. отношения Польши и Германии вступили в более конструктивную фазу, между ними началось обсуждение соглашения о ненападении. Это не осталось незамеченным в Москве, которой одновременно пришлось констатировать усиление немецкого влияния в Латвии и Эстонии. Перспектива польско-германского сближения вызывала опасения государств Балтии и побуждала их к параллельной нормализации отношений с новой Германией. Страх перед нею начинал соперничать с традиционными опасениями перед советской экспансией. 

В НКИД изыскивали неординарные подходы, поскольку, как писал Стомоняков, «в настоящее время ни в чем нельзя быть уверенным и теперь, больше, чем когда бы то ни было, предубежденность в отношении тех или иных политических концепций может только повредить правильной оценке ситуации и принятию правильных решений». В этой обстановке нарком Литвинов выступил с инициативой, направленной как на привлечение Польши к сотрудничеству с СССР, так и на обретение Москвой новой роли в балтийском регионе. В середине декабря советская сторона передала Польше предложение о совместной декларации о заинтересованности обеих стран в сохранении независимости Латвии, Литвы и Эстонии. По замыслу Литвинова, балтийские государства следовало оставить в неизвестности вплоть до согласования советско-польской декларации. Поэтому польская дипломатия не без оснований расценила предложение СССР как направленное на установление совместного протектората над странами Балтии и, вопреки настояниям Литвинова, запросила мнение самих балтийских государств. Следствием явилась утечка информация  и неизбежная компрометация советской инициативы.

Одновременно, в конце декабря 1933 г., Кремль санкционировал советско-французские переговоры о заключении в рамках Лиги Наций «регионального» соглашения с участием Бельгии, Чехословакии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии о взаимной защите от германской агрессии. Советская позиция в отношении Латвии, Литвы и Эстонии была разъяснена в докладе М.Литвинова на сессии ЦИК СССР 29 декабря 1933 г.: «Мы следим не только за явлениями, представляющими для этих стран внешнюю опасность, но и за развитием внутренних политических процессов, которые могут способствовать потере или ослаблению независимости». Столь откровенного заявления об особых интересах и вытекающих из них «правах и обязанностях» советская сторона никогда прежде себе не позволяла. Выступление наркома вызвало в Риге и Таллинне смятение, и глава МИД Латвии В.Салнайс, возвращавшийся на родину через Ленинград, отверг предложение посетить Москву [Кен, Рупасов, 2002, с. 239].

Вслед за этим 17 января 1934 г. Политбюро приняло развернутое постановление «О Прибалтике», предусматривавшее осуществление серии политических, экономических и «общественно-культурных» мероприятий в отношении каждой из балтийских стран. Основную ставку советское руководство делало на использование международно-политических факторов, проявляя чрезвычайную умеренность в ассигновании средств на заказы в балтийских странах. О сотрудничестве с Польшей постановление не упоминало; независимо от исхода польско-советских консультаций Москва была исполнена решимости использовать новые возможности утвердиться на Балтике. 

Польско-германское соглашение о неприменении силы в двусторонних отношениях (26 января 1934 г.) окончательно похоронило идею совместной советско-польской декларации. Вместе с тем оно вызвало острое беспокойство Литвы и Латвии, опасавшихся остаться один на один с новой Германией (к ее претензиям на Мемель (Клайпеду) прибавились притязания на Либаву (Лиепаю)). Ответом Москвы на изменившуюся ситуацию явилась серия успешных политико-пропагандистских акций весны 1934 г. Во-первых, советская дипломатия предложила Германии выступить с совместным заявлением об уважении суверенитета и невмешательстве во внутренние дела балтийских государств (отказ Берлина лишь подчеркнул роль СССР как единственного защитника независимости Балтии). Этот вопрос стал темой и советско-французских переговоров в апреле-мае 1934 г. о региональном соглашении («Восточном Локарно»), на которых Литвинов добивался от Парижа предоставления балтийским государствам гарантий на случай нападения на них Германии. В июне правительство Франции окончательно отклонило возможность расширить французские обязательства на страны Балтии. Таким образом, действия Москвы должны были внушать политикам и общественности этих стран понимание того, что в силу позиции Варшавы, Берлина и Парижа надежды на сохранение независимости должны связываться главным образом с советским покровительством.

Во-вторых, по инициативе СССР срок действия его двусторонних пактов о ненападении с Литвой, Латвией и Эстонией был продлен на десять лет (до 1945 г.) . Соответствующие протоколы были подписаны в начале апреля, прежде чем аналогичный советско-польский акт. Готовность, с которой государства Балтии откликнулись на советское предложение давала Москве уверенность, что «при перекличке государств, заинтересованных в сохранении и укреплении мира», они «всегда также будут отвечать «Есть» … в унисон с Советским правительством». Эпоха польского преобладания в Балтии фактически завершилась, но время для активного германского проникновения в регион еще не наступило. [Кен, Рупасов, 2002, с. 240].

Но уже в 1938-1939 гг.  возможность агрессии Германии В Прибалтике считалась вполне реальной. Об этом докладывали, в частности, и советские дипломаты, и разведслужбы. Особое беспокойство вызвали в Москве визиты в Эстонию летом 1939 г. начальника генштаба германских сухопутных сил генерала Ф. Гальдера и начальника «абвера» адмирала Ф.В. Канариса. Если обратиться к английским оценкам , то еще во время визита британской военной миссии в Польшу (май 1939) она пришла к выводу о возможности операций Германии по установлению господства на Балтике. Когда в Лондоне составлялась инструкция для миссии Дракса, то в качестве одного из вариантов возможных советских действий указывалось «отражение германского продвижения через Прибалтику». Такие же соображения высказывались и французским генштабом. В директиве советского правительства К. Ворошилову, возглавлявшему делегацию СССР на переговорах с Англией и Францией, прямо рассматривался вариант вторжения «главного агрессора»[Орлов, 2000, с. 193].

После  захвата  ряда  стран  Западной  Европы Германия  оккупировала  22  марта  1939  года  Клайпедскую область и  порт  Клайпеда  (Мемелъ),  принадлежащие Литве. Возникла опасность  вторжения  войск  вермахта  на  всю  территорию прибалтийских государств,  т.е. их выхода непосредственно к  границам  СССР.  О  том,  что  эта  опасность  была более  чем  реальной,  свидетельствует  директива  Главного командования  вермахта  «О единой  подготовке  вооруженных сил  к  войне»  от  11  апреля 1939  года,  в  приложении  к  которой говорится: «Позиция лимитфорных государств будет определяться исключительно военными потребностями Германии. С развитием событий может возникнуть  необходимость оккупировать лимитфорные государства до границы старой Курляндии  и  включить эти  территории  в  состав империи» [Иринархов, 2004, с. 5].

23 мая 1939 г. Гитлер  на встрече с генералитетом  в своем высказывании назвал  одну из задач вермахта решить  «прибалтийскую проблему».

СССР считался и с опасностью того, что после разгрома Польши Германия, даже не прдпринимая военных операций, усилит влияние В прибалтике и обеспечит там свое господство. Для этого имелись основания. Германия активно разыгрывала 2прибалтийскую карту», поддерживая прогерманские настроения в этих странах и действовавшие там различные организации фашисткого толка [Орлов, 2000, с. 193].

1 сентября 1939 г. Германия  напала на Польшу. Началась вторая  мировая война. После разгрома  основных сил польской армии  германские дивизии устремились  в западные районы Украины  и Белоруссии.

25 сентября 1939 г. Гитлер  отдал приказ: «держать в Восточной  Пруссии на готове силы, достаточные для того, чтобы быстро захватить Литву, даже в случае ее вооруженного сопротивления» одновременно германский Генеральный штаб вступил в переговоры с правительсвом Эстонии о возможности создания на ее территории военно-морских баз [Иринархов, 2004, с. 5].

Противостоять агрессивным планам Гитлера прибалтийские страны не могли. Вариантом для них оствался только пойти на уступки Германии, позволив ей ввести войска на свои территории. Это противоречило интересам СССР. Ввод германских войск на территорию Прибалтики, смешение советско-германской границы на восток заметно ускорили бы развязывание войны с СССР

И.В. Сталин прекрасно понимал, что если он не введет войска Красной Армии на территорию прибалтийских государств, то завтра сюда войдут войска вермахта и советско-германская граница пройдет по рубежу Нарва – Чудское озеро – Псков – река Великая. А это означало,  что бронетанковые силы врага в 2-3  броска могут достичь Ленинграда и Москвы, чего он допустить он не мог [Там же. с. 6]. В связи с этим правительство СССР обратилось к главам прибалтийских государств с предложением заключить договоры о взаимопомощи.