Советская внешняя политика в годы «холодной войны»(1945-1985)

Советская внешняя  политика в годы «холодной войны»(1945-1985)

«Доктрина Брежнева»

и «Пражская весна» 1968 года

(реализация тотальных  принципов

через партийную дипломатию)

Возрастающие кризисные  явления, с которыми сталкивался социалистический блок в 60-е годы, явились результатом конфликта между потребностями перехода от индустриального к постиндустриальному обществу и партийно-бюрократической системой, при которой власти правят через голову общества, игнорируя его стремление участвовать в процессе принятия решений. Последние годы правления А. Новотного в Чехословакии явились подготовительной стадией разрыва с неосталинизмом, когда были заложены необходимые теоретические основы "социализма с человеческим лицом" и сделаны первые шаги к демонтажу старого порядка. Партийные реформисты выиграли на поле идеологии, уже когда в Чехословакии было решено приступить к десталинизации. Но результаты победы становились видны лишь по мере того, как реформы действительно претворялись в жизнь в соответствии с замыслами их зачинателей и устранялись препятствия на их пути, главным из которых была группировка тогдашнего первого секретаря ЦК КПЧ и президента А. Новотного. Толчком к проведению необходимых преобразований послужил и крах третьей пятилетки, убедивший наконец Новотного, что нужно что-то делать с экономикой, и вынудивший его дать согласие на публикацию статей о возможных путях ее реформирования. Обсуждение новых идей относительно того, как реформировать государство и общество, внимание общественности к реабилитации жертв репрессий начала 50-х годов неизбежно выливались в критику ошибок и неудач прошлого, в частности излишнего администрирования культурной жизни, практики управления из одного центра, ассоциировавшейся с режимом Новотного. Лидер КПЧ и партийный аппарат, пестовавший догматизм и жесткую иерархию в принятии решений, были, понятно, напуганы таким общественным поворотом и пытались его затормозить.

С октября 1967 года по январь 1968 года проходил с перерывами пленум ЦК КПЧ, значение которого далеко выходит за рамки простой смены партийного лидера уже потому, что на нем в обстановке свободной дискуссии впервые был поставлен вопрос об отказе от централизованных методов правления, о разделении функций партийных и государственных органов. Падение Новотного было облегчено тем, что брежневское руководство в тот момент не спешило вмешаться во внутрипартийные распри КПЧ. Наконец в ответ на настойчивые призывы Новотного Брежнев в декабре 1967 года тайно прибыл в Прагу, где провел беседы с некоторыми членами высшего руководства. На вопрос рядовых членов ЦК КПЧ, чем мотивирован приезд высокого гостя, Новотный ответил "очень глупой наивно; Брежнев здесь для того, чтобы обменяться впечатлениями о празднествах в Праге и Москве в честь Великой Октябрьской революции"'. Лично Брежнев утратил всякий интерес к поддержке Новотного в противовес другим кандидатам; он не мог простить первому секретарю ЦК КПЧ ясно выраженное в свое время несогласие с методами отстранения Хрущева и ставил ему в вину "попустительство реформам", но тем не менее, руководствуясь соображениями пресловутой стабильности руководства, Брежнев предложил Президиуму отложить пленум и впредь придерживаться единой линии. Так и не усвоив существа разногласий "чехословацких товарищей", Брежнев, как следует из записи состоявшегося у него вскоре телефонного разговора с Я. Кадаром, усмотрел "главную причину этих трудностей в том, что тов. Новотный не знает, что такое коллективное руководство и как общаться с людьми", "слишком много вопросов берет на себя". Зато обвиненный Новотным в национализме первый секретарь ЦК КП Словакии А. Дубчек удостоился от Брежнева аттестации "очень честного человека", а уточнение статуса Словакии было признано им проблемой, требующей неотложного решения.

Вопреки сложившемуся мнению, А. Дубчек ко времени прихода к власти не пользовался репутацией ни вождя антиновотновской фракции, ни прогрессиста. В стан противников Новотного его толкнула защита словацких интересов и лишь во вторую очередь - желание способствовать успеху экономических реформ - два тесно связанных, по его мнению, вопроса. Все в Дубчеке указывало на то, что это осторожный прагматик и реалист без четкой собственной концепции, поначалу видевший свою задачу в консолидации системы и приведении ее в большее соответствие с прошлой демократической традицией страны.

Однако декларированные  в марте — апреле 1968 года пражским руководством намерения - положить конец системе директивного социализма, соединить элементы плановой и рыночной экономики, обеспечить действительное разделение исполнительной и законодательной власти, а также независимость общественно-политических организаций от прямого партийного вмешательства, реабилитировать жертв репрессий коммунистического режима и ужесточить контроль над службами безопасности, осуществить демократизацию партийной и политической жизни в целом _- явно шли вразрез с советскими представлениями о незамутненном социализме. Американский исследователь Р. Конквест выделил три сферы, в которых сторонники Дубчека предпочитали не экспериментировать. Не подвергалась сомнению солидная часть марксистского учения, а ужасы репрессий 50-х годов рассматривались пражскими реформаторами лишь как досадная аберрация. Несмотря на все разговоры о гибкости и большей инициативе в отношениях с европейскими странами, требования более рациональной внешнеторговой политики, признание острой потребности в крупном займе в твердой валюте, Дубчек и его

соратники не находили у  своих предшественников ошибок во внешнеполитической стратегии и продолжали делать акцент на незыблемости союза с СССР, обязательствах в рамках ОВД и СЭВ. Третий блок проблем был связан с неприкосновенностью руководящей роли партии, хотя, выступая на апрельском (1968) пленуме, Дубчек допустил, что авторитет не завоеван коммунистами раз и навсегда, а нуждается в постоянном подтверждении честным, добросовестным трудом, дав тем самым понять, что имеет в виду лишь уточнение направления партийного влияния, но никак не его уменьшение.

Чехословацкие реформы - если удостоить такого титула смесь скороспелых идей - ни в коем случае не означали разрыва с существующей системой, и менее всего сам Дубчек ожидал, что их реализация способна поставить под угрозу расположение Москвы или что им умышленно придадут или позволят придать антисоветскую направленность. Напротив, он основывал свои реформы на фальшивом, но соответствовавшем его представлениям допущении, что КПЧ, действуя как независимый субъект, спасает коммунизм советского образца от самого себя. Пражские реформаторы, очевидно, полагали, что Венгрия в 1956 году подверглась наказанию только из-за бегства из ОВД и намерения возродить социальный порядок, уже пройденный историей, а они же, извлекая необходимые уроки из ошибок, не ставят под вопрос преемственность социалистического выбора и членство в военном блоке.

Движение за реформы, начавшись сверху, имело бы шансы на успех лишь при наличии обратной связи реформаторов с широкой общественностью, разбуженная политическая активность которой привела бы к освобождению от консерваторов всех эшелонов управления и руководства общественных организаций. Выпустив из рук контроль за ходом преобразований, дубчековское руководство не смогло избежать ситуации, при которой создавалось впечатление, что страна сползает к повторению венгерского опыта 1956 года. Опасность этой ситуации заключалась в том, что под угрозой оказывались отношения с союзниками. Несмотря на частые ссылки коммунистов-традиционалистов в ЧССР на преемственность их политики, у них и у ортодоксальных коммунистов за рубежом возникли опасения, что независимо от первоначальных намерений инициаторов "пражской весны" намечается крутой поворот, в результате которого коммунистической системе предстоит во многих аспектах изменить свой облик. Демаркационная линия в КПЧ прошла не столько между сторонниками и противниками реформ, сколько между теми, кто выступал в пользу фундаментальных и всеобъемлющих преобразований, включая трансформацию политической системы, и той коммунистической номенклатурой, которая не желала заходить так далеко, рекомендуя ограничиться частичными изменениями, касающимися прежде всего руководства экономикой, и то в смысле "улучшения" существующей системы.            

Начавшаяся под давлением  общественности с" марта 1968 года настоящая эпидемия отставок, прежде всего Новотного, оставшегося президентом республики, а также ключевых министров, распространилась затем на все звенья государственного аппарата, соглашательское руководство всевозможных общественных Организаций. Дух перемен охватил затем средние и низшие эшелоны партии: на прошедших районных и областных конференциях рядовые коммунисты проявили невиданную до сих пор активность, стоившую партийных постов многим представителям "старой гвардии". Дубчек в ходе своего первого в новом качестве январского визита в Москву обещал Брежневу не производить радикальных персональных изменений, и не удивительно, что многолетние соратники Новотного чувствовали себя в безопасности на своих министерских и партийных постах. Более того, было нарушено неформальное соглашение между Дубчеком и Брежневым, согласно которому Новотный, оставаясь до поры до времени на президентском посту, должен был провести чистку излишне радикальных элементов в ЦК КПЧ, громко заявивших о себе на пленуме октября 1967 года - января 1968 года. Появление группы критиков, которая "кроме подчеркивания правильных, демократических методов требует изменения принципов" и "открыто или скрыто преследует антисоциалистические и антисоветские цели", дало повод Кремлю, соответствующим образом информированному советским посольством в Праге, выражать свое беспокойство уже на самых ранних стадиях реформаторского движения. Советские вожди приветствовали бы перемены в Праге, если бы они сводились к удалению некоторых высших функционеров по решению Президиума ЦК, но никак не под нажимом общественности, и если бы он» не затрагивали монополии компартии на принятие решений во всех сферах, и особенно в кадровой, равно как и некоторые устоявшиеся идеологические доктрины, а также не способствовали бы оживлению полицентрических тенденций в советском блоке.

Необходимо подчеркнуть, что обостренное восприятие разворачивавшихся в 1968 году в Чехословакии процессов обусловливалось характером политического мышления советского руководства в тот период. Поиски выходов, каких-то развязок со сложившимся и явно ущербным административно-командным социализмом, предпринятые деятелями "пражской весны", оказались слишком преждевременными для социалистического лагеря в силу того, что ни у глав "братских" партий, ни в сознании значительной части общества (может быть, за исключением Польши и Венгрии) не созрело понимание сущности происходящего. Ошибочная интерпретация событий, их излишняя драматизация во многом определялись искаженной информацией, поставляемой советским посольством в Праге, кругом информаторов, на которых оно предпочитало опираться. В.В. Загладин, работавший в то время в международном отделе ЦК КПСС, считал, что советское посольство "давало ту картину событий, какую от него ждали. События в Чехословакии были внутренним вызовом как для работников посольства, так и для сидевших в Москве".

Казалось бы, разветвленные контакты посольства давали ему широкую палитру взглядов, однако оно поспешило установить отношения прежде всего с нарождающейся антиреформаторской коалицией и, даже не попытавшись разобраться в характере новых политических сил, стало зачислять всех подряд в разряд врагов социализма. Самые устрашающие прогнозы местных информаторов посольства о том, что "события развиваются в направлении реставрации капиталистических отношений", что "КПЧ утрачивает контроль за событиями" и т.п., были встречены советской стороной с полным пониманием, поскольку отвечали ее собственным представлениям о классовой борьбе и в известной мере служили обоснованием ее последующей реакции. Однако не следует излишне драматизировать роль посольства, поскольку оно обеспечивало далеко не единственный канал получения информации и, кроме того, неизмеримо большее значение для советских лидеров имели их личные встречи с чехословацкими руководителями, сведения и живые впечатления, почерпнутые при этом общении.

Самые мрачные оценки и прогнозы посла, доведенные до сведения советских правителей, пали на благодатную почву. Причины этого станут понятны, если вспомнить состояние общества после отказа от хрущевских начинаний: обстановка была во многом сопоставима с чехословацкой накануне снятия Новотного; несмотря на экстенсивный рост экономики, общественное развитие утрачивало всякую динамику; крайний политический консерватизм сочетался с усиливавшимся идеологическим зажимом и репрессивной практикой в отношения нарождающегося диссидентского и национального движений.

Если в аппарате ЦК КПСС, особенно в его международном  отделе, и имелась определенная группа сотрудников, более восприимчивых к новым идеям, понимавших, что необходимо многое менять в политической системе и механизме управления страной, то она хотя и участвовала в составлении речей Брежнева, но не обладала положением, которое позволяло бы влиять на определение политического курса, а в руководстве ЦК и секторе Чехословакии преобладали настроения иного рода. Тогдашний консультант ЦК по Чехословакии В.А. Александров в беседе с автором выделил два разных подхода, практиковавшихся в аппарате; ЦЮ применительно к чехословацким проблемам: 1) нацеленность" на самые жесткие меры, с тем чтобы положить конец проявлениям "ревизионизма" в сопредельной стране; 2) стремление избежать прямого военного вмешательства, поскольку события в ЧССР, несмотря на все негативные проявления, несут вместе с тем некий очистительный заряд. Столкновение обоих подходов происходило в завуалированной форме: многое высказывалось намеками, так как участвовавшие в обсуждении сознавали, чем рискуют.   

Основными докладчиками на Политбюро  и Секретариате по чехословацким проблемам были секретарь ЦК К.Ф. Катушев и заведующий отделом по связям с правящими компартиями К.В. Русаков. Пройдя школу сталинских министров и лучше других зная взгляды Брежнева, Русаков тянул к старому. В его восприятии вся новая команда Дубчека - О. Шик, Зд. Млынарж, Ф. Кригель и др. была настроена на контрреволюционный переворот и возврат к

капитализму. Русаков и ему подобные серьезно полагали, что, какими бы словами пражские реформаторы ни прикрывали свои намерения, дело идет к отрыву страны от Варшавского пакта и возможной смене общественного строя. Что касается К.Ф. Катушева, то он на работавших с ним производил впечатление более свежего человека, над ним не довлел столь заметно, как над другими работниками центрального аппарата, груз прежних подходов к внешнеполитическим проблемам. По мнению бывшего консультанта ЦК КПСС Ф.Ф. Петренко, Катушев мог бы продемонстрировать новый подход к решению проблем, возникавших в отношениях с социалистическими странами, но ему не хватало политического веса.

В подразделениях ЦК, занимавшихся связями с западными компартиями, существовало иное понимание ситуации. В частности, В.В.Загладин указывал, что сотрудники отдела представили ряд записок, "предупреждавших о негативных последствиях военного вмешательства", особенно учитывая вероятную отрицательную реакцию со стороны крупнейших компартий Запада. Б.Н. Пономарев, возглавлявший отдел, хода этим запискам не давал, однако из-за них никто не пострадал.