Влияние религиозного фактора на терроризм (историко-политологический аспект)

Основное отличие  и оперативное преимущество этой организации – идейная преданность  ее сторонников, весьма высокая степень  децентрализации, фактически горизонтальная, «плоская» оргструктура, трудно уловимая для спецслужб.

«По началу, в 1990-е годы, – отмечает обозреватель журнала «Нью-Йоркер» Л. Райт, – большая часть новобранцев «Аль-Каиды» происходила из средних и высших классов, почти все они были из благополучных семей. Многие обучались в высших учебных заведениях, специализируясь в основном в естественных и инженерных науках. Лишь немногие учились в религиозных школах, а некоторые даже получили образование в Европе и США и говорили на 5-6 языках. Никто не выказывал признаков умопомешательства. Многие даже не были слишком религиозны, когда оказались вовлечены в джихад».

Что же оказалось «пускателем» для этих казалось бы светских людей и для «Аль-Каиды» в целом?

В условиях ускорившихся после краха Советского Союза  и социалистического содружества процессов глобализации и резко возросших гегемонистских аппетитов США со всеми их негативными для мирового сообщества последствиями популярность этого движения как дающего «достойный ответ западным неоколонизаторам» в мусульманской среде стремительно нарастает. Исчезновение социалистической альтернативы делает «исламский путь развития», возвращение к постулатам веры как ориентирам в движении в кардинально изменившемся мире все более привлекательным для широких масс.

На этой волне отмеченная Л. Райтом первоначальная «элитарность» «Аль-Каиды» постепенно сходит на нет, ее ряды пополняются разномастным и далеко не всегда преданным высоким духовным идеалам людом. Организация все в большей мере оправдывает свое название – она становится широкой организационно-идейной базой для обширного спектра разноликих групп и отрядов, объединяемых общими целями борьбы с «тлетворным влиянием Запада» и разъединяемых стремлением обеспечить свои узкие, часто меркантильные интересы.

Эта своеобразная размытость организационно-политического  лица «Аль-Каиды» добавляет трудностей в противостоянии ей. «Как вообще иметь дело, – риторически вопрошает Э. Руло, – с разношерстным сбродом, окопавшимся где-то в афганских и пакистанских горах, не имеющим ни единой структуры, ни национальных корней, но призывающим своих сторонников к вылазкам против американской империи и ее местных приспешников? Как найти «подход» к боевым ячейкам, которые рассеяны по всему свету, действуют автономно и движимы различными мотивами в разных странах?» [18, с. 35].

В свою очередь, движения, ставящие перед собой национально-освободительные  и патриотические цели (ХАМАС, Хизбалла, Фатх, групировки в Ираке), следуя политической конъюнктуре, активно берут на вооружение исламские лозунги. Однако они качественно отличаются от «Аль-Каиды» и примыкающих к ней движений тем, что, прибегая к исламской риторике как наиболее доходчивой для угнетенных слоев населения своих стран, они не ставят перед собой глобальных целей, не выдают себя за спасителей всех мусульман. Их задачи остаются по-прежнему вполне определенными – справедливое решение палестинской проблемы, избавление от израильской оккупации, изгнание захватчиков из Ирака. И самое главное – эти партии и движения открыты к политическому диалогу, готовы договариваться о компромиссах и взаимоприемлемых развязках спорных проблем.

В интервью кувейтской газете «Ар-Рай аль-Ам» в начале февраля 2007 г. лидер «Хизбаллы» шейх Х. Насрулла заявил, что он далек от панисламских и панарабских амбиций. «В моей повестке дня,– подчеркнул он, – лишь одна цель – избавиться от угнетения и несправедливости, от которых страдают шииты в Ливане, превратить их в настоящих партнеров в создании и управлении государством и устранении израильской угрозы».

Показательна в этой связи и весьма прохладная и скептическая реакция руководства ХАМАС на распространенный через Интернет в июне 2007 г. призыв «Аль-Каиды» к мусульманам всего мира оказать этому движению всемерную помощь в противостоянии блокаде и угрозе вторжения крестоносцев и «предательских арабских режимов»

«Движение исламского сопротивления ХАМАС,– заявил один из его руководителей И. Хания в июле 2007 г. в интервью итальянскому телеканалу, – не поддерживает связей с «Аль-Каидой». Его философия, взгляды и политика другие. Оно делает акцент на борьбе против израильской оккупации на захваченных палестинских землях и не выходит за их пределы».

Линия Запада в  Ираке, Ливане и в отношении палестинцев, а также ближневосточного урегулирования в целом наглядно показывает, что там решили с исламистами не церемониться, свалив их ничтоже сумняшеся в одну кучу и объявив всех террористами (во многом с подачи Израиля).

Чего стоит, например, причисление Дж. Бушем  всех этих движений в выступлении 7 августа 2006 г. к стану «исламо-фашистов»  [19, с. 15]

Серьезные исследователи  исламизма не только раскрыли теоретическую  несостоятельность этого терминологического изобретения американского президента, но и смогли разглядеть его политическую подоплеку. «Исламский фашизм»,– отмечает в этой связи С. Дюран, – особенно удобен своим эмоциональным зарядом. Он помогает посеять страх. В нем якобы кроется одна из главных опасностей. Продвигая тезис, что Запад сражается с новым фашизмом и новым Гитлером, общественное мнение готовят принять мысль о том, что война может и должна быть «превентивной». Отсюда массированный ответ на «фашистскую угрозу» оказывается оправданным, какими бы ни были его последствия с точки зрения человеческих жизней».

Транснациональная «Аль-Каида» набирает к середине 1990-х годов популярность и мощь на фоне отказа национальных религиозных организаций от силовой оппозиции местным режимам и их все большей интеграции в гражданскую политическую жизнь. Подавляющее большинство этих организаций по всему миру осудили варварские акты 11 сентября 2001 г. и терроризм в целом как в корне противоречащий постулатам ислама. Однако в США и других западных странах, развернувших борьбу с «исламским терроризмом», этого диссонирующего с их новой доктриной краеугольного факта заметить не пожелали.

Такой недифференцированный подход привел к обратным результатам: вместо ослабления «Аль-Каиды» и других экстремистских движений трансисламского характера происходит их усиление, лидеры радикалов зарабатывают на ошибках западников и страданиях мусульманских масс политический капитал.

В феврале 2007 г., к примеру, второе лицо в «Аль-Каиде» А. аз-Завахири с триумфом объявил по весьма популярному в арабском мире телеканалу «Аль-Джазира» о вступлении в эту организацию египетской «Джамаа исламийя», организовавшей в 1981 г. показательную казнь А. Садата на военном параде, но отказавшейся, (как оказалось – на время) от вооруженной борьбы Сам аз-Завахири начинал свою политическую карьеру в рядах этой организации, став впоследствии ее духовным лидером. При этом объявленная США война с терроризмом воспринимается в мусульманском мире во многом в результате активной работы пропагандистов «Аль-Каиды» и иже с ней как «война Запада с исламом» и ему объявляется джихад.

Показателен в  этой связи комментарий руководителя департамента переговоров ООП С. Урейката в период очередной вспышки военных действий в регионе летом 2006 г.: «Я всегда говорю, что насилие не принесет пользы никому, что оно обернется против палестинцев, ливанцев или израильтян. Но как растолковать эту точку зрения людям, которые уже давно потеряли всякую надежду на мир? Слишком поздно. ХАМАС представлен в правительстве. И все, что происходит на юге Ливана, лишь усиливает эту тяжелую тенденцию»

По мнению сотрудника американского университета в Париже М. Башары, «превращение американцами классических антиколониальных движений и светских режимов в цели «всемирной борьбы с терроризмом» наравне с «Аль-Каидой» и другими криминальными сетями – больше, чем ошибка, это – катастрофа»

Драматический тон исследователя можно понять. Ведь игнорирование генезиса и качественного различия между двумя антизападными течениями в мусульманском мире обрекает на провал поиски политических развязок конфликтных узлов, в том числе и ближневосточного во всех его ипостасях, толкает готовые к компромиссам умеренные элементы и целые группировки в лагерь экстремистов.

Игнорирование США и их союзниками разноликого  характера современных исламских  движений и организаций имело  помимо их дальнейшей антивестернизации  еще один отрицательный эффект – рост исламофобии на Западе. Дезориентированное СМИ и целенаправленной официальной пропагандой, не искушенное в тонкостях обстановки западное общественное мнение, как отмечает Э. Руло, «склонно ставить знак равенства между исламом, исламизмом, фундаментализмом, джихадизмом и терроризмом». Деструктивные результаты такого перекоса в восприятии на Западе подъема исламизма мы видели выше.

Еще одна новая  проблема, порожденная подъемом радикального ислама и по большей части проигнорированная  на Западе, – «асимметричные войны», в которых регулярным войскам приходится сражаться с мобильными отрядами партизан-боевиков и террористами-одиночками. Человек-«бомба» практически неуязвим для «профилактики» со стороны антитеррористических подразделений спецслужб, он может появиться в любой момент и в любой точке для приведения в действие своей адской машины. Он весьма экономичен: для его подготовки не нужны специальные базы и вполне достаточно «курса молодого бойца».

Как убедительно  показывает опыт Вьетнама, Афганистана, Чечни, а в последние годы и Ирака, такая «асимметрия» сводит на нет технические, технологические и организационные преимущества регулярных армейских контингентов, выдвигая на первый план боевика, «человека-невидимку», часто босого, но с «калашниковым» в руках или перепоясанного поясом шахида.

Как неоднократно заявлял лидер «Хизбаллы» Х. Насрулла, «мы не стремимся цепляться за ту или иную территорию. Мы не хотим, чтобы все наши бойцы, наша молодежь погибла, обороняя тот или иной пост, холм или деревню». Тактика «летучей войны», молниеносных ударов и отходов в безопасное место, заманивания противника в населенные пункты для его последующего уничтожения или изматывания в уличных боях летом 2006 г. в Ливане оказалась весьма эффективной.

Еще одно новшество, с которым познакомились и наши военные в Чечне, – предоставление широкой оперативной самостоятельности полевым командирам, строгое соблюдение режима радиомолчания в эфире. В результате в ходе «ассиметричной» войны в Ливане израильтяне противостояли «террористам» нигде и повсюду, ожидая ударов со всех сторон и по всем направлениям.

Важное значение для эффективности антитеррористических операций имеет и место их проведения. Дома, как известно, и стены помогают, исламисты за исключением представителей мусульманской диаспоры на Западе, действуют на родной или близкой к их странам земле, пользуясь, как правило, сочувствием, если не прямой поддержкой местного населения.

Войска же «демократизаторов» являются чужеземными пришельцами, окруженными неприязнью, а по большей части и открытой враждебностью. Отсюда невысокое моральное состояние и боевой дух «борцов с терроризмом», что особенно четко проявилось в Ираке.

Технологическая революция в средствах массовой информации, фактически информационный взрыв во многом решили проблему связи и координации действий отдельных разрозненных и по большей части глубоко законспирированных групп боевиков. Они, к примеру, с немалой пользой для себя использовали американскую поисковую систему Google для получения спутниковых фотографий большого разрешения отдельных военных объектов на территории Ирака, в том числе и в столице.

Развитие электронной  коммерции и платежей не осталось без внимания исламистов, они взяли  на вооружение методы хакеров, поставив перед собой качественно новую  задачу – парализовать мировую экономику, нанести западному миру удар в самое чувствительное место.

Неслучайно  поэтому, по инициативе России, ООН  стала вплотную заниматься проблемами борьбы с кибертерроризмом, приняв на 61-ой (2006г.) сессии ГА специальную  резолюцию по проблеме обеспечения информационной безопасности.

Широкомасштабный  технологический прогресс в средствах  массовой коммуникации дал идеологам  исламизма мощный инструмент для  рекрутирования и подготовки новых  приверженцев, в том числе через  Интернет, в котором в 2002 г. появилось подробное пособие для будущих шахидов – «Энциклопедия джихада».

По данным российского  исследователя Д.А. Нечитайло, к середине первого десятилетия нашего века насчитывалось уже более 3000 радикальных  исламистских Интернет-сайтов, 70 из которых можно было назвать «виртуальным университетом джихада» [20, с. 21].

Как было установлено  следствием, бомбисты в Мадриде и  Лондоне почерпнули инструкции из Интернета  для самостоятельного изготовления взрывных устройств.

Показательно  в этой связи и включение в программу подготовки камикадзе обязательного выступления смертника перед видеокамерой: таким образом, достигаются сразу две цели – на исполнителя будущего теракта налагается моральное обязательство перед его окружением довести порученное дело до конца, и пополняется запас весьма убедительного и доходчивого пропагандистского материала для привлечения и психологической обработки новых шахидов.

Информационная  и телекоммуникационная революции  открыли перед исламистами невиданные ранее возможности для агитации и пропаганды. Ведь страдания мусульманского населения можно ежедневно видеть в режиме « on line » в прямых репортажах СМИ во всех уголках планеты.

В Ираке, например, создалась парадоксальная ситуация – армия, разгромившая противника, в то же время явно проиграла войну информационную из-за недооценки этого важного аспекта пропагандистской борьбы. Как отмечает в этой связи российский исследователь А.В. Галота, «у американского командования практически отсутствовал какой-либо четкий план действий по заполнению информационного вакуума, который неминуемо должен был образоваться после свержения режима С. Хусейна» [21, с. 45]. Этот вакуум был незамедлительно заполнен «Аль-Каидой» и экстремистскими группировками всех мастей.

Не имея конкретной программы контрпропаганды, американцы пошли по самому легкому, но мало продуктивному пути запретов отдельных органов СМИ, которые лишь повысили их популярность в народе. Согласно исследованию госдепа, проведенному осенью 2003 г., 63% иракцев отдавали предпочтение двум общеарабским каналам «Аль-Джазира» и «Аль-Араби», тогда как американские программы (судя, по вероятно, несколько завышенным данным) смотрели лишь 12% телезрителей. Более того, повстанцы ловко использовали в своей пропаганде информационные запреты оккупационных властей против самих США, обвинив их в «антидемократизме» и «подавлении свободы слова в Ираке».